Чтобы хоть что–то сказать, я начала разговор на отвлеченную тему:
— Это ваш муж? — Еще один пинок лежащего без движения тела.
— Муж. — Женщину передернуло от отвращения. — Стал им в прошлом месяце.
Больше она не сочла нужным распространяться о своих семейных отношениях, предпочтя переменить тему.
— Меня зовут Тайя, а это моя дочь, — она пригладила густые темные волосы девочки, собранные в два хвостика, — Мийя.
Повисла небольшая пауза.
— Рель, — в очередной раз укоротилась многострадальная «Аурелия».
«Скоро вообще до Ау дойдешь!» Нет предела совершенству! Если серьезно, требовалось бесполое имя, а ничего лучше в голову не пришло.
Тайя понимающе посмотрела на меня, но смолчала.
— Откуда вы знаете столько об алониях? — Этот вопрос не давал мне покоя.
— Долгая история, — тоже не спешила откровенничать женщина.
— У нас куча времени до прибытия.
Тайя надолго замолчала. Я уже подумала, что неосторожно обидела ее своим любопытством, когда она глубоко вздохнула, словно собираясь с силами, и поведала не слишком оптимистичную историю.
Семью кузнеца Тийана Единый отметил своим благословением — жена родила сразу двух девочек, и не просто двойняшек, а близнецов. Наследником мужского пола супруга уже одарила счастливого отца за три года до этого, и поэтому событие стало вдвойне радостным. Отрадой родителям росли две ладненькие девчушки, названные в честь обеих бабушек — Тайя и Мийя. Вместе с взрослением тела и первой кровью пришло осознание собственной Силы. Магия проявилась неодинаково: Тайя тяготела к Исцелению, а Мийю завораживали Стихии. Следующий отбор приходился как раз на шестнадцатилетие близняшек, которых с благословения местного знахаря решили везти на праздник середины лета в Конхол. Девочек приняли в лонии, а гордым родителям лично ална Ордена высказала благодарность за достойных дочерей и вручила весьма значительную сумму в тиланах. С честью выдержали сестры испытания на звание алонии и три года после оттачивали свое мастерство: Мийе больше давались магические науки, она нехотя использовала грубую физическую силу, а Тайя предпочитала все проблемы решать при помощи верного меча, изредка прибегая к магии. Девушки дополняли друг друга как хорошо подогнанные половинки одного целого.
Бок о бок уничтожали они нечисть в Разделяющих горах близ владений некоего светлейшего лорда. Здесь и подстерегла сестер судьба–злодейка: в Тайю влюбился гостивший у лорда молодой помещик из Керны. Все было бы не так трагично, но пылкий, красивый рыцарь тоже не оставил девушку равнодушной. Чувства оказались так сильны, что ни слезы сестры, ни сознание того, что она потеряет свой Дар, не остановили Тайю, и она уступила горячо любимому мужчине. Отпраздновали роскошную свадьбу, на радостях устроенную гостеприимным хозяином. В красивых сказках на этом можно было ставить точку, но жизнь редко позволяет это сделать.
Романтическая идиллия длилась ровно столько времени, сколько заняла дорога до поместья счастливого супруга. Семья мужа более чем прохладно встретила новообретенную невестку, которая к тому же (о ужас!) не скрывала своего, так сказать, крестьянского происхождения. Совершенно другой партии хотели они для своего младшенького. У соседей подрастала единственная красавица дочь, а тут какая–то голодранка, даром что бывшая алония! Муж старался сгладить положение как мог, но молодая кровь бурлила, требуя приключений и не давая сидеть на одном месте, даже рядом с обожаемой женой.
Однако Тайя не унывала. Молодости свойственно с надеждой смотреть в будущее. К тому же Сила не покинула ее. К ней молодая жена несколько раз неосторожно прибегла в присутствии новообретенных родственников, тем самым подбросив дров в костер их праведного гнева. «Ведьма», — шелестели за спиной голоса недоброжелателей, опасавшихся между тем бросить оскорбление в лицо.
— Получается, лишение Силы после сек… м–м–м… ночи с мужчиной — бабкины сказки?! — Мое возмущение не знало границ.
