Литмир - Электронная Библиотека

Рядом встала серебристая 2112, made by Славик.

– Порву, – произнес соперник, повернувшись ко мне.

Ну-ну, посмотрим, кто кого, порватель ты наш. Я нащупал на заднем сиденье плюшевого медвежонка, и пересадил вперед, чтобы ему было лучше видно. Конечно, я закрепил его ремнем безопасности, иначе мало ли что? Может слететь с места, головой удариться – лечи я его потом!

– Ну что, Михо Шпалерадзе, – я потрепал пассажира по голове. – Порвем засранца?

Медвежонок промолчал. Он вообще неразговорчивый. Интересно, почему? Но музыку он любит. Особенно Benny Benassy, в этом мы с ним похожи. Я вставил в прорезь плеера диск, и повернул регулятор громкости почти до упора. Сабвуфер в багажнике задрожал от басов. Так гонять веселее.

Лена, грациозно ступая по асфальту в высоких сапогах на каблуках сантиметров в пятнадцать, и такой же длины юбке, вышла на дорогу и встала чуть впереди машин, посередине проезжей части. Сейчас будет старт. Секунды потекли мучительно медленно.

Девушка ткнула в меня, выставив два растопыренных пальца. Вижу, не слепой. Я включил первую передачу и поиграл педалью газа. Лена повторила жест второй рукой, Слава так же рыкнул двигателем. Ишь, тоже не слепой!

Стартер подняла руки над головой, старательно прогнувшись и выставив вперед и без того объемную грудь. Краем глаза я заметил, как медленно, словно в заторможенной съемке, на дорогу полетел чей-то окурок. Раз, два, три секунды – и Лена рубанула руками воздух, опустив их по швам.

Я утопил в пол акселератор, одновременно отпуская сцепление. Ну, любимая, не подведи. С пробуксовкой, с диким визгом резины и ревом двигателя, оставив на асфальте добрую половину резины, 2110 сорвалась с места. Уши заложило, словно в самолете на взлете. Слава замешкал на старте, и теперь его 2112 отставала на полтора корпуса. Вторая. Колеса вновь пробуксовали, но спустя доли секунды нос задрался и продолжилось стремительное ускорение. Третья. Огни припаркованных автомобилей слились в одну сплошную полосу. Звук мотора рикошетил в туннеле из машин и отдавался многократным эхом, перекрывая децибелы стереосистемы. Четвертая. Фонарные столбы превратились в сплошной частокол, перегрузками меня вдавило в кресло. 2112 маячила в зеркале заднего вида. Пятая. Поле зрения сузилось до ширины дороги. Даже еще меньше. Стрелка спидометра перевалила через отметку «220».

Не помню, кажется, я закричал. Скорость вообще действует опьяняюще. Подобно цунами я пролетел мимо фиолетовой «семерки» с выведенным на корме клетчатым флагом. 402 метра, четверть мили, миновали как обычно – менее чем за полтора десятка секунд. Вот теперь и пригодились вентилируемые дисковые тормоза. Оставив на асфальте две угольно-черные полосы, моя крошка преодолела еще сотни две метров, и замерла.

Да, черт побери, два метра – это принципиально, я же сказал: четверть мили. Едва не задохнувшись в натянувшихся до предела ремнях, я заглушил двигатель. В висках стучала кровь, явственно слышалось биение сердца. Я победил.

Следом, свистнув тормозами, остановилась серебристая «двенашка». Флаг ему в зубы. Я победил. Сколько я слышал всякой фигни про наши гонки! Вплоть до того, что ставкой является собственный автомобиль, что призовой фонд составляет по двадцать кусков гринов. Фигня все это. Ящик пива – и довольно. Я победил.

– Ни хрена себе! – восхитился тезка, когда я вернулся на старт. – Вот это машинку мы собрали!

– Что, так круто? – осведомился я.

– Еще две десятых – и круче некуда, – заверил Саша.

Если я правильно понял, то еще две десятых – и мое время составило бы 11,2 секунды – то есть Челябинский рекорд на четверти мили! Да, действительно – круто. Вот что значит, собирать машину с душой, ласково ввинчивая каждый винтик и вболтивая каждый болтик. С другой стороны, вполне возможно, что причина не в душе и ласке, а в двенадцати тысячах евриков, вложенных в мою бестию. Хотя, в конечном счете, дело не в деньгах, а в умении.

