– У тех, кто состоит в нашем братстве, не бывает учеников, – ответил Авти предельно серьезно, – и ты никогда не сможешь стать настоящим шутом…
– Почему?
– Долго объяснять, – Авти отмахнулся, – но дело тут не в том, что ты плох. Давай лучше есть, а то остынет…
Обгладывая бараньи ребрышки, Хорст задумался над словами спутника. На самом деле, он ни разу не видел молодого паяца. Все они были старыми, если не сказать дряхлыми. Но откуда тогда берутся новые?
Одного кувшина пива Авти показалось мало, и он потребовал второй. Когда его принесли, то шут попытался ущипнуть служанку. Девушка ловко шлепнула его по руке.
– Ничего, я доберусь до тебя… – повторил Авти, и улыбка его показалась Хорсту зловещей.
– Ну что, пора бы озаботиться ночлегом, – сказал бывший сапожник, следивший за тем, как местные гуляки, раскачиваясь и гогоча, покидают помещение, а гости пробираются к лестнице, ведущей наверх, к комнатам.
– Не уверен, что мы останемся тут, – загадочно ухмыльнулся Авти. Глаза его не отрывались от служанки, которая убирала со столов, и в каждом зрачке полыхал крохотный багровый огонечек.
Это мало походило на отражение догорающих в очаге поленьев.
Хорст ощутил, как по спине расползается холодок.
– Что ты задумал?
– Потискать эту девицу и перепихнуться с ней, – отозвался Авти, облизывая губы, – уж больно она мне глянулась…
– Ты спятил? Нас поколотят!
– Она и не пикнет! – Шут оскалил в усмешке немногие уцелевшие зубы, гнилые, как старые доски. – А мы сделаем дело и уйдем. А завтра на ее жалобы никто не обратит внимания – наверняка эту шлюшку время от времени подкладывают в койку богатым постояльцам.
Хорст с ужасом уставился на того, с кем путешествовал не первый день. Авти спас ему жизнь, помогал и учил, но что он за человек, бывший сапожник так и не смог разобраться. Временами Болван выказывал странную для бродячего фигляра осведомленность и казался чуть ли не мудрецом, а иногда превращался в гнусное порочное чудовище…
Как сейчас.
С постоялого двора они ушли последними. Хозяин приветливо улыбнулся и закрыл дверь. Хорст услышал, как за спиной прогрохотал запираемый засов.
– Иди за мной, – шепнул Авти, воровато оглядевшись, после чего шмыгнул за угол. Хорст, чувствуя, как колотится сердце, последовал за ним.
Тут имелась дверь, ведущая, скорее всего, на кухню, а к забору лепились сараи. Между ними и помойной ямой, откуда несло вонью, густо разрослись кусты.
– Вот тут мы и засядем, – кровожадно облизнувшись, заявил шут. – Рано или поздно она выйдет, и тогда…
– А может, ну ее? Пойдем! – сказал Хорст. – Ты уж старый, зачем тебе эта девка?
– Старый, да удалый! – Глаза Авти сверкнули в полутьме. – Хоть и в годах, а почесать конец охота…
Отговорить приятеля не удалось, и Хорст, дергаясь при каждом шорохе, сидел рядом с ним. Постепенно темнело, сквозь несущиеся по небу облака проглянули звезды, взбирался на косогор неба месяц.
Служанка появилась, когда Хорст уже задремал. Авти рядом с ним вдруг дернулся, зашуршали раздвигаемые кусты. Шут нагнал девицу одним длинным кошачьим прыжком, ухватил рукой за талию, другой зажал рот.
– Молчи, сука! – Свистящий шепот прорезал ночную мглу. – Заорешь – убыо!
Девушка вздрогнула, судя по сдавленным хрипам, попыталась вырваться, но Авти держал ее крепко. Сил у него, несмотря на малый рост и видимую дряхлость, хватило бы на пятерых.
– Сторожи, – велел шут, уволакивая трепыхающуюся жертву за кусты, – кто пойдет – свистнешь…
Раздался треск разрываемой одежды, а потом утробное сладострастное сопение.
Хорст сидел ни жив ни мертв, его все сильнее охватывало чувство гадливости, словно он измазался в навозе или проглотил какую-то пакость. Хотелось сбежать куда-нибудь подальше, чтобы не слышать доносящихся от самого забора ритмичных звуков.
На ночь остановились на берегу неширокой речушки. Вода в ней была удивительно прозрачной. В последних лучах заходящего светила Хорст разглядел ленты водорослей, мечущихся среди них рыбок, похожих на ожившие капли серебра.
Потом стало не до любования красотами. Авти затеял то, что скромно называл «уроком». Хорст битый час скакал с мечом в руке, уклоняясь и атакуя, а наставник в костюме паяца знай себе покрикивал на ученика, не забывая больно его наказывать за каждый промах.
Судя по умению владеть оружием, Болван не всегда был шутом.
К окончанию урока Хорст дышал как загнанный конь, а рубаху и штаны можно было выжимать.
– Сегодня двигался ничего, – сказал Авти, убирая кинжал. – От пары безруких инвалидов ты бы отбился…
– Вот всегда ты язвишь, – Хорст со стоном размял уставшее запястье, – нет бы ободрить…
– Не мое это дело – ободрять, – шут зевнул, потянулся так, что захрустели суставы, – спать пора!
Хорст не успел умыться, как Авти растянулся около прогоревшего костра и принялся негромко похрапывать. Бывший сапожник помолился и лег с другой стороны от огня. Но сон не шел, будто его отпугивала ломота в мышцах.
Хорст бездумно смотрел вверх, глядя, как ползет по небосклону луна. Когда прозвучал первый крик, он испуганно подскочил и ухватился за рукоять лежащего рядом клинка.
– Что? Где?
– Ааааа! – Истошный, хриплый вопль раздался от того места, где расположился Авти. – Ааааааа!
– Что такое, во имя Владыки-Порядка? – Хорст спешно бросил в костер охапку хвороста и обомлел. Пламя с треском поднялось, осветив лежащего на спине шута. Глаза у него были закрыты, а на коже, кажущейся желтой, выступили крупные капли пота.
Внешне Авти не изменился. Но не успел Хорст опомниться, как тело шута скрутила жестокая судорога, бородатое лицо задергалось, а изо рта вырвался полный боли крик.
– Ааааа!
Так мог орать истязаемый, но никак не мирно спящий!
Хорст спешно подскочил к Авти, схватил за плечи и встряхнул. Голова шута мотнулась, но глаза на искаженном лице так и не открылись.
– Проснись! Проснись! – Удары по щекам тоже не подействовали. Авти, судя по всему, пребывал во власти кошмара, что-то неведомое, незримое не желало отпускать жертву. – Что делать, помилуй меня Владыка-Порядок?
Хорст беспомощно огляделся. Взгляд упал на флягу, в которой они таскали воду. Подхватив ее, бывший сапожник метнулся к журчащей во мраке реке. Спешно наполнил посудину и побежал назад к Авти, который принялся ритмично стонать.
От выплеснутой в лицо холодной воды шут вздрогнул, рывком отшвырнул одеяло и сел. Широко распахнувшиеся глаза фигляра казались окошками, за которыми зияла бездна ужаса.
– Что? – дребезжащий голос звучал непривычно низко, почти басом. – Где я? Что происходит?
– Ты кричал, – сказал Хорст, откладывая флягу. – Орал, как будто тебя режут…
– Правда? – Авти с трудом, кряхтя, кое-как встал. Руки его тряслись, точно с похмелья, а ноги подгибались.
– Страшный сон приснился? – предположил Хорст.
– Сон? – Шут на мгновение задумался. – Да, трахнутый Хаосом сон… да, да…
Он добрался до реки и некоторое время шумно плескался, будто медведь, ловящий рыбу. Когда шут вернулся, то выглядел почти обычно, только глаза у него были непривычно потухшие, мрачные.
– Со мной такое бывает, – сказал Авти, усаживаясь, – в следующий раз не обращай внимания. ЭТО должно пройти само. Вот ты сегодня прервал… сон, и, когда я усну, он вернется вновь. Понял?
– Да, – Хорст кивнул. – Может быть, тебе нужен лекарь? Или служитель Порядка?
– Ты еще предложи к магу обратиться, – невесело усмехнулся Авти, – нет, с ЭТИМ мне никто не поможет… так надо… Вот завтра поработаем, и все будет в порядке…
Два дня, прошедших после того, как Авти изнасиловал служанку, они только убегали. Слух о случившемся непостижимо быстро разнесся по окрестностям, и, сунувшись в следующую по дороге деревню, шут с «учеником» едва унесли ноги от разъяренных мужиков.
