— Через полгода все благополучно отпадает!

Овечка прыснула и, как ни странно, покраснела. А меня вдруг понесло, словно тесто на дрожжах, я распалилась и каким-то безошибочным чутьем угадывала дорогу.

И когда вылетела к скиту, едва не задыхалась от злости, поскольку, какую бы кару им я ни придумывала, все в моем воображении разбивалось о стену их твердокаменной уверенности в своей правоте. Вот я и злилась, понимая, что, как бы я ни поступила с ними, они все равно будут считать себя потерпевшими безвинно. Так что под конец я просто решила сровнять их скит с землей и забыть.

Каково же было мое удивление, когда я увидела их жилище.

— Скит, — сказал Зоря.

И мы замерли перед деревянной крепостью, у которой одни стены были двадцати локтей в высоту, не меньше. Стояла она на широком лугу в недобром кольце черных елей.

На стенах и вбитых в мерзлую землю кольях торчали черепа, сиявшие недобрым мертвенным светом из глазниц. Я немедленно почувствовала себя полководцем, пришедшим изгонять из своих земель нечто чуждое и злое.

— Ну все, гады! Щас я вас убивать буду! — невольно повторила я Зорину фразу. И двинулась штурмовать крепостные ворота.

Мы, однако, не дошли до створок, обитых железом, с дюжину шагов. Черепа на кольях вдруг завыли, ярким светом плеснуло в глаза, и нас с Индриком безжалостно швырнуло к лесу, словно кто-то врезал многопудовым кулачищем.

— Чего тебе надо, нечисть? — донесся с надвратной башни насмешливый оклик, — Сия обитель защищена благодатью Хорса.

У меня помутилось в глазах и, прежде чем я успела что-то понять, снежная лавина океанской волной поднялась и ударила в крепость, как тараном. Зоря радостно взвыл:

— Так их! — И тут же с ревом кинулся наутек, заполошно оглядываясь назад на отразившийся от стен снежный вал. Нас с Индриком едва не переломало. Вырвавшись из сугроба, дикой разъяренной кошкой я кинулась бы с кулаками штурмовать проклятый скит, не ухвати меня сзади за шубу овечка.

— Уймись, Верея, — посоветовал мне спасшийся за елями богатырь, — смертному бога не превозмочь.

— Ну это мы еще посмотрим! — гаркнул выпроставшийся рядом со мной из снега Индрик. Не отводя злого взгляда от скита, он спросил: — Кто там тебе до самой смерти обязан?

— Анжело!

— Вот и у меня должников немерено.

Настоятеля скита Селивоя разбудил безбожный стук в дверь. На расправу настоятель был скор, на руку тяжел, и быть бы полоумно колотившему в дверь поротым нещадно, если б он не орал радостное для слуха Селивоя:

— Война!

— Что там? — на всякий случай недовольно спросил настоятель, спешно опоясываясь мечом и вооружаясь посохом иерарха, освященным и благословленным Великим Жрецом Хорса.

— Нечисть за ведьму свою пришла мстить! — Посыльный вытянулся в струнку, пожирая настоятеля белыми от ужаса глазами.

— И много ее? — осведомился довольный настоятель.

— Жуть' Как много! — отрапортовал монах. — Лесу не видно!

Настоятель хищно оскалился:

— Это хорошо, что так много. И то, что так быстро собрались, хорошо. Будет сегодня великая битва во славу Хорса.

— Они пытались уже штурмовать.

И, пока настоятель широким шагом двигался к смотровой башне, быстро рассказал о том, что произошло.

Мне, как полководцу, конечно, следовало сидеть на Индрике, помавать ручкой и отдавать приказы, но меня разбирала жажда творить хоть что-нибудь. А крепость стояла как великан, которому плевать было на мои комариные наскоки. От этого я бесилась и бегала от Анжело к Индрику, не забывая поражаться, сколько нас высыпало под стены скита. Одних ведьм и демонов было без счету, а уж от лесных духов и нечисти рябило в глазах, и все они на поляну не помещались. Даже навки, которых я полагала зимой спящими, явились по зову Индрика. Лешие и блазни покинули свои берлоги, а на то, что стояло по левую сторону от Индрика, он нам с Зорей и вообще запретил смотреть категорически.

— Будет им война! — рычал оказавшийся на редкость кровожадным единорог. — Надоели хуже бельма на глазу! Хуже занозы в заднице!

— Чего вам надо, нечисть? — услышали мы опять от крепости.

Я присмотрелась: на башне в окружении мордоворотов стоял старик в длинном белом балахоне, но при мече.

— Мы хотим справедливости! — рявкнул, опередив всех, Анжело.

Индрик сверкнул на него багровыми глазами, но я толкнула единорога в бок, цыкнув, чтобы молчал.

— Какой справедливости ты, нечестивая тварь, желаешь от Хорса?

— В этом лесу все живут по покону! Никто никого не истребляет!

— Только не мы! — крикнул со стен настоятель.

— Ну тогда и не жалуйтесь.

— Что ты нам сделаешь, нечисть?

Анжело вынул из складок плаща коробочку и, открыв ее, дунул в сторону крепости. Зеленое облако, подхваченное ветром, накрыло стены, и там все расчихались.

— Отравить хочешь? — взревел, утираясь, настоятель.

— Ну что вы! — хмыкнул Анжело. — Это всего лишь пыльца из садов богини Любавы. В ком есть хоть крупица любви, останется человеком, остальные — сам знаешь — превратятся в свиней.

Глаза настоятеля сделались круглыми и словно стеклянными, воспользовавшись этим, навки и ведьмы, задвинув за спины мужиков, слезно затянули песню, покачивая юбками, как это делают цыганки или попрошайки:

Зоря, стоявший ближе всех к Анжело и оттого нюхнувший первым, сорвал с головы шапку и, как плясун в кабаке, радостно проорал, скакнув козлом: «Ой, не буду горевать, буду до утра плясать!»

Я чуть не взвизгнула от удивления — так залихватски, да еще под музыку нечисть вдарила разгульную, пустившись в пляс.

Меня подхватил хоровод, и мы вскачь понеслись вокруг крепости. Самое удивительное, что Анжело ухитрялся при этом наяривать на кобзе, во весь голос распевая:

Я чувствовала, что визжу, как заправская ведьма, и неведомая сила отрывает меня все дальше от земли. Мы неслись вокруг крепости так быстро, что ветер не успевал за нами и обиженно гудел, силясь догнать. От этого вокруг скита закручивался вихрь, черепа срывало с кольев, сами колья выворачивало из земли, и даже крепостные ворота начали предательски трещать. Монахи выли, цепляясь за стену, но буйный ветер всенепременно желал, чтобы они присоединились к нашей пляске. И я хохотала, слушая, как Индрик с Зорей на два голоса поют: