Порешил Попов: как только укажет ему Рырка гору,биться с ним станет атаман.
Наступил рассвет. Никто не шел от шамана, не звал аргишить. Извелся Федор, ожидая часа урочного. Анкудину сказал, как он порешил.
Тот невесело засмеялся.
— Шаман свое думает…
Не смутили Попова те слова. Голова жаром пылала, душа от нетерпения ныла.
Заря от невидного за краем земли солнца выгорела, синий мороз густым стал, белая луна вылезла из-за сопок. И когда решил Федор идти к шаману испросить причину задержки,у яранги захоркали олени, деревянный стук рогов послышался, снег заскрипел.
— Ваше время пришло, таньги,— раздался за шкурами голос.
Вылезли из яранги,осторожно озираясь Три упряжки увидели. У одной, запряженной белыми оленями, Рырка— косолапый, высокий, с непокрытой головой и тоже во всем белом: кухлянка, штаны, торбаса.
Глянул Федор окрест, и жуть взяла: вокруг наст белый, весь в бурмицких жемчугах, в небе бесовское зеленое пламя пляшет, по окоему волчья мгла стелется.
Тряхнул головой,прогоняя наваждение, бороду выпростал из-под ворота кухлянки.
— С богом, Анкудин. Да спасет нас Христос!
К нартам привязали протазаны, луки да колчаны со стрелами приладили.
Крикнул на оленей Рырка и в тундру помчался.Федор с Анкудином следом. Мимо стада нарты птицами пролетели. Олешки хорошо по твердому насту бежали. Белым видением мельтешил впереди шаман. Путь уводил круто в горы. Из-за тех гор зеленые мечи поднимались, небо бесшумно на куски рубили, качались, словно за горами богатырская рать стояла и грозила кому-то теми великими мечами.
Давно уже Федор приметы пути запоминать перестал, потому как горы, словно сестры, похожими были. Надеялся, что старым следом вернется.
Когда перед рассветом небо совсем черным сделалось, увидели по левую руку глубокий провал.Луна низко стояла, в глаза светила.Со дна поднимались острые скалы, и тени от них на громадное белое поле падали черные, как крыло вороново.
Федор остановил упряжку, Анкудина поджидая. Одними глазами ему на бездну указал, что обок лежала, крест сотворил,молитву стылыми губами прочел. Анкудин, завороженный, вниз смотрел оробело. Лунный свет стекал со скалистых склонов окрестных сопок и лился в бездну, как в чашу. Внизу ходили дымные волны, медленные и неслышные, а в волнах купались чудища-призраки.
Дрожь по спине к затылку поползла, волосы от дикого страха поднялись, малахай зашевелился. Захотелось Федору в этот миг от всего отказаться — от серебра, от почестей. Глянул вперед, чтоб шаману про то крикнуть, а от Рыркиной упряжки только чешуей змеиной след вьется и уходит за склон ближней сопки.
— А-а-а-а! — закричал Попов.
Олени испуганно с места рванули. Побежал атаман за дартой, упал на нее плашмя. Крик его в бездну скатился и утбнул в снегах на лунном сиянии. Даже эхо не вернула Черная пасть.
Олени,шаг умерив, пошли шаманьим следом, будто привязанные невидимой нитью к его упряжке.Федор,лежа ничком,стал истово молиться. Понял вдруг, что прав гулящий Анкудинка:все шесть лет гонялся Федор за своей смертью по неприютной земле, посулы царевы свет застили.
Резко олешек остановил,Анкудина подождал.Глаза дико блестели, язык заплетался.
— Давай повернем, в бега пустимся! Будь проклята та гора!
Анкудин опустил голову.
— Глянь назад, атаман.
Попов с ресниц иней отер.Не почудилось ли?Позади,как поплавки над бреднем-заводняком, с дюжину упряжек маячат… Они заперли выход из долины, по которой казаки с Рыркой ехали.
Оглянулся Федор затравленно. Сказал с необъяснимой ненавистью Анкудину:
— Я государев человек! Мне легче помирать, чем тебе!
И снова несли их олешки по заснеженной долине неведомой чукочьей реки. Попов совсем ослеп от ярости,по сторонам смотреть перестал. Вдруг встала его упряжка, словно в стену уперлась. Вскинул глаза: Рырка рядом с его нартой стоит, держит в левой руке тонкую палочку-погонялку с костяным молоточком на конце.
