Наконец самый прозрачный извне, но с невероятно глубоким светом внутри, дракон призвал аудиторию к порядку:

– Мы примем решение по этому вопросу чуть позже, - сказал он. - Птенцу нельзя долго задерживаться в этом измерении. Выбирай себе тело. Предпочтешь готовое, или сотворенное?

Я попыталась сосредоточиться - ведь именно в этот момент решалась моя судьба. Но ничего не вышло - наверное, последние мозги растворились в огненном океане. Поэтому я просто выбрала тот вариант, что казался мне более правильным:

– Сотворенное, - произнесла я, глядя в упор на Рассвета. Тот одобрительно наклонил голову.

– Ты не ищешь легких путей, - с непонятной интонацией произнес прозрачный. - И, больше того, уже давно никто не рискует идти этой дорогой, да и мы не очень-то одобряем подобный путь… Но, поскольку ты принесла нам очень важную весть, мы предоставим тебе такой шанс. У тебя есть вопрос? Задавай.

– Чем отличается готовое тело от сотворенного?

– Птенец не знает элементарных вещей, - заголосил самый плотный дракон. - Разве мы можем позволить ему выбирать?

– Учитывая все обстоятельства, - выделил интонацией слово "все" прозрачный Старейший, - думаю, что можем. Птенец, закрой глаза.

А у меня получится? Я же призрак. Ладно, будь по-вашему…

Когда я открыла глаза, драконов уже не было. По бокам и сзади от меня били ввысь огненные струи, проход был только спереди. Намек был прозрачен. Я шагнула вперед.

И снова, как и полгода назад, на поляне Правосудия, пред моими глазами разворачивалась моя жизнь. Только на этот раз никто меня ни в чем не обвинял. Мне просто давалась возможность поступить тем или иным образом. Хоть тем же самым, что и раньше. Любым.

Вот я, совсем маленькая, подкрадываюсь к отцу - тот пишет масляными красками картину о Сером Волке и Иване-царевиче. Он не видит меня, он весь погружен в творчество. Я подкатываюсь ему под ноги, он спотыкается. И отвешивает мне крепкий подзатыльник. От всей широты своей творческой натуры.

Тогда я разревелась. Мне и сейчас обидно. Но вместе с тем мне понятен отцовский гнев - непонятно откуда, но я знаю, что меня саму лучше было не отвлекать во время решения задачек по аналитической геометрии. Мало не казалось никому. Что такое, эта аналитическая геометрия?

Отец откладывает кисти в сторону, не отрываясь, смотрит на меня. Я люблю тебя, папа. Спасибо тебе за то, что ты был.

Пейзаж меняется, комната в городской квартире взрывается огненными струями, я трясу призрачной головой, вспоминаю, что не в детстве я. Совсем не в детстве. Один шаг вперед.

Огненный лабиринт рождает местность сельского типа, характерную для средней русской полосы. Мы с отцом и матерью первого мая 1988 года идем по бескрайнему распаханному полю. Я выбираю борозду, и решаю, что буду идти по ней. Что это? Никак, деньги? Свернутая двадцати пяти рублевая купюра. Когда-то давно я, глупо улыбаясь, радостно протянула родителям свою находку. Как сейчас помню, там было еще двадцать пять, два раза по три и одна желтенькая - всего пятьдесят семь рублей. Какой-то бедолага, получив зарплату, пропил трешку, а остальное потерял. Мне потом купили босоножки. За девять. Я это запомнила надолго. И были моменты, когда мне казалось, что подобный обмен был не равноценен. Особенно, когда на почве демографического кризиса все вокруг и вдруг заговорили о том, что родители должны вкладываться в своих детей самозабвенно и без остатка.

Сейчас всех денег мира не хватило бы для того, чтобы вернуть ту прогулку по полю с папой и мамой. Я смотрю на родителей. У меня есть только пятьдесят семь рублей советскими деньгами. Этого мало. Очень мало. Но в то же время и очень много. И у меня сейчас безграничные возможности. Возьмите, пожалуйста, мое Сокровище.

Огонь все также бьет в небеса. Вот только цвет его чуть изменился.

Хибины, Кольский полуостров, лето. Я подвернула ногу, лодыжка опухает на глазах. Мой бой-френд недовольно кривится, но потом берет себя в руки.

– Тут недалеко КСС, - разворачивает он карту. - Я схожу за помощью. Жди меня, через три часа вернусь.

