— А теперь и в путь можно трогаться, — сказал доктор Шербан.

Дуци спрятала на память в карман кусочек кирпича. Милка прижимала к себе тряпичную куклу и тихонько хныкала. Шмыгало тоже готов был расплакаться, но все-таки сдержался: пусть, мол, Габи не думает, что он плакса. Бабушка своей морщинистой натруженной рукой ласково погладила рухнувшую стену домика.

И они двинулись вперед, прижимаясь к стенам домов.

Путь им освещали лучи прожекторов, обшаривавших небо, и далекие вспышки зарева. На вспоротом, изрытом тротуаре громоздились на почерневшем снегу обломки стен. Черные глазницы выбитых окон подслеповато поглядывали на следы разрушений. Наполовину сорванные с петель ворота жалобно поскрипывали. Оборванные на фонарях провода со звоном извивались у них под ногами. Вырванные из пазов железные жалюзи магазинов тоже валялись на улице. В магазинах царил мрак и запустение.

У витрины пекарни стоял, словно в очереди за хлебом, подбитый танк. На пороге парикмахерской торчала углом вывеска: «Красим одежду в черный цвет в течение суток». На занесенном снегом подоконнике одной из квартир на первом этаже блестели чьи-то горящие глаза, и, когда люди подошли ближе, серая кошка, мяукнув, прыгнула в пустоту комнаты, единственными жильцами которой были теперь зимняя стужа да гулкое эхо.

На Сегедском шоссе им преградила путь какая-то темная масса. Дядя Шефчик прошел вперед посмотреть, что там такое, и замахал руками: дескать, можно идти смело. Поперек тротуара лежала убитая лошадь. В ее больших, мутных глазах блекло отражался мерцающий свет звезд и прожекторов. Едва прошли еще несколько шагов, как перед ними с тихим ржанием метнулась огромная тень. Это была, видимо, подруга убитой лошади. Еще совсем недавно они вместе тащили груженую подводу. Теперь она одиноко и беспомощно брела куда-то в лютую стужу, не понимая, что произошло с ее подругой и почему это она лежит безмолвная и неподвижная на тротуаре.

В подворотне Габи неожиданно остановился и с тревогой воскликнул:

— Зеленорубашечник! А вдруг он распознает, что Тамаш — это Дуци?

Посовещавшись, они сделали так: бабушка сняла платок и перевязала Дуци щеку, будто она ранена. Когда они спустились в подвал, все бросились обнимать спасенных, стали ощупывать их и засыпали бездной вопросов: нет ли у них травм, хотят ли они есть, пить или, может, полежать после такого кошмара?

И только господин Теребеш брюзгливо ворчал, что, мол, для четырех человек потребуется немало еды, а у них и без того продукты на исходе.

Зеленорубашечник недоверчиво и подозрительно приглядывался к пришельцам, словно о чем-то догадываясь.

Тетя Чобан и мама тут же взялись устроить поудобнее измученных людей. Те рассказали, как произошла катастрофа. Сначала они услышали из подвала страшный треск, стены рухнули, и все погрузилось во мрак. Очнулись они только тогда, когда почувствовали, как лица им лижет какая-то собака, теребит за одежду и жалобно скулит. В подвале было ужасно темно: хоть глаз выколи, но больше всего они боялись задохнуться. Однако собака начала рыть лапами обрушившуюся на них землю, проделала небольшую дыру, кое-как вылезла через нее наружу, потом тявкнула и убежала. Хоть они и сидели в темноте, зато, по крайней мере, хорошо знали, что уже не задохнутся, так как в проделанную собакой щель поступал свежий воздух и даже изредка виден был свет вспыхивавших ракет.

Слушая рассказ, зеленорубашечник недоверчиво кивал головой, многозначительно подмигивал господину Теребешу и наконец сказал:

— Заладили одно и то же: собака, собака! Разве у нее клички нет?

— Как же нет! — вспылила бабушка. — Ее зовут Пушком.

Услышав, что речь идет о нем, Пушок поднял голову.

Габи посмотрел вокруг: что делать, чем помочь Пушку?

Доктор Шербан и дядя Шефчик, как по команде, поднялись и, заложив руки в карманы, с независимым видом подошли к зеленорубашечнику, который таращил глаза на Пушка и нащупывал спусковой крючок своего автомата. Мама тоже появилась из полумрака и через плечо зеленорубашечника взглянула на Пушка.

Пушок с наслаждением потянулся и ткнулся мордой в ноги бабушки.

— Так! — произнес зеленорубашечник. — Значит, Пушок. Я так и думал.

Пушок зарычал. Зеленорубашечник пнул его ногой.

— Прочь, подлая тварь! — взревел он.

Потом он отвернулся от Пушка, скрипнул зубами и спросил невинным тоном:

— А что это за маленький мальчик, по имени Тамаш, у которого личико так закутано, что ничего не видать? Ну-ка, посмотрим!

И он вдруг сорвал с мальчика бабушкин платок.

Когда из-под платка показалось узенькое личико, мама, тетя Шефчик и дядя Варьяш в один голос радостно воскликнули:

— Глядите-ка, да это ведь Дуци! Дуци Комлош! Значит, ты жива, девочка?

Лицо зеленорубашечника исказилось в злобной гримасе, которая казалась еще злее и отвратительнее из-за падавшей на лицо мрачной тени.

— Та-ак… — довольно протянул он. — Та-ак… Значит, этот мальчик — мадмуазель Дуци. Беглянка, скрывающаяся от властей! Ну что ж, я разделаюсь с ней. Как разделаюсь со всеми, кто посмел покровительствовать этому маленькому врагу, подрывая тем самым тыл нашей страны. Ну, паршивая девчонка, собирайся! Пойдем в участок. В нилашистский дом. Там мы тебя проучим. Марш!

Он грубо схватил Дуци за руку и подтолкнул к двери.

Доктор Шербан преградил ему дорогу.

— Извините, уважаемый господин Шлампетер, — очень вежливо сказал он, — здесь произошла какая-то ошибка.

— Никакой ошибки! — завопил зеленорубашечник. — Эта девчонка обязана носить желтую звезду! Это дочь Комлоша! Вот так!

— В этом смысле здесь действительно нет никакой ошибки, — почтительно кивнул доктор Шербан и даже при этом слегка поклонился. — Это и в самом деле девочка по имени Дуци Комлош. Вы заблуждаетесь в другом. А именно в том, что будто эта девочка Дуци Комлош куда-то пойдет. И, разумеется, вы тоже никуда не пойдете.

— Еще как пойду! — вскипел зеленорубашечник. — И не вздумайте заступаться за нее! Никакой пощады! Марш, марш!

— Теофил, — сдержанно вмешался в разговор дядя Шефчик, — не кипятись. Рано или поздно, а все равно поймешь, что тебе разумнее остаться. Так не лучше ли понять это сейчас?

— Так! — вращая налитыми кровью глазами, взревел зеленорубашечник и взмахнул автоматом. — Хотел бы я знать, кто меня остановит? А? Кто?

— Мы, — очень спокойно сказал доктор Шербан.

И в это мгновение отец и дядя Шефчик схватили с двух сторон зеленорубашечника и вывернули ему руки. Глаза зеленорубашечника вылезли из орбит, но он все еще сжимал в руке автомат. Габи подскочил к нему сзади и впился зубами в руку. Зеленорубашечник взвыл от боли и выпустил автомат, который и грохнулся на бетонный пол.

— Вот так-то оно лучше, — произнес доктор Шербан. — Я же сказал, что вы никуда не пойдете, а вы мне не верили. Эх, вы! Ну что ж, давайте веревку.

Веревка, еще недавно служившая спасательным средством, появилась тотчас же, а через несколько минут зеленорубашечник, связанный по рукам и ногам, лежал на полу. Доктор Шербан взглянул на него и заметил:

— Так надо было бы поступить еще 15 октября со всей вашей нилашистской бандой.

Он повернулся, вошел в склад и, ни слова не говоря, стал выносить ящики, мешки, кульки, корзины. Все с недоумением наблюдали за ним. Только Габи и Шефчик-старший подскочили к нему и стали помогать. Вскоре каморка опустела. Доктор Шербан осветил ее карманным фонарем, открыл заднюю дверь и сказал в темноту:

— Вы вне опасности, можете выходить.

Все повернулись к открытой двери. Доктор Шербан направил свет карманного фонарика на дверь. И вот в его ярком луче, щуря глаза, появились дядя Чобан и дядя Комлош.

— Андраш! Наконец-то! — обрадованно воскликнула тетя Чобан и бросилась мужу на шею.

— Папа! — не то плача, не то смеясь, взвизгнула Дуци и кинулась к дяде Комлошу.

— Старушка моя! — проворчал дядя Чобан и стиснул в объятиях жену.

— Доченька! — закричал дядя Комлош и, подхватив Дуци, поднял ее до самого потолка.