Полуколониальный характер ранней советской экономики подтверждает тот факт, что к 1926 году СССР уже в основном восстановил довоенный уровень добычи нефти и угля, в то время как по выплавке чугуна и стали едва достиг половины показателей 1913 года. В этот период Советский Союз практически не импортировал промышленного оборудования, ввозя в основном продукцию легкой промышленности и иные товары «колониального» экспорта. В то же время едва ли не 90 % в структуре экспорта самого СССР составляли зерно, лес и нефтепродукты, а 10 % приходились на вывоз пушнины, ювелирных изделий и предметов роскоши. Помимо этого, в 1922–1926 годах, по существу, не предпринималось попыток создания национальной автомобильной, авиационной и химической промышленности, которые могли бы стать основой для восстановления экономической независимости страны.
При этом рост национального дохода в первые послереволюционные годы (в 1921 году он составил 38 % к показателям 1913 года, а в 1926-м – 103 %) при отсутствии каких-либо реальных социалистических преобразований в экономике следует отнести скорее за счет экспроприации экспроприаторов, а также инициативы населения, постепенно возвращавшегося к мирному труду.
Несмотря на национализацию промышленности и невозможность открытого приобретения крупной собственности и средств производства в Советском Союзе, Запад в двадцатые годы нашел способ для непосредственного проникновения в нашу страну посредством получения концессий на пользование природными ресурсами России или на развитие отдельных отраслей ее хозяйства. В этот период, в частности, были заключены следующие крупные концессионные договоры: на разработку лесных угодий и экспорт лесоматериалов с голландскими и норвежскими промышленными группами, на разработку Чиатурских месторождений марганца с Соединенными Штатами Америки, на развитие авиационной промышленности в СССР с германской группой «Юнкерс». Помимо этого Великобритания получила право свободного лова рыбы в советских территориальных водах, а англо-американская компания «Лена голдфилдс» на разработку золотых месторождений в Восточной Сибири.
В ряде случаев такая политика СССР была оправданна, как, например, при передаче Японии концессии на добычу нефти на Северном Сахалине, способствовавшей прекращению японской интервенции на Дальнем Востоке. Однако огромное большинство указанных выше и им подобных соглашений, заключенных по инициативе и под непосредственным руководством Л.Д. Троцкого, наносили России колоссальный материальный урон, представляя собой типичный пример неоколониального грабежа.
В этой благоприятной для себя ситуации Запад вплоть до конца 1920-х годов не воспринимал всерьез возможность построения в СССР социализма и не усматривал в связи с этим угрозы своему положению. Отдельные тревожные сигналы, такие как реализация Советским Союзом плана ГОЭЛРО и значительный рост энерговооруженности советской экономики, принципиально положения вещей не меняли. У Советского Союза совершенно очевидно отсутствовала экономическая база не только для построения социализма, но и для простого обретения экономической независимости. Таким образом, Запад имел все основания рассчитывать, что коммунистическая риторика в СССР вскоре иссякнет сама собой.
На всякий случай экономические интересы Запада в Советском Союзе гарантировались уже упомянутой «пятой колонной» и широко разветвленной внутри нашей страны шпионской сетью, о составе и характере которых речь пойдет ниже. Помимо этого страны Запада были готовы в случае необходимости и к прямой интервенции против СССР.
После Гражданской войны советское правительство финансировало вопросы обороны по остаточному принципу. Красная Армия была сокращена в десять раз (с 5,5 миллиона до 530 тысяч человек) и переведена на территориально-милиционную систему комплектования. Эта система (детище Троцкого, полагавшего постоянную кадровую армию атавизмом классового государства) привела к резкому падению боеспособности РККА, о чем можно судить по примеру 4-й Донской кавалерийской дивизии – лучшего соединения Красной Армии, доведенного к 1929 году до состояния коллапса и возвращенного к жизни только усилиями Г.К. Жукова. Помимо этого наши войска в послереволюционный период не получали новых образцов военной техники, а остатки царского флота, находившиеся в удручающем техническом состоянии, ржавели у пирсов.
РККА отставала по оснащению даже от армий таких стран, как Польша, что же касается Великобритании и Франции, экономики которых после Первой мировой войны были до предела милитаризованы, то их военное превосходство над Советским Союзом было попросту невообразимым. Не считая всего этого, на содержании Запада находились боевые белоэмигрантские центры в Европе и военно-националистические организации в Средней Азии.
В наши дни открыто говорится о связях большевиков с иностранными правительствами – как британским, так и германским. Сам факт установления в дореволюционный период такого рода связей сегодня не вызывает сомнений. Другое дело, что после прихода к власти часть большевиков продолжала ориентироваться на Запад, сохраняя верность ранее принятым на себя обязательствам, а другая часть, изначально воспринимавшая контакты с Западом как тактический ход, стремилась разорвать их и добиться экономической и политической независимости для своей страны. Первую часть принято идентифицировать с Л.Д. Троцким, вторую часть возглавил И.В. Сталин.
В 1927 году по инициативе Сталина Советский Союз взял курс на индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства. В декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) принял решение о составлении первого пятилетнего плана. Уже через год-полтора структура импорта СССР претерпела кардинальные изменения – отныне ввоз промышленного оборудования составлял более 55 %, а доля преобладавшего ранее «ширпотреба» снизилась до 2 %.
Сталин умело использовал противоречия между западными державами, сделав ставку на экономическое сотрудничество с Соединенными Штатами Америки. Поскольку СССР покупал оборудование целыми заводами, никакая ненависть к первому в мире государству рабочих и крестьян не могла удержать капиталистов от заключения сделок, тем паче что западные экономики, пораженные кризисом, стояли в полосе «мертвого штиля».
Однако наиболее влиятельные реакционные круги на Западе, прежде всего в Великобритании, попытки советских властей избавиться от экономической зависимости восприняли крайне болезненно. Воинственная позиция Лесли Уркварта и других британских воротил, рвавшихся вернуться к полномасштабному грабежу России, находила все более широкий отклик в официальных кругах Лондона. Весной 1927 года был организован ряд провокаций против учреждений СССР за рубежом: в Лондоне произошел налет на советское общество по торговле с Англией АРКОС, в Китае разгромлена советская дипломатическая миссия, в Варшаве убит полпред СССР в Польше П.Л. Войков. Великобритания демонстративно разорвала дипломатические отношения с СССР. Все это были предупреждения Сталину, замыслившему подорвать экономические позиции Запада в России.
Индустриализация СССР наносила прямой ущерб и Германии, претендовавшей на роль «мастерской России», рассчитывавшей за счет этого восстановить свои силы, подорванные войной и репарациями. По мере активизации в Германии идей реванша правящие круги этой страны находили с Великобританией все больше понимания по «русскому вопросу».
Несмотря на то что достичь всех целей, запланированных на первую пятилетку, не удалось, результаты ее впечатляли. Удельный вес промышленного производства в структуре экономики вырос с 48 % в 1928 году до 70 % в 1932 году. Рост продукции крупной промышленности составил 352 % к показателям 1913 года. В годы первой пятилетки правительство Советского Союза вложило в развитие промышленности в два раза больше средств, чем за весь период 1918–1928 годов. Было построено 1500 предприятий, отвечавших самым современным требованиям качества и организации производства. СССР вышел на второе место в мирепо машиностроению, уступая лишь США (это за четыре с половиной года!). Уже к 1938 году ввоз промышленного оборудования в структуре импорта СССР составлял не более 1 %(!).
