Такая атмосфера в посольствах царила и при Громыко, и при Шеварднадзе. Все заключалось, на мой взгляд, в культуре и в воспитании, а это не приобретается в результате смены минист­ров иностранных дел. Может быть, сейчас что-нибудь измени­лось в лучшую сторону.

... 28 февраля 1986 года в 23.30 было совершено покушение на Улофа Пальме, когда он и его супруга возвращались домой из ки­нотеатра. Пальме получил два смертельных ранения, и спасти его не удалось.

Он был необыкновенным, удивительным человеком. Я его глубоко уважал. Гибель шведского премьер-министра оказалась поистине невосполнимой утратой для всех, кто был заинтересо­ван в укреплении международного сотрудничества.

Вместе с другими участниками Комиссии Пальме я был пригла­шен на траурную церемонию. Она состоялась в городской ратуше. Огромный зал, рассчитанный на несколько сот человек, был запол­нен именитыми людьми из всех стран мира. Все было необыкно­венно строго и скромно. На балконе второго этажа выстроились представители всех партий страны с красными знаменами, окайм­ленными черными лентами. На ступеньках лестницы разместился детский хор. Гроб с телом Улофа Пальме, покрытый живыми роза­ми, был установлен на небольшом возвышении перед трибуной.

Траурная церемония собрала таких разных по политическим взглядам людей, которые никогда раньше не собирались вместе: главы государств, руководители партий, видные общественные и политические деятели, ученые...

Приглашенные были размещены строго по алфавиту: никако­го преклонения перед именами, положением, страной...

Обращало на себя внимание полное отсутствие военных, не было почетного караула, только знаменитости.

Сама траурная церемония носила весьма своеобразный харак­тер. Короткие выступления перемежались с музыкой, исполняе­мой небольшим оркестром. В зале звучали любимые песни Улофа Пальме.

С короткими речами выступили новый премьер Швеции Карлссон, король Швеции, генеральный секретарь ООН Перес де Ку-эльяр, Раджив Ганди, Калеви Сорса, Вилли Брандт... Каждый пос­ле своего выступления возлагал на гроб Улофа Пальме живую розу.

Затем все остались в зале, а гроб с телом в сопровождении род­ственников и близких понесли по улицам города к церкви (недалеко от места его гибели), во дворе которой он и был похоронен.

Все было скромно, торжественно и чрезвычайно печально. С тех пор Стокгольм стал для меня особым городом. Как только я оказываюсь здесь, меня захлестывает волна печальных воспоми­наний об Улофе Пальме. И что бы ни происходило, по какому бы поводу я сюда ни приезжал, с кем бы ни встречался, мысль о Пальме, его образе, обаянии, приветливости, мудрости меня не покидает. И всегда я иду на место злодейского убийства, а потом и на могилу, чтобы возложить цветы.

Прошло много лет со дня его смерти, но до сих пор никто не может назвать имени убийцы. Каковы же мотивы этого преступ­ления века?.. Оно все еще окружено странными и противоречи­выми обстоятельствами.

В апреле 1989 года в Стокгольме, в гостинице Райзен, состоя­лось заключительное заседание Комиссии Пальме. Обстановка была сдержанная. Все понимали, что это наша последняя встре­ча. В прошлом оставались девять лет работы. В воздухе витала тревожная атмосфера расставания. Был принят заключительный документ. Все с грустью говорили о том, как жалко расставаться, вспоминали Улофа Пальме...

Так закончился еще один интереснейший период в моей жиз­ни. Пребывание в Комиссии Пальме дало мне очень многое. Не­посредственное участие в обсуждении самых острых проблем со­временности, общение со многими интересными и необычными людьми, политиками и учеными из разных стран расширило мой кругозор, позволило взглянуть на мир другими, более открытыми и более зрелыми глазами. Работа в комиссии предоставила счаст­ливую возможность близко узнать и выслушать точки зрения ру­ководителей и глав правительств многих государств, принимав­ших участие в работе комиссии. Наконец, благодаря участию в ее работе, я побывал во многих странах, которые при других обсто­ятельствах я, может быть, никогда не увидел.

Одним словом, мне вновь очень повезло — я опять вытащил счастливый лотерейный билет.

1992 год

Приложение

АТОМНЫЙ ПРОЕКТ

Юрий Александрович Иванов, кандидат исторических наук

Шел 1944 год - четвертый и предпоследний перед Великой По­бедой год кровавой и изнурительной войны с фашистской Герма­нией. Войны не на жизнь, а на смерть, войны на выживание. Уже произошел такой важный и долгожданный для нас перелом. Уже состоялись Сталинград и Курск. Фашистские войска откатывались все дальше и дальше на Запад. Красная Армия приближалась к нашим довоенным границам, но каждый километр этого победного пути давался нелегко. Каждая пядь Отчизны была обильно поли­та кровью и потом наших солдат, за каждый освобожденный уча­сток родной земли было заплачено многими жизнями.

Немалый вклад в Победу внесли наши разведчики: как те, кто на поле боя добывал бесценные сведения о находящихся по дру­гую сторону фронта войсках противника, так и те, кого принято называть «бойцами невидимого фронта». Они в глубоком тылу врага, вдали от Родины, от дома честно и мужественно выполня­ли свою ответственную и нелегкую работу. Скорое окончание войны, увы, не давало поводов для того, чтобы расслабиться и перевести дух. Более того, перед разведкой вставали новые, не менее сложные задачи, нацеленные уже в послевоенное будущее.

Еще в апреле 1943 года состоялось решение Государственно­го комитета обороны о начале работ по атомному проекту. Стоял вопрос о создании нового, невиданного по мощности, способного уничтожить все живое на земле оружия - атомной бомбы. Инфор­мация, которую получала в то время Москва от наших разведчи­ков, и которая, как мы знаем сегодня, была подлинной и досто­верной, свидетельствовала об интенсивных ядерных исследова­ниях, ведущихся в Германии, Англии, Канаде, США. Задержка с началом работ над советским проектом грозила увеличить разрыв между нашими атомными наработками довоенного периода и американским ядерным «проектом Манхэттен», могла стать при­чиной нашего многолетнего отставания в этой сфере. Американ­цы, кстати, прогнозировали, что при самых благоприятных обстоятельствах Советский Союз сможет создать атомную бомбу не раньше 1952 года.

Возглавивший группу ученых-ядерщиков (всего около 100 че­ловек), знаменитую сегодня «Лабораторию-2», Игорь Курчатов утверждал в этой связи: «Нельзя упускать время. Победа будет за нами, но мы должны заботиться и о будущей безопасности на­шей страны». О том, что Кремль придавал вопросу создания атомной бомбы приоритетное и первостепенное значение, свиде­тельствует, например, тот факт, что руководитель проекта И. Курчатов был осенью 1943 года избран действительным членом Академии наук СССР. Однако было известно, что до этого его дважды «прокатывали», а «Лаборатория-2», хотя формально и осталась в составе Академии наук, на деле стала подчиняться непосредственно Совету Народных Комиссаров.

Надо сказать, что сроки выполнения атомного проекта опре­делялись не только ходом работ в Москве, в Курчатовской лабо­ратории, но и положением дел у наших конкурентов. Работы над «проектом Манхэттен» были строго засекречены, но уже в 1944 году нашей разведке удалось собрать достаточно сведений об ус­пехах и проблемах американцев. Другой задачей, поставленной перед внешней разведкой, стала «охота» за передовыми техно­логиями, которыми в то время располагали наши союзники по ан­тигитлеровской коалиции.

СССР нужно было укреплять свою обороноспособность, чтобы не отстать в уже начинающейся гонке вооружений от других стран. Советская атомная бомба должна была показать всему миру военную мощь и неустрашимость Советского Союза, стать демонстрацией достижений социалистической общественной сис­темы. Можно также сказать, что советский ядерный проект стал наглядным примером служения передовой науки политическому режиму.

Не стоит все же преувеличивать в этом случае значение идео­логического фактора. Хотя восприятие внешнего мира Кремлем действительно вполне походило на психологию осажденной кре­пости, нельзя было не признать, что во все времена любые разведки мира, осуществляя свою деятельность, не проводили боль­шого различия между противниками и союзниками. Как гласит из­вестное выражение, приписываемое сегодня различным полити­кам прошлого от Пальмерстона до Черчилля, «у государств нет постоянных друзей и противников, а есть постоянные интересы», и это, видимо, еще в большей мере относится к такому специфи­ческому инструменту государства, как разведка. Крупный амери­канский политик и разведчик Аллен Даллес, много лет возглав­лявший Центральное разведывательное управление США (1953-1961 гг.), писал о главной задаче любой разведки следующее: «Желание заранее получить информацию, несомненно, уходит корнями в инстинкт самосохранения». А когда речь идет о самом существовании государства, естественно, все остальные сообра­жения на сей счет утрачивают свою значимость.