В служебном купе, сидя, прижавшись, друг к другу, спали оба проводника. На столике лежала початая пачка уже знакомых ему сигарет, а в пепельнице два окурка.

Он кинулся к купе, в котором ехали старик и средних лет мужчина. Предчувствие его не обмануло, — купе было пустым…

Кабинет, куда провел их хозяин ресторана Гарик, был небольшим, но уютным. Стены, затянутые в розоватый бархат, казалось, сочились прохладой. Прямо под картиной, изображающей кавказские горы, стоял кожаный диван. Чуть в стороне, встроенный в сервант, матово светился матовый экран «Тошибы».

В центре накрытый белоснежной скатертью стоял стол. В центре стола отсвечивали серебром свечи. Тут же, из ведерка со льдом торчала бутылка вина. Тут же играли бликами горящих свеч два бокала, и живым натюрмортом, красовалось блюдо с фруктами.

Напротив каждого из двух, стоящих по разные стороны стола тяжелых стульев, стояли столовые приборы, рядом по пачке сигарет «Президент», зажигалки и пепельницы.

Усадив гостей за стол, Гарик достал из ведерка вино, наполнил до половины бокалы, и неслышно удалился.

— Предлагаю выпить, Ринат Рустамович, — приподнял свой бокал Лустенко.

— С удовольствием, — приподнимая свой, в тон ему ответил Сейфуллин.

Лустенко пригубил свой, подождал, когда пригубит свой гость.

— Итак, Ринат Рустамович, вы желали встретиться со мной, — Лустенко внимательно посмотрел на собеседника и выжидающе замолчал.

— Да, — Сейфуллин покрутил бокал в руках, поставил на стол, снял очки и положил их в карман, — я искал встречи с вами. Это необходимо, чтобы разрешить, простите, попытаться разрешить все разногласия, которые появились между вашим концерном и нашей корпорацией, в этом регионе.

— О каких разногласиях вы говорите? — Лустенко взял сигарету из пачки, и не спеша, прикурил.

— Я имею в виду автопредприятие, — Сейфуллин подслеповато посмотрел на Лустенко, и также потянулся к сигаретам.

— Мне не понятно, о каких разногласиях идет речь, — Лустенко пристально посмотрел на оппонента. — Приобретение контрольного пакета акций предприятия концерном неоспоримый факт, на что есть все подтверждающие его документы. И мне не понятно, — Лустенко неожиданно замолчал, увидев в дверях кабинета Гарика.

— Нести горячее? — вежливо поинтересовался он.

Лустенко, посмотрев на Сейфуллина, — кивнул головой.

Гарик, молча, удалился.

— А что вам не понятно? — переспросил Сейфуллин, возвращаясь к прерванной фразе Лустенко.

— Ну и сукин сын, — усмехнулся Лустенко, поражаясь изворотливости Сейфуллина, — а вслух саркастически продолжил: «Не понятно то, зачем вы затеяли эти никчемные прокурорские наскоки на предприятие? Как вы объясните попытку грубой провокации с наркотиками?»

Сейфуллин невозмутимо затянулся сигаретой, выпустил дым и неопределенно пожал плечами, и иронически произнес:

— Кто же мог подумать, что ваш однокашник Веригин окажется таким безмозглым идиотом. Поверьте, все это он проделал сам, на свой страх и риск, не поставив нас даже в известность.

Сейфуллин даже и не пытался отмахнуться от Веригина, подтверждая тем самым факт того сотрудничества с корпорацией.

— На чем вы взяли Веригина? — Лустенко в упор посмотрел на собеседника.

— Веригина? — Сейфуллин усмехнулся. — Я точно не скажу, но его, если я не ошибаюсь, привлек к сотрудничеству мой шеф. И довольно-таки давно. Его будто бы зацепили, когда он еще работал в контрразведке, на совращении несовершеннолетних девочек…

Лустенко молчал. В последнее время, он ожидал от Семена все, но что бы это?

Но он поверил Сейфуллину. Оговаривать тому покойного, не было никакого смысла.

— Вы удовлетворены ответом? — услышал он голос собеседника и, кивнув, коротко ответил: «Вполне».

Наступила продолжительная пауза. И будто ее, подгадав, появился Гарик с официантом. Перед гостями появилась жареная осетинка в соусе из лимона, бутылка армянского коньяка, коробка шоколадных конфет, две коньячные рюмки, нарезанный тонкими дольками лимон, кувшин с апельсиновым соком.

