– Этто – да-с… духи – не сивуха и даже не коньяк… озябчик пробежал по параллелям и меррри… согласен… полностью адекватен в этом вопросе… не умеем жить, Вась-Вась… не хотим жить… не жжелаем уважать родную географию…прозевали собственные горы, моря, леса, реки… с известной низменностью, и в результате – никакой возвышенности… теперь суем свиное рыло в чужие географии…не хотим жить и другим не даем… склонен также полагать, что не мы не хотим, а нам не дают…
– Кто?
– Тс-с-с… нужен этим красным проституткам берег турецкий и Африка им зачем-то нужна… поганцы… поганцы, Вась-Вась… указкой – по пальцам… по рукам поганым… указкой… указкой… ввон из класса, выродки…
– Без рродителей – не прриближаться на пушечный ввыстрел «гавроры»… наливай… за тебя… зза вас с географией…
– Нет, позволь, я за тебя и за вас с историей
– Официально?
– Официально…
…кажется, попахивает пятьдесять восьмой… несколько
пунктов… анонимно дать знать Руденко… это – агония марксизма, если народ лакает трофеи французской революции, как «Рижское» пиво… дальше некуда… агония… Л.З., возможно, зашевелился бы от невозможного уже нетерпения, но работяги, порыгивая и восторженно дегустируя букет своих отрыжек, приступили наконец к делу.
– Этого приказано – инкогнито. Кинь ему на рыло портянку и волоки, как дворянку.
– Его и так не узнать. Берись, история.
– Рраз-два, взяли, география.Весу в гаврике с хуеву душу. Это тебе не Жданов!
– Легче канать до места назначения.
– Пошли, Вась-Вась… бригада «УХ» работает до двух…
– Бригада «ОХ» кантуется до четырех…
– Срезали угол… бригадушка «ЭХ» упирается за всех… стоп… стоп.
…готовимся в космос, понимаете, взвиться… никак не присобачим колесиков к носилкам гробов… компроме… себя на каждом… ша… все-таки даже так… наша работа идет… в Турции… в Африке… я вам покажу, сволочи, понимаете, на Ближ…
– Куда ты денешь балалайку? Это же арфа!
– Тебе известно, кто играл на этом инструменте?
– Оффициально… нет.
– Мария Стюарт.
– Помянем жертву дворцовой интриги!
– Ладно. Рраз так, то допьем де Сталь, а ты сбацай что-нибудь на дорожку… пускай инкогнито внимает гуслям и кимвалам перед попаданием на место назначения…
– Господи, прости Шотландию!
– Вве-ли-ко-душно и офф-ициально… мо-ой костер в ту-умане све-е-етит…
– И-и-скры га-а-аснут на-а ле-е-ету-у…
– А-ы-ы на-ачью на-а-ас ни-и-и-кто не встре-е-е-е-тит…
– Мы-ы-а пра-а-астимся на-на-а ма-а-а-асту-у…
Л.З. весь вдруг сжался и задрожал от миллионов иголочек, кольнувших каждую клеточку кожи и коченеющей утробы. Это был озноб проникновения в плоть состава звуков, вырвавшихся из-под заплетающихся пальцев ханыги.
Искореженные, измордованные струны рванулись к звучанию с такою горестной силой, как будто их убитые недочеловеком собратья успели все же передать спасшимся запасы жизни, и горестность звучания была столь душераздирающе чиста, пронзительна и поистине безупречна, что убийца, чье лицо прикрыто было собственною его старой портянкой, испытал, возможно, первый раз в жизни чувство причастия своей испохабленной малости к великодушно открытому Целому. А славные ханыги, никак, конечно, не ожидавшие такого неожиданного потрясения своих натур от ничего вроде бы не значащего костра в тумане… искр, гаснущих на лету… непрекращающегося всю жизнь прощания на мосту… и пьяной стаи звуков, лишь напоминавшей, но точно не повторявшей желанную мелодию, вдруг зарыдали, обнявшись, от любви к жизни, от ужаса жить и от чисто русской вины за мелкие и крупные разочарования в даре существования…
Л.З., исколотый иголочками волшебного озноба, то ли скорчился слегка, то ли слегка шевельнулся – так шевелятся и корчатся в очаге остатки всего сгоревшего, несмотря на отсутствие движений воздуха, – и оба ханыги остолбенело замерли…
– Слышал?
