Восьмой был обозван «старым перделем номер два!», которому больше ничего не остаётся, как сидеть на мягкой травке да нянчить сопливых внуков. Мол, всё равно больше никакого толка не будет, так и отдаст концы от преждевременно наступившей старости. Ну разве что успеет дать заработать скульпторам, чтобы те наклепали как можно больше статуй с его никчемной фигуры.
Девятому был задан вопрос:
– Придурок, тебе нравится уступать и быть побеждённым?
– Нет, господин сержант! – ответил индус и быстро продолжил: – Когда обстоятельства против меня, я стараюсь не расходовать силы даром.
– Оп-па! Да ты обезбашенный демагог, оказывается! Поэтому так и издохнешь: полный сил и чувства собственного самоудовлетворения! Но учти, твоя смерть – это и возможная гибель твоих товарищей. Так что придётся тебе научиться сражаться до самой последней капельки собственного упорства, идти до последнего шага, а перед тем как упасть, сделать ещё один шаг. Что тебе требуется – так это пересмотреть свои дурацкие, вбитые тебе с детства извращенные понятия духовности. Ничего… мы ещё за тебя поборемся!
Затем шагнул вправо и замер, с кривой ухмылкой рассматривая Фредерика Астаахарского. Так и казалось, что сейчас он осыплет последнего в строю принца потоком грязных оскорблений или низменных инсинуаций. Землянин даже дышать перестал, настраиваясь на самое худшее и мысленно прикидывая, как бы ему заехать противному сержанту в скулу.
«Вряд ли успею… хотя стоит очень близко! – думал он. – Но если успею, можно будет и вытерпеть наказание «троечка». Удовольствие вырубить этого козла – того стоит!..»
И тут случилось недоразумение, сродни чуду. Горлопан, ни слова не сказав, повернулся и двинулся к середине строя. Чему удивились, без сомнения, буквально все. Даже Первому нанесли оскорбление, высмеяв его испачканные в глине бакенбарды, пусть и не ругая при этом. А вот Десятому ни слова не сказать? Это к чему? К худу или к добру?
Сержант, сложив руки за спиной, пустился опять в философствования:
– Уже раз вам говорил на эту тему, но повторюсь, пусть и другими словами. Вбейте себе в сознание: нет ничего важнее в нашем мире – чем упорство! И это – аксиома. Например, талант не может считаться наивысшим благом, ибо мир полон талантливых неудачников. Гений – тоже не сможет: непризнанный гений – это уже как пословица. Образование само по себе тоже не сможет занять первое место, ибо мир полон образованных изгоев. Только упорство и целеустремленность всемогущи.
В пошатывающемся от усталости строю поднялась одна рука. Эйро чуточку подумал, презрительно фыркнул, но всё-таки разрешил:
– Что тебя так заинтересовало, Пятый?
– По вашим словам, господин сержант, упорство решает всё. Значит, я теперь могу быть уверен, что, в конце концов, добьюсь желаемого и уничтожу одного мерзкого типа, которого ненавижу?
– Несомненно! – воскликнул тот излишне радостно, хотя прекрасно понимал, в адрес кого строптивый солдат произносит угрозу. – Целеустремлённость в таком деле – основополагающий фактор. Но всегда следует правильно расставлять акценты своих желаний, ибо упрямство или месть не должны омрачать итог великих свершений. Они в том финале неуместны. Вот тебе, к примеру, что важней: стать великим любимцем своего народа или сгубить свою жизнь в попытках мщения одному человеку?
– А я и так, господин сержант, лидер своего государства… – похоже, Пятый собирался добавить слово «был», но запнулся и замолк. Тогда как ему последовал очередной вопрос:
– И ты уверен в любви и уважении своего народа?
– Для наследного принца – это необязательно!
– Ну да… вот потому ты и все твои товарищи – здесь, – не совсем понятно пробормотал Эйро и уже отчётливо, громко продолжил: – Потому что истинные лидеры – это не те, кто занимает высокие посты или имеет власть, в том числе и наследственную, а те, кто владеет сердцами и умами людей безраздельно.
Сразу четыре руки поднялось, да и остальные принцы ухватили основную суть оговорки своего мучителя. Эйро Сенато́р посмотрел поверх строя, словно там были часы или какая иная подсказка, но всё-таки разрешил:
– Шестой, только один вопрос и короткий.
– Господин сержант, – стал подбирать слова здоровяк. – Мы наказаны нахождением здесь из-за наших ошибок, чёрствости и упущений?
– Не только по этим причинам. И не только наказаны. А сейчас… переодеваться! За мной! – рявкнул сержант, срываясь на бег. Подчинённые втянулись за ним в тоннель, с одной стороны которого виднелись двери с номерами от единицы до десяти. – По номерам, в свою каморку, меняем вещи! Три минуты! Время пошло! Кто опоздает – пусть не сомневается в неизбежности наказания.
Каждый ринулся за свою дверь, на ходу срывая с себя обрывки одежды. А оказавшись в небольшой каморке, никто не удивился. Внутри имелся только выступ в стене, на котором стопкой находилась уложенная форма. Кое-кто пытался позвать соседей, но полная звукоизоляция не позволяла услышать друг друга, а банально перестукиваться было глупо и чревато последствиями.
Фредерик переоделся довольно быстро и уже собрался открывать дверь, как вспомнил о трофейной серьге.
«Наверное, ещё в белом цилиндре растворилась… – думал он, быстро расстегивая карман снятой рубахи и пытаясь нащупать в нём диковинное украшение. – Оп-па! Есть! Хоть и странно, но тем не менее…»
Переложив предмет в карман новой рубашки, успел выскочить до наказания, зависшего над оголёнными нервами сознания. Тотчас послышалась новая команда со стороны командира:
– В столовую, бегом, марш! – и Эйро легко побежал рядом с неровным строем, выкрикивая на ходу: – На обед – полчаса. В данный момент тоже постарайтесь подкрепиться как можно основательней.
В коридоре, прямо в движении, принцев идеально почистили, помыли и выстирали. Форма если и успела запачкаться о замазюканное тело, вновь стала чистенькой и свежей, а вся налипшая в тестовых тоннелях грязь, казавшаяся несмываемой, словно испарилась под дуновением очистных излучений. Отсутствие причёсок на головах освобождало о заботе про них.
Только усталость, боль в мышцах и ломота в суставах никуда не делись. Все так и двигались, подволакивая ноги и не в силах выпрямить согбенные спины. Что немного удивляло их высочества, так весьма интересный факт: несколько, а уж двое из них точно, показали себя в физическом плане чуть ли не ровней с Эйро Сенато́ром. Но сейчас и они выглядели, как неумёхи-новобранцы после полосы препятствий, и на их фоне сержант смотрелся как огурчик.
«Ну да, он ведь с нами не бегал! – скрипел Фредерик зубами от злости. – Наверное, прохлаждался где-нибудь с какой-нибудь… стоп! – даже самому подобные мысли показались неуместными: – Чего это я? Откуда тут взяться женщинам? О-о-ох! Как же там моя-то?!.. И дочурки?!..» – воспоминания о жене и детях окончательно испортили настроение, и на очередное, невероятное изобилие пищи принц с Земли отреагировал скорей печально, чем с воодушевлением:
«А кормят-то как на убой! К чему бы это?»
Мало того, изменилась и меблировка. Теперь больших столов не было, зато прибавилось круглых, как оказалось, персональных. На каждом стояла табличка с номером и один стул рядом. Пришлось рассаживаться по местам, присматриваясь, чем кормят здесь и почему индивидуально. Разница в поданных блюдах, в их количестве и разнообразии – просматривалась однозначно.
На ум приходило, что либо это следствия тестов, либо у каждого принца свой особенный, присущий только его цивилизации метаболизм. Правда, последнее предположение опровергалось наличием на столе таких угощений, которые тому же Фредди совершенно не были знакомы. Он долго размышлять не стал, а набросился на проверенные желудком яства. Ну и сразу же припомнил, как он голодал во время прохождения тестовых тоннелей. Повторных ощущений не хотелось, и он стал присматриваться к вазам и тарелкам, прикидывая, чем бы таким некрупным запастись для следующих испытаний. Почему-то малейшего сомнения не вызвал тот факт, что их будут истязать непонятной службой как минимум до заката. Пусть заката и чисто гипотетического, потому как никакого светила до сих пор над Полигоном замечено не было. Всё то же самое пространство, сумрачное, пугающее скопищем невообразимого мрака и клубящегося света над головой. Часы тоже нигде не наблюдались, а персональные, наверное, забыли выдать.