— Заснул совсем, таньг,— сказал вроде бы даже с укором.— Смотри…— Он протянул руку вперед.— Во-он твоя гора с Загадочно Не тающим Льдом.Возьми ее.
Федор вздрогнул. Окрест глянул, за Рыркиной рукой проследил: все три упряжки стоят на водоразделе, впереди новая долина круто падает, а в полуверсте невысокая горушка в рассветном сумраке.
Рырка невесело засмеялся, скрипнул снег под полозьями, колючий вихрь в лицо ударил. Не успели глазом моргнуть — исчез шаман, умчался вниз по новой долине. Даже выстрелить из лука не подумал Анкудин: только белый снег перед
глазами стелился— олени в шаманьей упряжке белые, кукашка на Рырке белая… Слева и справа хребты угрюмые, неприступные.
Долго ли, коротко ли стояли молча, потом не сговариваясь погнали оленей к указанной шаманом горушке. У подножия разглядел Попов обрыв невысокий— снег на нем не держался. Когда подъехали близко, увидели: средь серого крапчатого камня белый камень лежит жилами. Кинул Федор оленей, проваливаясь в снег по пояс, пополз вперед. Протянул к обрыву руку, глаза приблизил. Замерзшими ручейками, голубыми да блестящими, истекают белые жилы— серебро самородное.Отдельные желваки,с кулак величиной, торчат в тех местах, где белый камень касается крапчатого, а мелких кусочков по всему обрыву великое множество.
Захватил нож Попов, стал яростно ковырять самый большой кусок. От торопливости пальцы разбил, ладони изранил. Серебро туго поддавалось, нож о белый камень сломался, а Федор продолжал долбить обломком, мороза не чувствуя.
Тусклыми глазами смотрел на все это Анкудин, а когда Попов все-таки кус отбил и на корточки опустился, жадно хватая ртом снег, сказал:
— Кончай, атаман! Пустое, зряшное это дело.
С ненавистью глянул на него Попов. За спиной Анкудиновой увидел: шаманьих людей нарты вокруг, чуть дальше, чем стрела летит из доброго лука.
И словно почуял, как меж лопаток костяной наконечник копья колом встал. От страха проворно на ноги вскочил.
— Поди к Рырке… проси… обещай! Пусть отпустит! Век не забуду!
— Без пользы. Ранее думать надобно было… Боем будем уходить. Одна надежда…
Федор шарил глазами окрест,искал шамана. В глазах круги огненные, мгла все застилает. Наконец увидел. Рырка у своей упряжки стоит на снежном бугре.
Попов малахай прочь откинул, косматые волосы на глаза упали.Пошел к Рырке, руки протягивая.
— Ты сильный, ты могучий, ты самый великий шаман в тундре!..
Стрела неслыщно упала рядом. Замер Федор, будто окаменел,ног оторвать от земли не может.
— Ладно, атаман. Боем пойдем,— сказал в спину Анкудин. Малое время возился он у своей нарты, потом разбойный посвист Федору в уши ударил, упряжка мимо пронеслась навстречу шаману. Анкудин на нарте в рост стоял, лук в руках натянут до предела.
Не успел тетиву спустить,как острые стрелы мчавшимся оленям в шеи впились. Упал Анкудин в снег, разгребая его руками,как воду, а когда поднялся, увидел: олени Попова тоже побиты, сам же атаман над ними стоит, ладонями лицо заслоня.
Оглянулся Анкудин и обмер: прочь уходят шаманьи нарты, и с тихим шепотом следы их поземка зализывает. Заветная гора серебряная рядом — протяни только руку, а окрест белая и непонятная земля без обратной путь-дороги.
ОБ АВТОРЕ
Мироглов Виктор Федорович.Родился в 1939 году в Алма-Ате. Окончил геолого-географический факультет Казахского государственного университета имени С. М. Кирова.Работал инженером-гидрологом, преподавал геологию и минералогию. В 1967 году пришел в журналистику. Работал на Чукотке заведующим отделом газет «Золотая Чукотка» и «Горняк Заполярья». Сейчас— заместитель главного редактора киностудии «Казахфильм» в Алма-Ате. Публиковаться начал с 1963 года.Повести и рассказы печатались в журналах «Простор», «Дальний Восток», в газете «Литературная Россия». В нашем сборнике выступал дважды — в выпусках 1965 и 1967—1968 годов.
