До оврага, из которого началась эта атака, из немцев не добежал почти никто. Прозвучала команда прекратить огонь. И тишина… Нет, ветер, конечно, воет, проносясь со страшной силой над нашими головами, но к нему мы уже привыкли.

Опускаюсь на дно окопа, в тишину и благодать, достаю из-за отворота шапки последнюю заначенную папиросу. Хлопаю себя по карманам. Ой, блин, а вот спички где-то посеял. Может, выпали, пока спал в хате? Рядом присел осназовец, автоматический карабин меж колен, в зубах белая дымящаяся сигарета.

– Эй, братишка, – окликнул я его, – будь другом, дай прикурить!

– Пожалуйста, дедуля, – сложив ладони лодочкой, он щелкнул зажигалкой. Торопливо прикурив свой «Казбек», я втянул горячий и ароматный дым. Закружилась голова.

– Хорошо мы им дали! – выдохнул я вместе с дымом.

– Угу! Хорошо! – мой сосед зажал папиросу зубами в углу рта. – Мы немного отдохнем и опять давать пойдем! – его пальцы быстро-быстро набивали патронами странный сдвоенный магазин карабина. – Была команда, – прохрипел он, затягиваясь между словами, – быть готовыми к маршу к двадцати двум тридцати, – он постучал себя пальцем по уху. – Наш капитан сообщил только что.

Я был настолько удивлен, что не успел ему ничего ответить. У этого осназа что, рации есть у каждого бойца? И такие маленькие, что их просто не видно. Так вот почему они иногда вроде бы разговаривают сами с собой!

А как это должно быть удобно командиру: не надо надрываться и повышать голос. Как жаль, что таких раций совершенно недостаточно для того, чтобы снабдить ими все части Красной Армии. С этими мыслями я, по примеру своего соседа, сдвинул папиросу в угол рта и начал набивать патронами опустевшие в бою магазины. Ничего, пригодится воды напиться. За этим занятием меня и застал товарищ Топчиев.

– А, Борисов, как дела? – остановился он рядом со мной. – Где остальные?

– Товарищ капитан, атака противника отбита. Тьфу ты! – выплюнул я окурок папиросы. – Те из наших, у кого ППД, остались в резервной группе, во второй линии. Капитан осназа сказал, что пока они держат немца дальше ста метров, стрельба из ППД – это напрасный перевод патронов, еще пригодится чего-нибудь штурмовать. Те, у кого «светки» и «авээски», как и я, в первой траншее…

– Значит, так, лейтенант Борисов, готовьтесь, – капитан Топчиев махнул рукой. – Приказом представителя Ставки генерал-лейтенанта Василевского, наш разведотряд придан для усиления сводной бригаде осназа. Готовность к наступлению в двадцать два тридцать.

– Василевский? Здесь? – я растерянно посмотрел в спину убегающему капитану Топчиеву.

– Да был он здесь, часа два назад! – мой сосед закончил набивать последний магазин, сунул его в один из множества карманов странного жилета и встал. – С ним еще комбриг наш был и другие шишки из штаба. А это значит, что товарищ Сталин уже в курсе вопроса, и все будет тип-топ!

Я тоже поднялся.

– Товарищ Сталин всегда в курсе…

В этот момент откуда-то сзади докатился грохот, лязг, и по дороге, что была метрах в двухстах севернее нас, пошли танки. В слабых отблесках еще полыхающего на немецкой стороне пожара были видны только их уплощенные силуэты с длиннющими пушками чуть ли не корабельного калибра. И тяжкое дрожание земли под ногами тоже подсказывало – идут отнюдь не легкие танкетки. Один раз в жизни мне довелось видеть роту КВ-1 на марше, так вот, судя по массе, шло нечто ничуть не меньшее, а судя по орудиям, даже и значительно большее.

Услышав команду «К машинам!», я сперва пошел быстрым шагом, а потом побежал туда, где стоял командирский танк капитана Рагуленко, с которым мы уже прошли весь путь от высадки в Евпатории до этого самого момента.

Мне уже временами казалось, что так оно все и должно было случиться, что мы воюем вместе не девятнадцать часов, а чуть ли не с самого начала войны. Вот взревел один двигатель, за ним другой… Рота готовилась к маршу.