— Сказки, — с горькой усмешкой согласилась Тайя. — Непорочность не имеет к Силе никакого отношения. Никогда не задумывалась, почему девушки в Ордене так быстро и в совершенстве овладевают воинскими и магическими науками, если учесть, как поздно они начинают обучение?
Моя голова отрицательно помоталась из стороны в сторону. Действительно, а почему?
— Я долго думала над этим. Времени было более чем достаточно. — Еще одна безрадостная улыбка. — Способности искусственно усиливают, для действенности заклинания замыкая во время посвящения всю имеющуюся Силу на условие. И очень немногие знают, что это совсем не девственность, а…
— Материнство, — догадалась я.
Мийя за время долгого рассказа успела наесться и благополучно заснуть, положив голову на колени матери.
— Я не сожалею. — Женщина нежно провела рукой по детской щеке, заправив выбившуюся прядку за маленькое розовое ушко. — Ни о чем.
Рождение внучки не смягчило суровых родителей мужа, а, наоборот, еще больше настроило против невестки. Послеродовая горячка вкупе с утратой Силы чуть не стоила молодой женщине жизни. Но она выжила. Ради дочери, ради любимого мужа. Тот же во время нечастых наездов домой ничего не замечал, а может, не хотел замечать. А однажды он и вовсе не вернулся, сложив свою буйную голову где–то в Разделяющих горах. Тут родственнички как с цепи сорвались, обвиняя невестку во всех грехах, вплоть до наведения порчи и сведения супруга в могилу.
Чтобы скрыть позор, ее решили упечь в монастырь, а девочку, если повезет, отдать в Орден — хотя бы роду польза! Тут–то Тайе и подвернулся перекати–поле Дим, наемник, собирающийся отойти от дел. Он как раз подыскивал хорошую хозяйку с приданым, видя себя в мечтах владельцем постоялого двора на каком–нибудь шумном тракте. Доведенная до отчаяния женщина в страхе перед разлукой с дочерью предложила ему собственное тело и то, что удалось скопить за эти годы, тайно практикуя Исцеление. А также перспективу обрести зажиточных родственников, которые поспособствуют исполнению его мечты. Мужик, не подумав упускать шанс, что подарила судьба, той же ночью выкрал мать с дочерью из замка. И их жизнь превратилась в ад. Ночлег в таких клоповниках, которыми побрезговали бы даже городские нищие, сдерживаемые до ломоты в зубах крики боли каждую ночь, чтобы не разбудить дочь. Горькие слезы унижения и мучительный голод. Голод в глазах ребенка, переносившийся куда болезненнее, чем собственный.
Глава 17
Молчание, повисшее между нами, казалось особенно неестественным среди размеренного звучания низких мужских голосов, еле слышного детского посапывания и шумного возмущения перевозимой животины, измученной долгим плаванием.
— Скотина! — Накопившееся у меня за время рассказа Тайи возмущение требовало выхода. И не только словесного.
Тщательный обыск, проведенный мной без зазрения совести на предмет обнаружения денег, показал, что наличность покоилась в кожаном мешочке, висевшем у мужика на толстом подобии шеи. Я взвесила кошелек в руке — он оказался весьма тяжелым. Двое посторонних мужичков примолкли, с любопытством наблюдая за происходящим, но не подумали мне помешать: на их простых сельских лицах крупными буквами читалось сожаление, что не додумались до такой гениальной идеи первыми. Но тут уж, господа, кто не успел, тот опоздал.
Тайя безразлично взяла кошелек и, даже не заглянув внутрь, продела голову в круг кожаного шнурка.
— Пустое. — Темные глаза бездумно смотрели на лежащее под ногами тело. — Дим снова их отберет, как только мы покинем корабль.
— А ты не отдавай!
Разгневанно–темный взгляд вперился в меня. Лицо побелело, ноздри затрепетали, губы сжались в тонкую, бескровную линию.
— Легко некоторым раздавать советы! — На дрожащий от бешенства звук повышенно громкого голоса обернулась добрая половина пассажиров баржи. — Творят мимоходом «добрые» дела, не задумываясь о последствиях!
Мой острый локоть незаметно, но весьма болезненно ткнул разошедшуюся женщину в бок. Тайя, опомнившись, посмотрела на заинтересованно прислушивающийся к откровениям народ и, к всеобщему разочарованию, понизила голос до свистящего шепота: