– Что, Даш, все так плохо?

Она бы, может, и поверила ему, и поспешила бы утешиться на его сильном, крепком плече – получалось же раньше, целых шесть лет получалось, – если бы не его страх, в момент которого он ее буквально ненавидел. Пускай коротенькое мгновение, но ненавидел же.

– Не твое дело, – огрызнулась она и поняла, что сил собачиться с бывшим у нее просто нет.

Их не осталось после откровений Станислава Сергеевича, жильца с пятого этажа того подъезда, где жила Марина Лихая – ее подруга, которая все запутала и которая безбожно врала ей.

Их не осталось после разговора с бывшим коллегой, сообщившим ей, что ее подруга тут совсем ни при чем, что все дело в Баскакове, который всеми силами стремился ей отомстить, и вот он случай – представился. И он даже выдвинул предположение, снимающее все подозрения с Марины, что это будто бы не она звонила Даше, а кто-то с помощью имитирующего голос спецоборудования.

Даша же знала, что никакой имитации не было. Она говорила с Маринкой и только с ней. Никто не смог бы подделать интонации, свойственные ее подруге. Никто не сумел бы назвать ее так Данечкой, никто! Так могла назвать ее только Марина и только вживую.

Добраться бы до нее, поговорить, а если потребуется – вытрясти из нее всю правду. Но не получится. Марина, со слов все того же опера, после похорон мужа обосновалась в доме его родителей. Туда Даше и соваться не стоило. Те наверняка никого, кроме нее, в смерти сына Мишани не винили.

– Витя, зачем ты здесь? Как ты вошел? – Даша попыталась встать, но ноги неожиданно разъехались в разные стороны на глянцевой плитке кухни.

– У меня же ключи остались, – удивленно вытаращил на нее бывший супруг потрясающе прекрасные глаза, которые, как она утопически верила прежде, не способны были лгать. – Я оставил тебе все, кроме запасного комплекта ключей. Ты что, забыла?

Она не помнила. Она его сумки не перетрясала: не забрал ли он чего лишнего. Виктор собрался и ушел, когда она ему указала на дверь. Какое-то время вел себя тихо и мирно, не напоминая о себе, потом периодически скребыхал в дверь в надежде, что она передумает и пустит его обратно.

– Ты никогда прежде не открывал запасными ключами мою дверь, – сделала она нажим на слове «мою». – Что произошло? Надеялся не застать меня дома? Хотел порыться в шкафах?

– Фи, как противно, – скорчил он симпатичную гримаску, к слову, его совершенное лицо не портило даже кривлянье. – Нет, я не рылся в шкафах, милая. Я терпеливо ждал твоего возвращения. Пил кофе и ждал.

– Ты пил мой кофе?! – попыталась изобразить она гнев, но и на это сил не было.

Суметь бы подняться с пола, не век же так сидеть – с разъехавшимися в разные стороны ногами. Начнешь подниматься, полотенцем не прикрыться, а с чего-то вдруг сделалось неловко за свою наготу. Может, потому, что он, несколько справившись со страхами и болью, начал смотреть на нее иначе.

А как? А с требовательной жадностью начал смотреть на нее бывший муж Виктор. Так обычно он смотрел на нее раньше, когда пытался затащить ее в постель.

– Давай я помогу. – Он встал и подошел к ней. – Чего ты, Даш, совсем обессилела, да? Ярмо сильной и несгибаемой женщины оказалось тяжелым даже для тебя, н-да, бедная моя...

Она не смогла встать, и ему пришлось брать ее на руки. И он прямиком потащил ее в спальню. Привычно разложил на кровати, как это делал всегда. И так же, как прежде, начал исследовать ее всю своим жадным наглым ртом.

– Виктор, прекрати, – застонала она, но скорее от стыда за себя, чем от удовольствия. – Что ты делаешь?!

– Люблю свою жену, – с торопливым придыханием объяснился он и начал подминать ее под себя.

– Сам только что говорил, что мы бывшие! Бывшие, понимаешь?!

– Для того чтобы сбросить меня безнаказанно с балкона, мы бывшие муж и жена. А безнаказанно любить тебя я имею полное право...

Все длилось бесконечно долго. Было душно, жарко, стыдно и за слабость свою, и за похоть, разбуженную чужими уже губами и руками. И первое, что всплыло в памяти, когда все закончилось, – это оскорбительное заявление о ее скукоженном либидо.

– Как он смел? – еле шевеля губами, прошептала она, почти не слыша сама себя. – Какое имел право?!

