Петька ходил по берегу, помогая сортировать трофеи. Убитых татар оказалось на удивление мало, в основном погибли те, кто попал под картечь, или кого нашли стрелы служилых, но и среди таких несколько человек выжили – доспех выдержал.

Схватка на берегу больше походила на потасовку с мордобоем, в тесноте особо саблей не помахаешь, а копьями могли воспользоваться только конные или те, кто с краю оказался. Как только татары драпанули, новгородцы принялись разбирать завалы тел, связывая бесчувственных пленников попарно.

Вскоре вернулся воевода на ушкуе. Принес плохие вести.

– Струг мы нашли. Стоял у самого берега, – устало сообщил Лука Фомич, тяжело усаживаясь напротив князя. Андрей молчал, боясь услышать страшную весть.

– Пустой струг. Ни людей, ни товару.

– Может, живы? – с надеждой спросил князь срывающимся голосом.

– Бог знает… – чуть помолчав, ответствовал воевода.

Прохор протянул воеводе плошку с горячим варевом. Лука отрезал крупный ломоть разварившегося мяса, стал не спеша есть.

Бог с ним, с серебром – не сохранили казну – наплевать, Андрей найдет, где взять серебро, а вот пропажа посланников – дело такое… Во-первых, Андрей не знал, кому конкретно предназначалось серебро.

Ежику понятно, что большая часть его предназначалась на взятки. Кое-кто все еще не оставил надежд поставить на метрополию своего человека. Не бегать же по Константинополю с вопросами – не ваше серебро, часом? Пока не станет ясно, что сталось с монахом и бывшим митрополичьим боярином, двигаться дальше нельзя. Нужно искать. Ответы могут дать только татары. Если живы мужики, то в плену они. Если там их нет – значит, убиты и тела лежат на дне речном.

Вострый кнут в дороге просвещал князя касательно недавней истории. История в его изложении несколько отличалась от версий, ранее слышанных Андреем. Совпадение в разных трактовках событий было только одно – собирала Русь токмо церковь. Олегу Резанскому такое в голову не приходило, его существующий порядок на Руси вполне устраивал, и хотел князь Олег только одного – ослабить Москву, и только. Про смерть Олега метрополичий боярин умолчал, лишь намекнул, что Олег умер не своей смертью, да и сын его не сам умер. Андрей уже целый год играл роль следователя, пытаясь разобраться в хитросплетениях политики русских князей. По всему выходило, что смерть Олега выгодна была московскому князю и митрополиту Киприану. Кто из них отравил резанского князя и его сына – уже не важно. Важно, что Резань прогнулась под Москву и Литву. Митрополит Киприан тогда играл беспроигрышную партию – собирал русские земли под руку Литвы и Москвы.

Самое пикантное Вострый кнут рассказал буквально прошлой ночью. С его слов выходило, что Тохтамыш, после Куликовской битвы, о которой Вострый кнут отозвался как об рядовом сражении, не заслуживающим внимания, ходил вовсе не на Дмитрия.

Отнюдь. Царь подавил мятеж против московского государя. Ну да, было дело – кинули Дмитрия бояре, переметнулись к Литве. Кое-кто из русских князей подговорил бояр и служебных князей вернуть Дмитрию крестное целование и собирались лишить строптивого князя живота. Вот только зачинщик мятежа просчитался, в игре участвовали еще иные силы. Князь Остей не случайно оказался в нужное время в нужном месте. Тохтамыш подавил мятеж, а русский князь подчистил хвосты, перебив всех бояр и духовенство. Андрей и сам знал, что царские татары на церковнослужителей Руси руку никогда не поднимут, да еще в присутствии царя.

Нынешнее задание князя напрямую связано с теми событиями. Боярин Маслов, когда мирился, по пьяному делу проболтался, что Свидригайло скоро подкинут интересные грамотки, из которых литовский князь поймет, что его ставленник на митрополичьей кафедре – двурушник. Якобы брал Герасим серебро у московского государя, чтобы затянуть унию с католической церковью. Грамотка та липа, но подпись Герасима – настоящая. Если Свидригайло не прогонит Герасима, то бумаги, которые отдал Андрей Косте в царской ставке, позволят шантажировать митрополита, Резепхозя переписал долг митрополита на надежного человека. Унии не быть!