6 января 1942 года, 06:25.

Первая рота батальона «Балтика»

Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов

До конца жизни не забуду этот головокружительный ночной марш. От наших позиций под Червоным до Симферополя сорок километров. Прошли их мы как на параде, за полтора часа. Ровно в полночь передовые танки мехбригады с бойцами из батальона капитан-лейтенанта Бузинова на броне уже вошли в город. Что самое интересное, немцы нас совершенно не ждали. Говорят, что бойцы на двух передних танках были одеты в немецкую форму, что позволило без шума, не поднимая тревоги, уничтожить пост фельджандармерии на въезде в город.

Разведка бригады, можно сказать, осназ в квадрате. Благодаря им различные тыловые учреждения гитлеровцев были застигнуты врасплох. И не только они. Войдя в город, рота, к которой была прикомандирована наша группа, повернула на юг и, не пересекая железной дороги, двинулась вдоль путей в направлении Севастополя. У нас был приказ – закрепиться на правом берегу реки Альма, с удержанием на левом берегу плацдарма вокруг железнодорожного моста.

Но на подъезде к станции Чистенькая – это на окраине Симферополя – навстречу нам вывернул немецкий воинский эшелон. Нам, разведчикам, было известно, что немцы сейчас спешно пытаются залатать две дыры в своем фронте. Первую – под Феодосией, а теперь еще и под Евпаторией. Хотя этот эшелон, скорее всего, вез войска на Керченский полуостров. Для переброски войск под Евпаторию немцы использовали исключительно автотранспорт – слишком уж невелики тут расстояния.

Хотя о чем я? Мы уже в Симферополе, а значит, сбылся кошмар немецких генералов, и их группировка, осаждающая Севастополь, отрезана от основных сил. Теперь бы еще нашим – в Севастополе – прорваться навстречу. И все будет вообще замечательно. Но это я забегаю вперед, а тогда все выглядело совсем не так.

Представьте себе ночь, штормовой ветер, вытянул руку – и не увидел пальцев… И вдруг прямо в лицо яркий свет – это из-за поворота навстречу нам вывернул паровоз и светит своим прожектором. Мгновенная команда спешиться, и мы горохом посыпались с притормозивших боевых машин. Ну да, осназовцы научили нас – как говорить правильно. Это боевые машины пехоты. А танки – настоящие танки – прошли впереди нас. Я думал, что отражение ночной атаки под Червоным было самым страшным эпизодом, который я видел на этой войне. Ага, щаз, как любит говорить капитан Ругуленко, разогнались!

БМП чуть отвернули башни в сторону путей и ударили вдоль состава шквалом огня и металла. В отсветах снарядных разрывов было видно, как во все стороны полетели обломки вагонов. Конечно, будь на нашем месте линейная стрелковая рота РККА, вооруженная сотней «мосинок», десятком ППД и тремя-четырьмя «дегтярями», то немцы, скорее всего, отделались бы легким испугом.

Но здесь был не тот случай. При такой огневой мощи, как у этого механизированного морского осназа, у немцев был только один путь к спасению – выпрыгивать из движущегося на приличной скорости состава на дальнюю от нас сторону насыпи и пытаться скрыться между домами. Я не знаю, скольким из них удалось это сделать, но мне кажется, что они все так и остались в вагонах, не успев даже схватиться за оружие.

Ситуация усугубилась еще и тем, что при обстреле по какой-то причине включилась система экстренного торможения. Проще говоря, кто-то сорвал стоп-кран. Или шальной снаряд перебил воздушную магистраль – бывает! Паровоз, свистя изрешеченным котлом, нехотя остановился, не доезжая буквально нескольких метров до нашей машины. Состав пылал по всей длине от первого до последнего вагона. Гудящее пламя пожирало деревянную обшивку вагонов. Если там и оставались раненые, то им было суждено сгореть.

После того, как на моих глазах в порту Одессы немецкие пикировщики потопили санитарный транспорт с ранеными и эвакуируемыми семьями комсостава, жалости к немцам у меня не осталось. Теперь вот они мертвы и больше никого не убьют, не ограбят и не изнасилуют. Наше созерцание горящего поезда было прервано командами: «Рота на броню!» и «Вперед, марш!»