– Что? – Виктор еле шевельнул пальцами, касаясь ее вспотевшего лба. Понял все, как всегда, по-своему и проговорил со смешком: – Ты супер, детка!!! Ты всегда была супер!!! Ни одна женщина не сравнится с тобой, ни одна!!!

А та, из Америки – молодая, красивая, самоуверенная стерва, которая собирается замуж за Баскакова Захара Валентиновича, может с ней сравниться? Или нет?! И знает ли она, какой тяжкий груз взвалит на свои плечи, выйдя за него замуж? Ей ведь придется его ждать из тюрьмы долгие годы, если следственным органам удастся доказать его причастность к убийству Михаила Лихого и нападению на нее – Дарью Дмитриевну Полукарову. Будет она ждать его так долго? И что станется с ее либидо в период ожидания, с ее красотой что станется? Превратится ли она в красивую стареющую стерву без него, страдающую от одиночества, или найдет, чем и кем себя утешить?

– Ты плачешь? Даша, господи, когда ты в последний раз плакала?! – невзирая на томную усталость, Виктор резко сел на постели. – Я не припомню, чтобы видел тебя плачущей, детка.

Зато Баскаков Захар Валентинович видел! Мало того, ему двумя фразами удалось заставить ее заплакать. Сейчас же сгодились и воспоминания.

Неужели Марина права, и она влюбилась в человека, которого ей не удалось привлечь к суду и который теперь делает все, чтобы привлечь к суду ее?! Неужели такое возможно вообще? И сознание не властно над сердцем, так разве бывает?! А что, что в ее сердце сейчас?! Ничего, кроме жгучей обиды и горечи! Ничего. Почему тогда, стоит о нем вспомнить, хочется плакать?

А как быть с Мариной? Что думать о ней?!

– Милая, детка, ну что ты, что?!

Виктор суетливо ползал на коленках по кровати, не зная, что предпринять, чтобы она успокоилась. Совал к ее глазам то край пододеяльника, то простыни. И так его суетливость раздражала ее, такой казалась фальшивой, что она не выдержала и заорала на него:

– Не называй меня деткой, понял!

– Хорошо, не буду. – Виктор тут же надул губы, сел на край кровати. – Что с тобой происходит вообще, Даш? Я весь для тебя, а ты... Ты для кого, Даш? Ты чья?

Ответа у нее не было, и, безутешно проревев еще с полчаса, она выставила растерявшегося Виктора за дверь, лишив его объяснений и отобрав комплект имеющихся у того ключей. Снова полезла в душ, долго мылилась, терла себя мочалкой, приказав себе на этот раз думать и думать надо всем основательно. Потом снова сидела в кухне, творя зарисовки.

Получилось три внушительные стопки, озаглавленные: Баскаков, Марина, Некто.

Этот Некто удостоился всего лишь полутора страниц, тогда как на Баскакова с Мариной получилось по четыре. Но все равно списывать со счетов возможную причастность кого-то неизвестного Даша не хотела.

Записи закончились вместе с сигаретами и кофе. Хотелось того или нет, но в том, чтобы выбраться на улицу, у нее имелась острая необходимость.

Даша вышла на лоджию, вдохнула застоявшегося воздуха, который, невзирая на одиннадцать часов вечера, ничуть не сделался свежее. Наоборот, стал еще плотнее, накопив дневного зноя. Вернулась в комнату, надела шорты из обрезанных, заношенных до дыр джинсов, майку, купленную за полторы сотни на отдыхе, резиновые сланцы. Сунула в карман шорт мобильный, тысячную купюру, ключи и отправилась за кофе и сигаретами в соседний гипермаркет, работающий круглосуточно.

Она давно уже так поздно не выбиралась на улицу. С тех самых пор, как вернулась с моря, где вдоволь наслушалась угроз своему благополучию. Он же предупреждал ее не бродить ночами? Предупреждал. Она и не бродила. И по вздувшимся от сквозняка шторам ладонями похлопывала с опаской, и по шкафам лазила, и под кровать.

Сейчас, медленно бредя по улице, заполненной гуляющими, она вдруг поняла, насколько были смешны все ее страхи. Он заставил Дашу бояться, но опасность подстерегала не там, где она ее ожидала. Он устроил ей западню. Она летела туда, будучи уверенной, что уж там, по чужому адресу, ничего не может случиться. Потому и ситуацию с приоткрытой дверью квартиры Лихих расценила совсем не так, как следовало.