Кыев же был защищен высокими дубовыми стенами. Дома, насколько можно было судить издалека, были настоящие, даже с окнами. Крыши тесаные, а самая высокая из них покрашена в алый цвет – для северных краев, куда краску привозят из Византии, неслыханная роскошь.

Передние суда уже давно причалили, а хвост каравана всё подтягивался. Это было кстати – Дамианосу хотелось получше приглядеться.

С холма и из пригородного посада (под стенами тоже теснились дома) к реке густо валили люди. Прибытие греческих купцов, конечно же, было для Кыева важным событием.

У пристани собралась толпа тысячи в полторы, если не в две народу.

Поразило Дамианоса не столько небывалое для лесного народа многолюдство, сколько поведение людей. Они стояли на берегу и на причал не входили – даже торговцы с мешками и лотками. Никто не лез к кораблям, не давился, не толкался, мальчишки не клянчили подачек. Кыевляне просто смотрели на всё прибывающие суда и переговаривались между собой.

Эта диковинная для варваров, да и для всякой толпы чинность очень Дамианосу не понравилась. «Всего необычного и неожиданного опасайся» – так учат в Гимназионе.

– Странно, что с передних кораблей никто не сходит, – сказал он одноглазому Лизиппу, бывшему кормщику, который после гибели Горгия стал временным капитаном «Святого Фомы». Они стояли на мостике бок о бок.

– Я уже бывал здесь прошлой осенью, господин, – почтительно объяснил Лизипп. – Архонт Кый установил твердые порядки. Пока он не позволит, торговля не начнется. Местные жители не смеют входить на пристань, и нам тоже спускаться нельзя.

– И слушаются? – удивился Дамианос, зная привольные нравы славян.

Здешние поляне тоже не выглядели забитыми или робкими. Это всегда заметно по поведению женщин. Кыевские держались еще бойчее и свободнее, чем северицкие. Правда, про полян говорят, что они своих баб держать не умеют, много воли дают. Так и есть. Мужики стояли смирно, толковали между собой негромко, зато женщины звонко перекрикивались, хохотали, показывали пальцем. И одеты были ярко, нарядно – ведь город торговый, богатый.

Какая-то глазастая разглядела Геру, нервно жавшуюся к хозяину.

– Гляньте, какая кошка! С телка! Желтая, в черное яблоко!

Поохали, похохотали. Потом обратили внимание и на Дамианоса.

Мощная бабища, похожая на каменного истукана, что торчат на степных курганах, крикнула:

– А грека-то при ней, грека! Мозглявенький! Я такого на руки возьму!

– Меня возьми, Красава! – предложил кто-то из мужчин. – На кой тебе грека?

Снова гогот.

Дамианос делал первые выводы.

Веселые. Сытые. Ведут себя свободно. Но при этом слушаются князя, даже когда его рядом нет. Пирофилакс, как всегда, прав. Всё это тревожно.

На монументальную Красаву, державшуюся царевной, аминтес посмотрел мрачно. Не из-за шутки, конечно, а из-за Гелии.

Вот что такое по-славянски настоящая красавица: высокая, толстая, грудастая, краснощекая. Ох, не понравится князю дар византийского купца. Пожалуй, не возьмет, отдаст обратно.

Еще неделю назад мысль, что Гелия может остаться при нем, привела бы Дамианоса в ужас. А сейчас подумалось без испуга. Не странно ли?

– Архонт пожаловал, – показал капитан.

С холма к первому судну чинно двигалась процессия. Впереди шел человек в алом плаще и такой же алой шапке. Это несомненно был Кый. У славян алый цвет считается самым главным – как у ромеев пурпурный.

– Пока все корабли не обойдет, каждого купца про товар не расспросит и что ему нужно в пошлину не заберет, на берег не сойдем… Это долго. Не угодно ли отобедать, господин?

Лизипп очень старался угодить. Видно, надеялся остаться капитаном. В отличие от покойного Горгия он не состоял на службе в Сколе, но о чем-то, конечно, догадывался.

Дамианос покачал головой. Он изучал местность.

Почти вплотную к городу подступал вековой сосновый бор. Зато противоположный берег Данапра, сколько хватало глаз, был почти безлесен, только кое-где темнели небольшие рощи.

Отсюда, с границы великого Леса и великой Степи, умный правитель может распространять свою власть и на восток, и на запад. Речная торговля даст средства, а люди придут сами – они всегда тянутся туда, где достаток и покой. Столица Воислава была расположена много хуже, а сам он при напористости и храбрости умом не блистал.

Поглядим, каков Кый.

…Лишь три часа спустя князь со свитой добрались до конца каравана. Пока Кый посещал соседнее судно, Дамианос сумел рассмотреть человека, ради которого проделал путь более чем в тысячу миль.

Владетель речного города был невысок, кряжист, с черной бородищей до середины груди. Из-за этого фигура казалась квадратной. В каждом движении ощущалась недюжинная сила. Но у варварских племен вождь всегда богатырь, иначе не удержаться у власти. Простые народы уважают только силу. Жрец может быть слабым или калекой, но не князь, которому водить в бой дружину.

Шапка алого сукна у Кыя была с собольей оторочкой, хотя день выдался жаркий – уже начиналось лето. На широком плаще-корзне сияла золотая пряжка. В торжественных случаях Воислав наряжался точно так же. Чтоб издали было видно: князь.

Кыя сопровождали воины с красными щитами – как на подбор, рослые и плечистые. Но на корабль они не поднялись. Славянские князья держат телохранителей не для защиты, а для почета. Считается, что настоящий витязь сумеет оборонить себя сам. Очень хорошо, что Кый придерживается этого обычая. Возможно, простейшим решением проблемы окажется убийство. В отсутствие охраны это будет нетрудно.

При Кые был только седой хромец, в белой рубахе с узорным поясом и меховой шапке попроще – куньей. Кто таков?

Дамианос заглянул в каюту к Гелии.

– Сейчас прибудут. Ты гото…

И поперхнулся.

Эфиопка сидела в углу, с головой замотанная в накидку тусклого серого цвета.

– С ума ты сошла! Немедленно наряжайся во всё лучшее! Ты должна варвару понравиться!

– Я стала к нему хорошо относиться. Думаю про него. А он хочет поскорей от меня избавиться, – с укором сказала Гелия. – Хоть бы взгрустнул.

– Будь ты проклята! – ахнул Дамианос. – У нас задание! В таком виде я не могу дарить тебя князю! Он оскорбится!

– Идут, господин! Пора! – позвал капитан.

Погрозив женщине кулаком, Дамианос прошипел:

– Приведи себя в надлежащий вид! Живо!

И выбежал на палубу. Доски трапа уже скрипели под тяжелыми шагами.

Аминтес встал на шаг впереди Лизиппа и согнулся в поклоне, исподлобья глядя на приближающегося князя.

Если с самого начала правильно определить склад личности, потом будет проще.

Опыта Дамианосу было не занимать. На своем веку он повидал немало славянских, да и всяких прочих вождей.

Немолод, за сорок. Нос большой, на конце сизый. Если от бражничества – хорошо бы. Нет, это след старого обморожения… Лицо широкое, полнокровное. Степенное. Но взгляд из-под густых черных бровей быстрый.

Приручить этого варвара будет труднее, чем Воислава.

– Ну, а здесь что? Кто купец? Этот? Что у него на корабле?

Фразы были короткие, как принято у славян, но голос не зычный, как можно было ожидать при такой внешности, а тихий. Так говорит человек, привыкший к тому, что его внимательно слушают и ни одного слова не упустят.

Хромец (а, вот кто это – толмач) повторил то же на греческом – ломано, но понятно.

– Я Дамиан из торгового дома «Евстахиос», – еще ниже склонился Дамианос, произнося свое имя так, чтобы оно проще звучало для славянского уха. – В трюме тысяча мешков отборной киликийской пшеницы. Размер пошлины мне известен: двадцатина, пятьдесят мешков.

Князь, как и предполагалось, скучным грузом не заинтересовался, лишь кивнул.

– Спроси, Хрив, куда этот Демьян путь держит. Не в варяги ли? Или дальше?

– Ты везешь зерно к вэрингам? Или на ту сторону Сарматского моря? – перевел седой.