– Этта… мадам де Сталь с Марией Стюарт переговариваются……ах как они вскоре похаркают кровью… все прогнило донизу… тихо думал Л.З. при последних шевелениях сознания, хотя звуки голосов продолжали его убаюкивать…
Живые люди еще поддали. Затем один из них сказал, обращаясь непосредственно к чувству долга:
– Рраз-двва… взяли…
– Ссама… пошшла… приглядывай за музыкальным инструментом… и, главное – т-с-с…
Носилки качнулись, поплыли, несомые живыми руками живых людей, и Л.З. объяла блаженная бездумность первых дней существования, когда он, убаюканный звучанием мира и человеческой жизни, проваливался в родную тьму Предвечного. Возвращаясь из нее от резких рывков, виражей, толчков и наклонов, чуял бок о бок с собою арфу, безвозмездно делившуюся с ним древесным теплом и неслышным присутствием вздремнувшего до поры до времени собрания Звуков. Л.З. был уже абсолютно бесполезен сам для себя и для покидаемой Вселенной… И от всей Вселенной послана была…
– Ма-о-ой ка-астер… вв ту-у-мане све-е-етит…
– Искры-ы-ы… га-а-аснут ны-ы-а-а ли-и-иту…
– Безобразие, понимаете… что это вы тут распелись, господа? Вы что…
– Ма-ал-чать, сукина вошь…
– Морг правительства канает… ссс… ге-а-а-гра… и ис-торррией.
– На-а-очью на-а-ас… а-а-а ни-и-икто ни-и-и встретит…
– А-а-а мы-ы-ы пра-астиммм-ся ны-ы-а-а ма-а-асту… ха-ха-ха-ха…
Л.З. трясло вместе с зашедшимися от хохота ханыгами. И он все хотел как-нибудь увернуться от черт знает откуда взявшегося мельтешения над ним трех отвратительно старых, мерзкогрудых, сухожопых фурий Октябрьской революции – Крупской… Стасовой… Землячки… Стасовой… Землячки… Крупской… зем… ста… кру… Они мельтешили над ним в клубах грязно-затхлого пара, вобравшего в себя все зловоние восстания черни против медленного произрастания жизни в благостном перегное Времен.
Они бешено хлестали друг друга колюче-железными метлами, пытаясь выпарить и выхлестать из себя впитанную светлую кровь всех убиенных невинных, но из них выпаривалась черная кровь, и капли черной, холодной крови набирались в проваливающиеся под портянкой, в проваливающиеся все глубже глазницы Л.З., пока не наполнили их до самых краев, так что ему было окончательно тошно попытаться приоткрыть смеженные черной кровью веки… Но это было еще не все…
Нам совершенно неведомо: кто уж в тот миг занимался сведением концов с концами во встрепенувшейся вдруг памяти Л.З., без всякой к тому же надежды на дохождение до отходящего безжалостного смысла этого сведения. Вполне возможно, произошло оно от предельно счастливой тоски бухого горлодерства двух отчаянных личностей…
– На-а пра-аащанье ша-а-а-ль с кы-ы-а-ай-мо-ою…
– Ты-ы ны-ы-а ми-и-не узлом сы-ы-а-тяни…
– Ка-а-к ка-ан-цы-ы ее с ты-а-бою…
– Мы-ы-а сха-а-дились вы-ы э-э-эти дни-и-и… Вполне возможно. Скорее всего – так оно и было… Л.З. привиделась мама… мамочка… старенькая… милая… седая… она тихо сказала: «Левочка… встань с другой ноги в жизнь… или
возьмись за мой ум и перевернись на другой бок… Партийная работа- это не цимес…»
* * *
Л.З. захотелось-таки заплакать и ответить маме. Да… это, понимаете, далеко не цимес…но в тот же самый миг он уже был не в силах приоткрыть смеженные веки под черною кровью, наполнившей пустые глазницы, и шевельнуть ввалившимися навсегда губами – узенькой лужицей черной крови…
И от всей Вселенной – возвратимся назад на несколько абзацев – от всей Вселенной послана была в знак скромного прощания с отходящим… с отошедшим Л.З., в тот момент, когда вихри московского февраля сорвали на миг портянку с мертвого лба покойника… послана была случайно слетевшая с уличного фонаря небольшая вчерашняя снежинка, что, согласимся, не так-то уж мало в момент удаления из Бытия бесполезного и отблуждавшего свое человека.
Новая Англия. 1984-1985