Наполнив рюмки коньяком, Гарик с официантом удалились.

Собеседники, молча, подняли рюмки, кивнули друг другу, выпили, и молча приступили к закуске.

Отбросив мысли о Веригине, Лустенко, отправляя в рот дольку лимона, с интересом наблюдал за Сейфуллиным. Он прекрасно понимал, что тот набивался на эту встречу, отнюдь не из-за автохозяйства и, догадываясь об истинной причине, ожидал, когда тот сам ее назовет.

В свою очередь Сейфуллин расправляясь с таящей во рту осетриной, перехватывал изучающие взгляды своего собеседника, думал почти то же самое. Он гадал, что тому известно о «деле» профессора Петрова. То, что тот знает о нем, сомнений у Сейфуллина не было.

Неожиданная трель мобильника, донесшаяся из его кармана, прервала все размышления. Извинившись перед Лустенко, он прижал телефон к уху.

Лустенко с интересом наблюдал, как меняется выражение лица его оппонента. Черные маслины широко раскрытых подслеповатых глаз, из равнодушных, неожиданно превратились, сначала в растерянные, потом испуганные и, наконец, в безжалостные и беспощадные.

— Что-то случилось? — равнодушно спросил Лустенко, прикуривая сигарету.

Пряча телефон в карман, Сейфуллин неопределенно повел плечами, достал из другого кармана дымчатые очки, водрузил их на нос.

— Да так, производственные издержки, сухо ответил он и, вздохнув, добавил: «Мне очень жаль, Виктор Иванович, но я вынужден вас оставить. Извините….все так неожиданно», — он всплеснул руками, и поднялся из-за стола.

— Понимаю, — кивнул Лустенко, и со словами, — не смею задерживать, — поднялся из-за стола, и протянул для рукопожатия руку.

О каких «производственных издержках» сказал ему сейчас Сейфуллин, он уже догадался.

Как всегда в субботний вечер Чепела был в загородной сауне. Сауна размещалась рядом с аккуратным особняком на берегу небольшого озера, и посещать ее мог только ограниченный круг лиц.

Мохов на этот раз отсутствовал. Не было его и в прошлую, и позапрошлую субботу. Чепела понимал, что все связано со смертью Веригина. На Мохова сейчас навалились куча дел, поэтому лишних вопросов он ему не задавал.

Чепела, как всегда забавлялся с двумя-тремя девицами, но сегодня, предпочел одну, пухленькую. Пухленькие всегда были его слабостью.

Прижимая к себе ее обнаженное тело, он пытался поймать губами сосок ее огромной нежно-розовой груди. Распаляясь от близости, он прижимал ее сильнее и сильнее. Аромат ее тела пьянил его, заставлял терять рассудок от страсти. Он отыскал губами ее пьяный смеющийся рот и, впившись в сладкие пухлые губы, повалил на топчан. Багровый от напряжения, стискивал ее грубыми руками мясника. Дрожа от нетерпения, он казалось, готов был раздавить ее в своих объятьях…

Бесстрастная и неумолимая трель лежащего на столе среди закусок мобильника, все же заставила его разжать свои объятья.

Оттолкнув ее от себя, и посылая неизвестно в чей адрес проклятья, он схватил волосатой ручищей телефон, и крикнув девице: «Пошла отсюда, лярва!» — прижал его к уху.

Сверкнув голыми ягодицами, та, набросив на себя простынку, мгновенно исчезла за дверью.

Через полчаса он уже сидел перед Моховым в «Домике лесника».

— Ну, Валера, — недовольно помотал головой Чепела, — ты меня с самого интересного сорвал…

— Заткнись, и слушай! — оборвал того Мохов, и посмотрел на него таким уничтожающим взглядом, что тот от неожиданности едва не поперхнулся.

— Не понял?! — попытался, было возмутиться Чепела.

— Я же сказал, заткнись! — голос Мохова зазвенел сталью.

— Вот здесь, — он вытащил из своего старенького «дипломата» целлофановый пакет, — твоя доля. Это из того, что я обнаружил там, ты знаешь где, — добавил он, передавая пакет Чепеле. Из этой суммы рассчитаешься со своей шпаной….

— Сколько тут? — Чепела подбросил пакет в руке.

— Не беспокойся, хватит тебе и твоим архаровцам. Пришлось оставить и вдове.