Но самый лучший вариант – свой митрополит. Оттого и едут послы в Константинополь.

Вот такие пироги. Андрею промашки не простят, лучше уж совсем не возвращаться.

Андрея сильно раздражали пронзительные вопли пленных татар. Кузьма с Лукой и Ахметом допрашивали пленных. Лука, ни слова не говоря, ничего не спрашивая, просто вспорол живот первому попавшемуся татарину и запустил руку в нутро, выворачивая кишки наружу. Столь жестокая смерть была совсем ни к чему, пленники не отказывались говорить. К чему им геройствовать – они простые наемники. Просто Лука очень зол. Мужика понять можно – пропал его старый боевой товарищ, и за это татары должны заплатить. Прежде чем Андрей успел вмешаться, Ахмет успел отрезать указательные пальцы еще одному татарину. Воеводу с трудом оттащили от пленников, Ахмет же просто выполнил приказ князя, молчаливо убрав свой нож за пояс, не забыв стереть с лезвия кровь.

Татары к смертям своих товарищей отнеслись спокойно, убитые все одно не жильцы, в бою получили такие раны, что никакой надежды на выживание у них не было. Дождавшись, когда воевода урусов сорвет злобу, они на полном серьезе предложили свои сабли Андрею.

Купец, отиравшийся поблизости, в предвкушении наживы, расстроился, так скривил рожу, будто в рот ему попала противная кислятина. У него на паузке в горячке боя закололи половину малолетних рабынь, и теперь купец надеялся поправить свои дела путем выкупа у князя новых рабов. Он уже прикидывал в уме барыш, и теперь все зависело от ответа князя.

– Коран есть? – спросил Кузьма у седого татарина, вступившего в переговоры с князем.

– В торбе лежит, – степняк кивнул в сторону кучи сваленных вещей.

Кузьма вопросительно глянул на князя.

– А можно им верить? – спросил Андрей новгородца.

– Ты у Булата или у Ахмета спроси, – равнодушно пожал плечами Кузьма. – Якут, покличь Булата, князь зовет, – распорядился новгородец, отправляя молодого татарина за командиром.

Булат появился быстро, подскакал на коне, осаживая скакуна на всем скаку. Плавно стек с седла, бросив поводья подбежавшему стражнику.

– Предлагают взять их на службу, – разъяснил суть вопроса Андрей, – Можно им верить?

Служивый внимательно посмотрел на пленного, перекинулся с ним парой фраз. Потом стал что-то уточнять, перечисляя незнакомые Андрею имена. Затем, обнажив кинжал, двумя махами разрезал путы пленника и отвел его в сторону.

Андрей стоял ничего не понимая, вернее понимая через слово. Дальше – больше. Булат повел пленника к Кулчуку, и все трое опять залопотали. Андрей неплохо говорил по-татарски, но троица говорила на незнакомом ему диалекте, так что понимал князь с пятого на десятое. Булат вспомнил о князе и, подойдя к Андрею, пал ниц у его ног.

Загадка поведения татар оказалась на уровне научной фантастики. Пленный татарин – родственник Кулчука и, следовательно, Булата. Какой-то там внучатый племянник двоюродной сестры троюродной бабушки Кулчука. И не татарин он вовсе, а монгол. Ну уж фига вам. На монгола пленник не походил совсем, или Андрей ничего не понимал в антропологии или этнографии. Ну, не важно. Монголы – они другие, косоглазые и низкорослые. А этот, сбрей с него редкую бородку – прирожденный ариец получится. Внешность обманчива – факт. Оденься сам Андрей в татарскую одежду, и приняли бы его за натурального степняка.

Булат с Кулчуком поручались за родственничка. У татар есть хорошая традиция помнить всех своих предков до какого-то там колена. На Руси с этим делом тоже все строго. Простой ушкуйник Лука мог перечислить всех своих предков, включая тех, кто резался вместе с Невским на льду Чудского озера с псами-рыцарями. И мог без запинки перечислить всех своих дальних родственничков в Любеке, Гамбурге, Стекольне. Даже в далеком Париже у Луки есть родственники, и не столь далекие, то ли брат троюродный, то ли дядька двоюродный служит сейчас французскому королю. Правда, обусорманился, веру поменял, но это не повод для разрыва родственных отношений. Письма Жером шлет регулярно, раз в год.