Сталин и сам превратился в заложника этой системы. После войны, в новых исторических условиях, он не мог сказать людям, что коммунизм, по выражению Рональда Рейгана, «пора списать, как печальную и неестественную главу в истории человечества». Такая правда звучала бы в устах Сталина демоническим святотатством, способным полностью дезинтегрировать сознание народа.

Будучи ответственным человеком, сделать этого Сталин, конечно, не мог.Впрочем, он то и дело как бы невольно проговаривался, постепенно подводя страну к осознанию этой правды, стремясь подвигнуть народ к критическому восприятию действительности. Например, в своих лекциях «Об основах ленинизма» Сталин заявлял:

Маркс и Энгельс подвизались в период предреволюционный, когда не было еще развитого империализма, в период подготовки пролетариата к революции… Ленин же, ученик Маркса и Энгельса, подвизался в период развитого империализма, в период развертывающейся пролетарской революции.

Таким образом, Сталин прямо указывал на привходящий, зависимый от исторических условий характер как марксизма, так и ленинизма, на необходимость поиска новых, созвучных эпохе путей борьбы за социально здоровое общество. Примерно ту же мысль проводил Сталин в знаменитой дискуссии по вопросу языкознания. В статье «Относительно марксизма в языкознании» он, в частности, утверждал:

Со времени смерти Пушкина прошло свыше ста лет. За это время ликвидированы в России феодальный строй, капиталистический строй и возник новый, социалистический базис с его новой надстройкой. Однако если взять, например, русский язык, то он за этот большой промежуток времени не претерпел какой-либо ломки, и современный русский язык по своей структуре мало чем отличается от языка Пушкина. …нельзя считать язык надстройкой над базисом, смешивать язык с надстройкой – значит допускать серьезную ошибку.

Убежден, что Сталин вообще включился в дискуссию о языкознании только для того, чтобы показать подчиненную, функциональную роль общественно-политической системы, в том числе социализма, по отношению к главной постоянной величине – России и ее народу.

Показательна также фраза, брошенная Сталиным после потери Минска летом 1941 года: «Ленин оставил нам в наследство пролетарское государство, а мы его просрали». Эти слова вовсе не являлись признанием со стороны Сталина военного поражения в начавшейся войне, они означали, что исторический шанс создать принципиально новое общество людей на базе марксистско-ленинского учения бесповоротно упущен, а «пролетарскому государству» в России пришел конец.

Новая реальность и положение СССР

Еще перед началом Великой Отечественной войны Сталин принял ряд решений, немыслимых для большевистского периода развития Советского Союза. Из внешнеполитической доктрины СССР были исключены положения первой Советской Конституции, декларировавшие принципы враждебности Советского государства всему остальному миру, всему небольшевистскому миропорядку.

Кардинально изменилось отношение советских властей к религии, прежде всего к Русской православной церкви. Со стороны государства и лично Сталина это являлось очень серьезным шагом, ибо в соответствии с «красной идеологией» поп, как и буржуй, в принципе не мог быть «хорошим» или прогрессивным. По своей классовой сущности любой и всякий поп являлся заклятым врагом трудового народа, аферистом-кровопийцей и приспешником капитала. Реабилитация Церкви означала ни много ни мало готовность Советского государства понимать добро и зло, грех и праведность не по Марксу, а в соответствии с традициями, правилами и догматами, испокон веков принятыми во всем мире – в мире, прошу заметить, эксплуататоров!

В 1943 году Сталин распустил Коминтерн, а «Интернационал» – единственную песню, которую каждый житель Земли мог петь на своем родном языке, заменил новым советским гимном, славившим «наше свободное Отечество». Во время войны Красная Армия из воинства всемирной революции превратилась в армию Советской страны, приобретя все признаки и атрибуты регулярных национальных вооруженных сил, совершенно немыслимых в пролетарском государстве с точки зрения марксизма.

В результате принятия всех этих решений Советский Союз сохранял к концу войны минимум черт, свойственных государству, сформулированному Марксом и Лениным. Сталин надеялся, что, нивелировав отличия СССР от стран Запада, Советское правительство сможет не допустить после Победы обострения отношений с бывшими союзниками.

Однако Сталину не удалось обмануть Запад, и прежде всего практичные Соединенные Штаты Америки, где прекрасно понимали, что перемены в Советском Союзе при всем их пафосе, размахе и кажущейся глубине не коснулись самого главного вопроса, составляющего основу всякого государства, – отношения к собственности. Запорошить Вашингтону глаза шествиями со знаменами было трудно, его интересовал только звон «презренного металла».

Уже в марте 1946 года, выступая в Вестминстерском колледже в американском городе Фултоне, Черчилль призвал «братскую ассоциацию народов, говорящих на английском языке», объединиться, чтобы противостоять «коммунистическим и неофашистским государствам», составляющим угрозу для «христианской цивилизации», а также «под эгидой Объединенных Наций и на основе военной силы англоязычного содружества найти взаимопонимание с Россией». Не требовалось обладать слишком широким умом, чтобы понять смысл сентенции Черчилля о «взаимопонимании на основе военной силы».

Справедливости ради надо сказать, что Советскому Союзу была предоставлена возможность избежать противостояния с «братской ассоциацией народов, говорящих на английском языке». В 1947 году администрация США приняла так называемый «план Маршалла», предполагавший оказание пострадавшим от войны европейским странам экономической помощи за счет инвестиций США. Мало кто сегодня помнит, что помощь в рамках данной программы была предложена и Москве.

Однако на практике реализация «плана Маршалла» представляла собой процесс закрепления и оформления уже сложившейся де-факто экономической гегемонии США в мире.

Вполне понятно, что Америка оказывала европейским странам помощь не для того, чтобы они, оправившись, снова ударились в национализм, перессорились и принялись воевать за колонии, покрывая карту мира сетью концлагерей. Принятие американской помощи означало признание Европой подчиненной роли по отношению к США и экономической зависимости от американской экономики, финансовой системы, рынков, валюты.

Например, Великобритании Соединенные Штаты оказывали помощь с условием открытия британских рынков для американских товаров, введения свободного обмена фунта стерлингов на доллар США, присоединения Лондона к системе ограничения торговли с социалистическими странами (в соответствии с американским законом «О контроле над помощью для целей взаимной обороны»).

В результате выполнения англичанами этих условий Соединенные Штаты Америки за каких-то пару лет буквально вывернули карманы Великобритании – державе с населением в полмиллиарда человек, не знавшей конкурентов в мире на протяжении более чем ста лет.

Впрочем, Великобритания как ключевой союзник Соединенных Штатов еще дешево отделалась. В той же Греции в рамках осуществления «плана Маршалла» руководитель Американской миссии по оказанию помощи Греции (AMAG) Дуайт Грисволд и вовсе фактически получил полномочия главы государства. В обмен на финансовую помощь американцы установили контроль над национальным бюджетом Греции, ее налоговой системой, эмиссией денег, экспортом и импортом, армией и т. д.

Советский Союз, естественно, пойти на такие условия инвесторов не мог. Сталин, хоть он и отошел от революционного марксизма, не намерен был поступаться результатами социальных достижений советского народа и идти в вассалы к Вашингтону. «Раньше буржуазия, – говорил он, с презрением цедя слова на XIX съезде КПСС, – считалась главой нации… теперь не осталось и следа от «национального принципа», теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары».