— Ты здорово вошла в роль южанки-аристократки, — насмешливо хмыкнул он.

Кейтлин отбросила попытки быть вежливой и потребовала:

— Прекрати надо мной издеваться!

— Не раньше, чем ты прекратишь от меня избавляться.

— Я просто предложила перенести визит.

— Можно бы, но мы откладывать не станем, — твердо заявил Мейсон. — И ты так и не сказала мне, чем занята.

— Намеков не понимаешь? Слушай, Мейсон Хендерсон, не тяни время.

— Для тебя оно так ценно?

Кейтлин сдерживалась изо всех сил.

— Позвони мне, и мы устроим встречу к обоюдному удовольствию.

Она готова была уже вскочить в седло, но Мейсон ухватил повод.

— К обоюдному удовольствию, ну надо же! Разве так говорят с друзьями? Или даже больше, чем с друзьями?

К его тайному злорадству, на щеках Кейтлин вспыхнули красные пятна. Выждав минутку, Мейсон продолжал:

— Так чем же ты занята, Кейтлин? И почему скрываешь это от меня?

Она стояла так близко, что Мейсона захлестнул водоворот чувств, которые, как он считал, давно забыты. Он подавил желание обнять девушку.

— Отпусти повод! — прошипела Кейтлин.

Мейсон не сдавался.

— Чем ты занята?

Кейтлин помолчала, на ее личике одно выражение сменялось другим. Наконец, поняв, что Мейсон не отстанет, пока не услышит ответа, она неохотно выдавила из себя:

— Там теленок...

Голос ее был так тих, что Мейсону пришлось наклонить голову, чтобы расслышать.

— Теленок?

— Он пропал. Быть может, покалечился. Я должна отыскать его. Теперь ты понимаешь, что у меня нет времени на ссоры?

Мейсон решил не спрашивать, почему Кейтлин занимается работой, которую обычно поручают ковбоям, и сказал:

— Я еду с тобой.

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Это довольно далеко, и я еду верхом.

— Мы оба поедем верхом, Кейтлин. И не говори, что это невозможно: и ты, и я знаем, что это не так.

— Отсюда далеко до конюшен, Мейсон.

Он тихо, издевательски засмеялся.

— Да что ты говоришь?

Одно молниеносное движение — и не успела Кейтлин шевельнуться, как Мейсон подхватил ее. И удивился, почти не ощутив ее тяжести. Кейтлин, конечно, была на вид щуплой, но не настолько же! Она отощала, и это тронуло Мейсона, слегка поколебав его жесткую решимость отомстить за унижение пятилетней давности.

А потом он забросил девушку на лошадь и миг спустя уже сидел за ее спиной, положив ладони поверх пальцев Кейтлин, судорожно сжавших поводья.

Кейтлин обернулась, лицо ее было так близко, что Мейсон видел теплые огоньки в ее глазах и морщинки на губах, созданных для поцелуев.

Он шевельнулся, теснее прижимаясь бедрами к ее бедрам. Кейтлин все смотрела на него, и Мейсон крепче сомкнул руки. На миг девушка приникла к нему, и он затаил дыхание, подумав, уж не хочет ли она его поцеловать.

В последний миг она отстранилась. Мейсон мог бы поцеловать ее, но не стал. Тихий смешок вырвался из его горла. Кейтлин вытянулась в струнку и сердито велела:

— Убирайся с моей лошади, Мейсон!

Он снова засмеялся.

— Непременно уберусь — в конюшне. Я оседлаю другую лошадь, и мы отправимся спасать твоего теленка.

— Мейсон...

— И не пытайся меня убеждать, что я не знаю дороги, потому что, об заклад готов биться, я отыщу конюшни и вслепую.

С этими словами он легонько пришпорил лошадь пятками. Руки его по-прежнему обвивали Кейтлин, ладони лежали на поводьях поверх ее ладоней. Пять лет прошло с тех пор, как Мейсон покинул ранчо, но он не сомневался ни минуты, что найдет дорогу. Дорога была известна ему так хорошо, словно он ездил тут только вчера.

Мейсон ощущал, что тонет в чувствах, давно им забытых. В чувствах, которые за все эти годы не смогла вызвать в нем ни одна женщина. В чувствах, которых он не чаял уже испытать к Кейтлин, да и ни к кому другому, после того как узнал, каково быть преданным любимой.

Спина Кейтлин прижималась к его груди, гибкие ноги обхватили бока лошади, касаясь бедер Мейсона; волосы щекотали ему нос, возбуждающе дразня ароматом. Интересно, подумал Мейсон, чувствует ли Кейтлин, что я касаюсь ее волос губами? И вообще — что она чувствует, не вспоминает ли наши давние поездки в рощи?..

Мейсон отлично сознавал, чего хочет от этой девушки, чего всегда от нее хотел. Только на сей раз, что бы ни произошло между Кейтлин Маллин и им, — произойдет это на его условиях. Любви не будет места в их отношениях, потому что с любовью приходит уязвимость, а он не позволит Кейтлин снова причинить ему боль.

Когда они добрались до конюшни, Мейсон разомкнул руки. Легко спрыгнув с лошади, он потянулся к Кейтлин.

— Я не нуждаюсь в помощи, — резко сказала она.

— Я знаю, — отозвался Мейсон, снимая ее.

На одно долгое мгновение руки его задержались на ее талии, глаза смотрели в глаза. Он почти ласково спросил:

— Ты ничего не хочешь рассказать мне?

— О чем? — Ее голос чуть дрожал.

— Хотя бы о том, почему ты так похудела.

Девушка выскользнула из его рук, и Мейсон не сделал попытки удержать ее.

— Я всегда была худой.

— Не настолько.

Она нетерпеливо пожала плечами.

— Ты забыла, Кейтлин, последние пятнадцать минут я обнимал тебя. Ты — сплошные кожа да кости.

— Весьма учтивое замечание.

— Просто говорю, что есть. Я еще не забыл, каково твое тело на ощупь...

— Мейсон!

— ...как пахнет твоя кожа и бьется твое сердце...

— Не надо! — взмолилась она.

— Итак, почему ты так похудела?

— Обмен веществ, наверное.

— Обмен веществ, — цинично ухмыльнулся он. — Так это называется, по-твоему? И еще. Что стряслось с твоими руками?

— С руками?.. — Кейтлин торопливо спрятала их за спину.

— Можешь не стараться. У меня было время рассмотреть все хорошенько.

— Верно, — не сразу согласилась она, опуская руки.

Мейсон положил одну себе на ладонь. Ногти были короткими, без малейших следов маникюра, а кожа огрубела так, как бывает после многих месяцев тяжелой — мужской — работы.

— Не похоже на ручки южанки-аристократки, Кейтлин.

— Не похоже, — коротко согласилась она.

— Твоя мать всегда настаивала, чтобы ты, садясь на лошадь, надевала перчатки.

— Да. Правда, я избавлялась от них, едва мама скрывалась из виду.

— Я. помню. — На сей раз смех Мейсона был искренним и теплым. — Для твоей матери красота рук была очень важна.

— Верно...

— "Кэтти, милая, — это я однажды случайно услышал, — леди должна быть ухоженной, и начинать следует с рук. Крем, Кэтти, никогда не забывай о креме для рук".

— Кое-чего я точно не забуду.

— Я не претендую на то, что запомнил дословно.

Кейтлин моргнула. В глазах ее застыла такая боль, что сердце Мейсона вдруг сбилось с ритма.

— Маме больше нет дела до моих рук. Она... она умерла пятнадцать месяцев назад.

— Так мне и сказали.

Кейтлин вскинула голову.

— Сказали?! Когда? Кто?

— Один знакомый.

— И ты, конечно, не признаешься, кто именно. Ладно, Бог с ним. А ты знаешь, что папа тоже... — Кейтлин сделала над собой усилие, чтобы не заплакать, — что он тоже умер?

Мейсон кивнул.

— Вскоре после мамы. Я думаю — от разбитого сердца, хотя это и выглядело, как несчастный случай. По-моему, он не смог жить без нее.

Разбитое сердце?.. Возможно, хотя, если верить источнику, которому Мейсон доверял, в смерти отца Кейтлин более всего была повинна бутылка.

Прищурившись, Мейсон смотрел на Кейтлин: его милую девочку, его красавицу, всегда сияющую, вечно смеющуюся над какой-нибудь шуткой. Ее нынешняя беззащитность царапала тот ледяной панцирь, что покрывал душу Мейсона все пять последних лет.

Руки его дрогнули. Он готов был уже прижать Кейтлин к себе, но подумал, что, как бы она ни менялась, изменения эти, скорее всего, поверхностны. Кейтлин Маллин оставалась дочерью своих родителей. Это навсегда. Руки Мейсона опустились.

— В чем дело? — спросила Кейтлин. — Ты так внимательно смотришь на меня. Будто пытаешься что-то прочесть в моей душе. Не старайся, все равно не увидишь больше того, что есть.