Я сел на капот Сашиного джипа, свесив ноги на кенгурин, и достал сигарету. Руки до сих пор дрожали. Да, пронестись 402 метра на такой скорости – неплохой способ расслабиться. Неплохой, пока в голову не взбредет мысль о том, что какой-нибудь излишне любопытный зритель может вылезти на дорогу, и тогда… тогда ответственность за все последствия буду нести я, только я, и никто, кроме меня. А если более конкретно – на дороге останется только мешанина из металла, крови, мяса и костей. Остальных – и гонщиков, и зрителей, и организаторов, как ветром сдует.

– Не расслабляйся, – похлопал меня по плечу Пчелкин.

Мимо, подняв вихрь из окурков и фантиков, пронеслись участники следующего заезда.

– Я и не расслабляюсь, – ответил я.

– Через два заезда полуфинал, – проинформировал меня тезка.

– Какие два заезда? – удивился я. – Зарегистрировалось человек пятнадцать, не меньше.

– Шестнадцать, – уточнил Саша. – Но остальные, после твоего дефиле, забрали деньги и отказались от участия.

– Вот козлы! – я спрыгнул с капота.

– Козлы, – прокричал напарник, стараясь перекрыть голосом нарастающий рев двигателя.

– Ложись! – завопил Павел, сшибая меня с ног.

Я вжался в асфальт. Президент ЛЛАС – не такой человек, чтобы пугать зря. В ту же секунду раздался оглушающий удар, скрежет рвущегося металла и звон бьющегося стекла. На меня посыпался мусор, обочина вокруг осветилась зеленым неоновым свечением, что-то огромное просвистело над головой. Спустя еще пару мгновений удар повторился, но теперь значительно дальше, что-то вновь зазвенело и заскрежетало.

– Что за… – я принял сидячее положение.

Правая рука раскалывалась от боли. Поднеся ладонь к лицу, я разглядел кусок стекла, торчащий из «горба Венеры». Эк меня угораздило! Вытащив зубами осколок, я поднялся на ноги.

Троллейбус, бывший гордостью японского автопрома представлял собой печальное зрелище. Нет, как кабриолет – очень даже ничего. Правда, крыша, напрочь отсутствующая в новом варианте, все же для чего-то была нужна.

С другой стороны, из остатков Ниссана, торчали остатки хвостового оперения ВАЗа 2115. Да, сходил за хлебушком…

– Все живы? – осведомился Павел.

– А что, не видно? – тезка, яростно сжимая и разжимая кулаки, разглядывал остатки своего Крузака.

– Что стряслось-то? – поинтересовался я.

– Саша, ты не видел? – глаза Лены, пробегавшей мимо, но по такому случаю решившей остановиться, удивленно округлились. – Дряпа залетел на прицеп Крузера, подлетел, снес ему крышу, и приземлился на Серегину Максиму.

Обалдеть можно! Такой исчерпывающей информации я не ожидал. Вообще, вопрос был чисто риторический.

Но теперь все. Отгонялись. Теперь ГИБДД снова начнет ночное бдение по субботам, и ни один участок дороги не останется без назойливых наблюдателей. Расинг в этом сезоне можно считать закрытым. На сегодня план можно считать выполненным. Можно сворачивать удочки и валить домой.

– Саш, – окликнул я Пчелкина. – Тебя до дома добросить?

– Нет, спасибо, – процедил он сквозь зубы. – Ты езжай, а у меня еще пара дел есть.

– Тебе помочь? – предложил я свои услуги.

– Нет, спасибо, – Тезка выковырял из обломков Крузака бейсбольную биту. – Сам справлюсь.

Да, дел ему здесь часа на два. Впрочем, как и Сергею. Мое же дальнейшее присутствие на гонках можно считать пустой тратой времени. А время – деньги. А деньги я считать умел всегда.

Запрыгнув в свою крошку, я запустил двигатель. Дома меня ждала пустая койка и насыщенные сновидения. Надеюсь, кошмары мучить не будут. Оставив напоследок запах паленой резины, я отправился почивать.

Утопив педаль акселератора до предела, я выплескивал адреналин, которому не нашлось места на соревнованиях. Люблю родной город. Особенно по ночам. Огни фонарей, мигающие светофоры, неон рекламы. Ночь – то единственное время, когда можно наслаждаться городом. Днем, в километровых пробках, на скорости в два светофора за час такое просто невозможно.

Роняя стрелу тахометра за желтый сектор, я возвращался домой. Правда, в такой спешке не было особой необходимости – в моей крепости блудного расера никто не ждал. Оксанка – моя последняя пассия, как и все остальные, не разделяла моей любви к автомобилям вообще и страсти к тюнингу в частности. Ее можно понять. Еще лет пять назад я бы и сам посмотрел на человека, купившего аварийную 2110 и убившего в нее пол-лимона, как на законченного идиота. Но тогда я не знал, что такое – расинг.

2
{"b":"183218","o":1}