Я спокойно смотрю на него. Откуда-то я знаю, что он не вернется. Ах да, у меня же безграничные возможности! Но это - его галактика, это его выбор.

– Иди. Удачи тебе.

Волосово. Аэродром. Маленький, с грунтованной взлетно-посадочной полосой. И мы, "перворазники", с двадцатью килограммами десантного парашюта за спиной, уложенного накануне пьяным в стельку инструктором. Заплатившие деньги в размере пяти стипендий за право шагнуть в небо. Ждем своей очереди в компании пары групп таких же нервных новичков, что и мы. В голове то и дело возникают сведения, вложенные туда за два часа инструктажа. Только бы не забыть, как управлять куполом, за какую стропу тянуть! И не дай бог, откажет основной парашют - придется выкидывать запаску. Инструктор так нетвердо стоял на ногах, когда показывал то, как именно надо спасать свою жизнь путем выбрасывая купола под определенным углом… Нет уж! Пусть откроется основной.

Вот еще одна группа забирается в кукурузник. Тот, подпрыгивая, разгоняется, отрывается от земли. А это еще что такое?

Народ кругом орет, ахает, тычет пальцем в небо. Черная точка растет, приближается, вот уже кувыркается. Маленькая фигурка парашютиста.

– Затяжной прыжок, - информирует меня стоящий рядом трезвеющий инструктор. - Что ты телишься,…! Твою мать! Раскрывай!!!!! Запасной, твою дивизию! Раскрывай!!!!!!!

Четыреста метров. Триста. Двести. Не успеет.

У меня безграничные возможности. Парень тормозит у самой земли. Встает на ноги. Аэродром испускает дружный вздох.

– Чудо! Чудо!…

Наша группа тяжело взбирается в самолет, усаживается на лавки вдоль маленьких окон. Я, легковес, одна из последних. Низкий гудок, загорается лампочка. Еще раз. Наша скамейка подымается.

– Пошел! Пошел! Пошел!… Пошла!

В проеме обшивки переливается зелено-синими красками глубина. Шаг в небо. Свободный полет.

"Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три-и-и!!!"

Рывок. Над головой расцветает парашют.

Полет, собственно, заканчивается. Дальше - только висение в широких серых стропах, да медленное опускание на кочковатую поверхность аэродрома.

У меня безграничные возможности. Я могу полетать и с обузой парашюта. Но так, чтобы никто не понял, в чем дело - мне не нужен ажиотаж вокруг меня. Совсем не нужен.

Физический факультет МГУ, третий курс, экзамен. Последний, по экономике - легкая заминка после тяжелого сессионного труда. Я, среди студентов астрономического отделения, сижу, готовлюсь, меня еще не вызвали. Отвечает моя одногруппница, Анька, умница, круглая отличница, ей хотят вкатить тройку, и отметка пойдет в диплом. Она сидит ко мне спиной, я вижу, как вздрагивают ее плечи. Не знаю, какой озверин в тот день я съела на завтрак.

– Посмотрите ее зачетку, - кричу. - У нее же одни пятерки!!

Тетка-экзаменатор пролистывает синюю книжицу.

– И впрямь, пятерки. Что же… Мой предмет не профилирующий… Поставлю вам четыре балла, это не сильно повлияет на цвет диплома. А вы, - смотрит она меня в упор, - идите отвечать.

У меня безграничные возможности. Но я все оставлю, как есть - мне и тогда поставили пять баллов.

В тот раз я сияла от гордости за свою невиданную смелость, пила на морозе пиво с одногруппниками. Заслуженным героем, как иначе? Мне и сейчас удивительно и очень приятно за себя. А еще я просто тихо радуюсь встрече с прошлым, и это чувство длится, и длится, и длится…

Огненные струи слева и справа. Бьют в небеса.

Я вижу, что предо мной - смерть отца. Черная полоса моей жизни, перевод посреди четвертого курса на кафедру математики, такую не романтичную, такую скучную. Он всегда говорил - займись математикой, ручка с бумагой могут уместиться в авоське, и тебе не нужно тащить за собой телескоп. Ты прав, отец. По-своему прав. Я ничего не хочу менять. Да, я могу отсрочить дату смерти, но срок твоего пребывания на Земле уже истек, я это сейчас вижу. Жаль, что я так и не успела поговорить с тобой - то маленькая была, чтобы понять тебя, то грызла гранит науки в надежде постичь чужую премудрость. Я хотела дорасти до тебя. Всегда казалось - успеем наговориться.