Милиция тут же взяла его в оборот. Сразу же из гаишной машины выскочили милиционеры числом трое.

Дюжие молодцы в помятой форме, от которых разило на километр пивом и луком, выдернули его из машины, заломили руки за спину и сунули в милицейский «уазик» на заднее сиденье. Не особо церемонясь, дали разок по зубам и тут же облили его всего водкой из заранее приготовленной и открытой бутылки.

Когда бутылку с водкой поднесли к его губам, с явным намерением влить остаток в рот, Филарет очнулся.

Резкие удары по болевым точкам стражей порядка, классический бой на ограниченном пространстве – и вот уже трое ментов скрючились в своем транспортном средстве. Задрав по очереди всем троим головы, Филарет влил каждому в открытые рты остатки водки и уже собрался выйти из машины, как зазвонил мобильный телефон.

– Ты где шляешься? Тут серьезный вопрос, люди из Москвы приехали, тебя ждут! – пророкотал в трубку голос полковника ФСБ Федотова.

– Сергей Иванович! Тут подстава! Меня менты хотели водкой напоить, но я не дался! Документы забрали!

– Все решим! Давай быстрее! Хватай любую тачку, сунь мою ксиву в зубы и к нам – вопрос жизни и смерти!

Филарет так и поступил. Выскочив из «уазика», он встал посередине дороги и остановил первую машину, которой оказалась серая «Вольво» со звероподобным водителем, высунувшим из окна злобную небритую рожу, больше похожую на обезьянью.

– Извини, браток! Надо срочно добраться до ФСБ на улице Чапаева! – тоном, не допускающим возражений, выкрикнул Филарет, махнув перед глазами водителя бордовой книжечкой.

Водитель распахнул переднюю дверь, сразу сменив выражение лица.

Высунув левую руку на крышу, он прилепил проблесковый маяк и, развернувшись прямо посередине дороги, погнал машину против движения, распугивая водителей встречных автомобилей рыкающими сигналами клаксона.

– Это твоя лайба «Запорожец» поцеловала? – спросил водитель, ловко кидая в рот сигарету.

– Да, моя. Менты подставили.

– Если нужна будет адвокатская или любая другая помощь – звони, – сказал водитель, протягивая визитную карточку, на которой было напечатано: «Сергей Васильевич Коршунов. Директор охранного агентства «Барс». Ниже стояло три номера телефона.

– Держи мою визитку. Любые измерения, сертификаты, аттестация рабочих мест, консультации по вопросам аудиоконтроля! – крикнул в ответ Филарет, на ходу выпрыгивая из еще не остановившейся машины.

Федотов ждал его около дверей особняка ФСБ и, едва Филарет заскочил в дверь, сразу схватил его за руку и потащил мимо часового наверх.

– От тебя разит, как из шинка! – недовольно сказал, он, перешагивая сразу через три ступеньки лестницы.

– Это менты облили водкой и пытались влить в рот, но я не дался.

– Представляю, что ты с ними сделал! – хмыкнул Федотов, идя впереди по устланному ковровой дорожкой коридору.

– Ошибаетесь, господин полковник! Все трое без сознания и ни одного тяжелого повреждения! – обиженно сказал Филарет.

– Может, ты их калеками на всю жизнь оставил, а мне с ними разбирайся! – пробурчал полковник, открывая дверь приемной начальника управления. – Верочка! Можно привести этого хмыря в божеский вид за тридцать секунд? – спросил полковник, подводя Филарета к столу секретаря.

Верочке было лет сорок пять по виду, а сколько ей на самом деле, Филарет не знал. Брезгливо сморщив курносый носик, она строго взглянула на Филарета и, сунув руку в карман строгого жакета, вытащила фигурный ключ:

– Сергей Иванович! Отведи своего протеже в седьмую комнату и переодень! Не забудь сбрызнуть спреем со стеклянной крышкой!

Комната номер семь находилась в конце коридора, под лестницей, ведущей на третий этаж.

Скинув всю одежду на пол, Филарет только успел поднять голову, решая, что дальше делать. Сильные руки полковника втолкнули в душевую кабинку за незаметной дверью слева.

Кабинка имела все принадлежности для аварийного мытья, в том числе щетку на длинной ручке, которой он с удовольствием воспользовался, смывая с себя водочный и тяжелый запах милицейской машины.

Наскоро помывшись, Филарет взял из рук полковника большое махровое полотенце, вытерся и быстро стал одеваться.

