Покидая РККА, Троцкий старался закрепить свое влияние в армии. С 1922 года в Политическом уставе Красной Армии, параграф 41, стала красоваться его биография, увенчанная совершенно убойной формулой: «Тов. Троцкий – вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики». Троцкий, как вы понимаете, пошел на принятие указанного параграфа только после многотысячных просьб советских граждан и вопреки своей неописуемой пролетарской скромности.
Вероятнее всего, будь Троцкий русским или хотя бы просто не евреем, его приход на смену Ленину во главе государства был бы более чем вероятен. Можно предположить, что в 1924 году иностранные покровители побоялись выдвижения Троцкого на высший государственный пост в Советском Союзе, не рискнув играть с самолюбием русских.
Разумеется, еврейство Троцкого являлось препятствием не столько с точки зрения его анкетных данных, сколько с точки зрения его совершенно недостаточной ассимиляции в России. В то время как грузин Сталин предпринимал титанические усилия для того, чтобы в культурном отношении влиться в русский народ, Троцкий, овладев внешними формами русской культуры, продолжал относиться ко всему русскому с откровенным презрением и непониманием, оставаясь чужаком не по рождению, а по духу.
В первой половине 1920-х годов, очевидно, не расставшись еще с надеждой занять положение вождя, Троцкий написал несколько работ, посвященных вопросам культуры и языкознания, проявив при этом просто удручающий разброс сознания, непонимание России, ее сложнейших, не поддающихся большевистскому наскоку культуры и уклада. Критикуя сталинские порядки в Советском Союзе, Троцкий писал:
Директор московского завода, видный коммунист, хвалится в «Правде» культурным ростом руководимого им предприятия. «Механик звонит: «Как прикажете, сейчас остановить мартен или обождать…» Я отвечаю: «Подожди…» Механик обращается к директору крайне почтительно: «как прикажете», тогда как директор отвечает ему на «ты». И этот непристойный диалог, невозможный ни в одной культурной капиталистической стране, рассказывается самим директором на страницах «Правды», как нечто вполне нормальное. Редактор не возражает, ибо не замечает; читатели не протестуют, ибо привыкли. Не будем удивляться и мы: на торжественных заседаниях в Кремле «вожди» и народные комиссары обращаются на «ты» к подчиненным им директорам заводов, председателям колхозов, мастерам и работницам, специально приглашенным для награждения орденами. Как не вспомнить, что одним из наиболее популярных революционных лозунгов в царской России было требование отмены обращения на «ты» начальников к подчиненным!
Вот из-за чего, оказывается, красные и белые разнесли Россию в пух и перья – начальство на «ты» обращалось!
Не ясно только – действительно Троцкий не понимал, что обращение на «ты» имело в России более доверительный характер, а среди товарищей, единомышленников – вообще единственно приемлемый, или просто злобствовал? А вот Сталин все эти нюансы русского самосознания понял и принял очень быстро, что и помогло ему завоевать сердце народа.
То, что русские предпочли Троцкому – гению, с его собственной точки зрения, серого азиатского мужика – Сталина, доводило Троцкого до крайней степени озлобления по отношению к России и, по-видимому, решило вопрос его перехода к активной подрывной деятельности по отношению к СССР. А чтобы закрыть вопрос о грубости Сталина, приведем мнение на этот счет Павла Анатольевича Судоплатова, вспоминавшего:
…мне пришлось убедиться, что руководители того времени позволяли себе грубость лишь по отношению к руководящему составу, а с простыми людьми члены Политбюро вели себя подчеркнуто вежливо.
С началом восстановления экономики Советского Союза и демобилизацией Красной Армии должность наркома по военным и морским делам утратила прежнее значение. Троцкий мгновенно потерял к ней интерес и в 1925 году занял неприметный на первый взгляд пост председателя Главного концессионного комитета СССР, того самого, который, как мы помним, рассматривался западными державами в качестве отмычки для проникновения в экономику Советского Союза и эксплуатации нашей страны. Показательный карьерный путь, не правда ли!
Разумеется, было бы несправедливым упрощать отношения, существовавшие между Троцким и иностранными, прежде всего американскими, спецслужбами. Справедливость требует сказать, что этот пламенный революционер не мог, конечно, являться простым «наемником американского империализма».Союз Соединенных Штатов Америки и троцкизма был классическим примером единства противоположностей, в котором каждая из сторон рассчитывала переиграть и обхитрить другую, использовав партнера для достижения исключительно своих собственных целей. Подробный анализ идеологии троцкизма выходит за рамки этой книги, однако нет оснований сомневаться, что Троцкий совершенно искренне бредил мировой революцией. В одной из своих поздних работ он, в частности, писал:
Границы СССР – есть только временные траншеи классовой борьбы! Границы всех государств – лишь оковы производительных сил! Задача пролетариата – не охранение статус-кво, не увековечение границ, а наоборот – их революционное упразднение с целью создания Социалистических Соединенных Штатов Европы и всего мира! Но для того, чтобы такая международная политика стала возможна, если не теперь, то в будущем, нужно, чтобы сам Советский Союз освободился от господства консервативной бюрократии с ее религией «социализма в отдельной стране».
Для чего же понадобился этот большевистский бред прагматичным американским капиталистам?
Не секрет, что пока англичане, французы, русские и немцы душились на Марне, в Галиции и под Верденом, травили друг друга газом под Ипром, Америка танцевала фокстроты и набивала подвалы золотом, наживаясь на военных поставках. В годы мировой войны американская экономика совершила качественный рывок вперед. Теперь обратного пути для США быть не могло – их экономика еще в первые годы ХХ века исчерпала все внутренние резервы для развития и, чтобы не взорваться, обязана была расти только экстенсивно, пожирая все новые и новые рынки.Однако по окончании войны сбыт американских товаров резко упал – оказалось, что свободных рынков в мире попросту нет: куда ни повернись, всюду были территории, подвластные Британской империи или Французской колониальной державе. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы британцы или французы «пустили козла в огород», открыв американцам рынки своих колоний. Складывалась ситуация, когда США могли в течение нескольких десятилетий растерять весь накопленный потенциал, а Англия и Франция за счет эксплуатации колоний вернуть былое экономическое могущество. Таким образом, для США буквально вопросом выживания стало разрушение колониальных империй и установление в бывших колониях либерально-демократических режимов с последующим захватом их рынков.
Именно для этих целей американцы первоначально предполагали использовать Троцкого. Конечно, они не верили в реальную возможность организации троцкистами мировой революции, однако троцкистские идеи об абсолютном интернационализме, об отмирании государства действительно способны были раскачать национальную государственность противников США, а имея в «союзниках» троцкистский марионеточный режим в России, Соединенные Штаты Америки на самом деле могли решить проблему установления мирового экономического господства.
Необходимо отметить, что Великобритания, уловив, куда движется корабль американской внешней политики, поспешила пристроиться к нему в кильватер, рассчитывая, действуя в своем привычном стиле, проломить американской головой русскую стену и ликвидировать, таким образом, опасность своим интересам как со стороны Советского Союза, так и со стороны Соединенных Штатов. Следуя данной установке, Intelligence service также активизировало контакты с Троцким.
Однако вскоре ситуация вновь изменилась. Переход в оппозицию и изгнание из СССР осложнили взаимоотношения Троцкого с Западом, поскольку лишенный власти в Советском Союзе прежнего интереса для англо-американцев он уже не представлял – идеи Троцкого ведь могли жить и без него. Поэтому неудивительно, что после прихода к власти в Берлине нацистов и оглашения ими своей внешнеполитической программы Троцкий все больше тяготел именно к Германии, полагая, что германские штыки раньше всех прочих могут решить задачу «освобождения» России от сталинизма. Впрочем, в этой мысли Троцкий не был оригинален – она не давала покоя многим головам как в Европе, так и в СССР.