Вместо джинсов и клетчатой рубашки ему были предложен строгий темно-серый костюм в полоску, белая рубашка и галстук в тон костюму. Темные замшевые туфли пришлись впору.

Филарет с удовольствием осмотрел себя в большом зеркале.

В зеркале отразился высокий, метр девяносто четыре, мужчина тридцати лет, с дочерна загорелой кожей и пронзительными голубыми глазами.

– Ты, оказывается, просто красавчик! То-то я смотрю, Верочка с тебя взгляда не сводит! Она никому не дает ключи от костюмерной, а тебе сразу дала. Побежали! Мы и так на десять минут опаздываем!

– Товарищ генерал! Инженер санэпидстанции Иннокентьев по вашему приказанию доставлен!

– Вы свободны, полковник! Благодарю за службу! – вежливо сказал начальник управления ФСБ, седой худощавый генерал-лейтенант, лет пятидесяти пяти, сидевший за огромным девственно чистым письменным столом. К нему был приставлен длинный стол для заседаний, покрытый зеленым сукном.

Стулья с высокими спинками и жесткими сиденьями стояли вдоль трех стен в строгом порядке. Портрет президента висел за спиной начальника управления, выполненный в иезуитской манере. Где бы ты ни находился в кабинете, казалось, президент внимательно наблюдает за тобой, проникая во все твои мысли.

Филарет впервые был в кабинете начальника управления и внимательно осматривался.

Огромный удлиненный кабинет, больше похожий на зал заседаний, был снизу доверху обшит потемневшими от времени дубовыми панелями. Высокие окна, зашторенные тяжелыми ворсистыми портьерами, создавали полумрак, несмотря на солнечный день за окном.

На приставном стуле, рядом с генералом, сидел еще один мужчина, в сером гражданском костюме, лет сорока пяти, с дымящейся сигаретой в зубах. На его крупном, будто высеченном из камня лице, было написано явное раздражение. Хрустальная пепельница перед ним, полная окурков, явно диссонировала со строгим кабинетом. Зная, что начальник управления не курит, Филарет сразу определил, что рядом сидит большой чин, которому абсолютно наплевать на мнение хозяина кабинета.

Лобастая лысая голова повернулась в сторону вошедшего инженера, и, не здороваясь, не вставая с места, хорошо поставленным голосом мужчина начал говорить:

– Мне посоветовали обратиться к вам, как к одному из лучших специалистов по расшифровке акустических звуковых сигналов. Я просмотрел ваши работы по управлению и считаю, что деньги в управлении вы получаете не зря.

Последовал резкий взгляд в сторону генерал-лейтенанта, после которого последний досадливо поморщился, правда, отвернув голову в сторону.

– Допускать к работам такого характера не офицера ФСБ является грубейшим нарушением наших внутренних инструкций, но в наш бардачный век…

При последних словах у генерал-лейтенанта дернулось веко.

– Прошу прощения, не знаю вашего имени и отчества, ни к каким секретам я в данном здании допущен не был, а просто расшифровывал одно отдельно взятое слово и давал по нему заключение о соответствии этого слова контрольному, – попытался разрядить обстановку Филарет.

– Молчать, мальчишка! – рявкнул лобастый, вскакивая со стула. – Вы будете строго наказаны! – Последние его слова были обращены к генерал-лейтенанту.

– Вы кричите на генерал-лейтенанта в присутствии постороннего человека, а мне это слушать совершенно не обязательно, – спокойно сказал Филарет, поворачиваясь с явным намерением выйти из кабинета.

– Стоять, скотина! За разглашение секретных данных ты арестован!

Филарет резко повернулся и, сделав два шага, остановился возле лысого:

– Какие секретные данные я разгласил, позвольте вас спросить? Где моя роспись о неразглашении?

– У тебя нет группы допуска! – заверещал, как будто его резали, лысый.

– Я не знаю вашего имени и звания. Как санитарный инспектор, считаю, что вам необходимо обследоваться на форму тридцать в лечебном учреждении. Такое неадекватное поведение симптоматично для этого заболевания. Прошу прощения, господин генерал-лейтенант, я сейчас выпишу санитарное предписание на ваше имя. Вам предстоит отправить больного в третью инфекционную больницу. Все люди, контактирующие с ним, должны пройти инфекционное обследование! – закончил Филарет, доставая из папки лист бумаги, на котором было крупно написано: «Санитарное предписание».