– А как можно найти «покупателя»?
– Что, и тебе приспичило?
– Нет. Просто интересуюсь.
– Как рассказывали новобранцы, сейчас с этим сложнее стало. Один из вариантов – попытаться выйти на вербовщика в военкоматах, хотя и это не очень просто. Можно попробовать попасть во французский Иностранный легион – взять туристическую путевку в славный французский город Лион и там предложить свои услуги. Можно попытаться самостоятельно добраться к месту боевых действий.
– То, что человек сам предлагает свои услуги, как-то сказывается на оплате?
– Нет. Здесь проблема в другом. Белому человеку сложно оказаться в той же Африке. Белых наемников там ненавидят, и смерть прийти может от кого угодно – от старика с луком и отравленными стрелами, от десятилетнего ребенка с калашом. А если такой фраер все же добрался и его взяли – платят как всем. Но шансов попасть именно к нужным людям практически никаких. К тому же там не очень любят брать тех, кто сам слишком уж рвется воевать, – романтически настроенные юноши, садисты и дебилы никому не нужны. Война – это очень серьезная, грязная работа. Ты сам это знаешь. В ней мало места романтике и удовлетворению каких-то прихотей.
– Короче говоря, жизнь тебя покатала…
– Еще как.
– Вернешься?..
– Да ни в жисть! Манал я этих ниггеров и их «благословенную» Африку. Что самое паршивое было, так это местный гнус. От него нет спасу. Никакие спреи не помогают. Особенно когда сидишь в засаде, где даже шевельнуться лишний раз нельзя. Эти мелкие твари вплоть до мошонки добираются. Вот это муки, я тебе доложу.
– Работу уже присмотрел?
– Рано. Я при деньгах, так что спешить мне некуда. Пооботрусь немного на гражданке, глядишь, найду что-нибудь приличное.
– И то верно.
– А знаешь, вышел у меня в Африке один интересный случай… Ты веришь в мистику?
Вопрос застал меня врасплох. Мало того, он снова воскресил в памяти и убиенную птичку Африкана, и тучи воронья над Круглой горой, и самосвал, который едва не сделал из меня одесский форшмак. Я невольно вздрогнул и, кажется, побледнел. Пеха заметил мое состояние и встревожился:
– Ты чего?
– А… – Я вяло отмахнулся. – День выдался суматошный. Моя тачка едва не попала в аварию.
– Это бывает. Машин стало на улице – как грязи. Я пока добрался сюда на такси, больше часа в пробке кантовался. То ли дело африканская саванна – простор! Едешь куда хочешь, и никакая сволочь тебя не остановит, чтобы влепить штраф за превышение скорости. – Тут Пеха снова хохотнул. – Ну разве что из-за кустов, автоматной очередью…
– Так что там у тебя в Африке стряслось? – спросил я, чтобы быстрее сменить неприятную для меня тему.
– Однажды нам пришлось освобождать одну деревню от таких же «гусей», как мы. Меня послали разведать обстановку, и я нечаянно наткнулся на место, где производилась экзекуция жителей деревни. Отвратительное зрелище! Я, конечно, привык к крови, но то, что мне довелось увидеть, буквально перевернуло мою душу. За деревней находилась небольшая рощица, и мои, так сказать, «коллеги» из вражеского лагеря развлекались, отрубая неграм голову старинным (видимо, фамильным) ятаганом. По разговорам я понял, что это янки, а поэтому долго не размышлял. Они как раз хотели сделать секир-башка белобородому древнему старику с удивительно светлой для негров кожей. Я дал очередь и завалил троих, а один оказался ну очень шустрым и спрятался за корневищем. Уж не знаю, что меня толкнуло на этот подвиг, но я не стал устраивать с ним перестрелку (некогда было менять пустой рожок), а рванул вперед, как на буфет, и мы схватились с янкесом врукопашную.
Пеха налил себе колы и жадно выпил бокал до дна. А затем продолжил свой рассказ:
– Должен сказать тебе, Алекс, американцы неплохо учат своих псов войны. Здоровый попался бык. Сержант, судя по нашивкам. А еще садист и сволочь – у него на груди висело ожерелье из ушей убитых негров. Наверное, для понтов. Чтобы показать, какой он крутой. Сцепились мы с ним, как два волка во время гона. Может, американец и отступил бы, но тут я выругался по-русски, и этот «гусь» понял, кто перед ним. Похоже, он понимал нашу речь. Видимо, был спецом по России. Короче говоря, понеслась потеха. В какой-то момент я проморгал один его коварный приемчик, и американец едва не засадил мне в бочину свой «танто» с двухсторонней заточкой. Я упал, он навалился на меня, и моя бедная душа вот-вот должна была затрепетать невидимыми крылышками и вознестись на небо – янкес был как каменная глыба, и я понимал, что мне уже из-под него не вырваться. И тут случилось неожиданное. Он вдруг ни с того ни с сего ослабил нажим, и я сумел перехватить руку с ножом, а затем, сбросив с себя тушу янки, я вогнал ему в горло его же «танто». Уф!
От воспоминаний Пеха так разволновался, что даже вспотел. Промокнув бумажной салфеткой пот со лба, он наконец поставил в своем повествовании эффектную точку:
– Когда я поднялся на ноги, то увидел, что рядом стоит спасенный мною седобородый старец и что-то бормочет, потряхивая амулетами. Он был в трансе – ничего не видел и не слышал. Подождав, пока старый перец придет в себя, я знаками показал ему, что мы (в это время бой в деревне уже заканчивался) друзья его народа. Он хмуро кивнул, снял с себя какую-то хрень (как мне тогда показалось) и вручил мне ее со словами: «Носи, и тебя не возьмет ни пуля, ни нож». А говорил он, между прочим, по-русски! Правда, с сильным акцентом. Если честно, я обалдел. И пока приходил в себя, старика словно нечистый прибрал. Вот он был, стоял передо мной – и вот его нет. Хоть в разведку деда бери. И только после этого до меня дошло, что это старик наколдовал мне победу над янки. Правда, по истечении некоторого времени я начал сомневаться в этом умозаключении, но амулет все-таки нацепил на шею. И что ты думаешь – старик оказался прав! Раньше мне немало доставалось, ты это знаешь, но за все эти годы – ни одной царапины. А мне приходилось несколько раз попадать в серьезные переделки.
– Ты и сейчас его носишь?
– А как же. Вот, смотри… – Пеха расстегнул рубаху.
Там, рядом с православным крестиком, висели на кожаном гайтане пестрые перышки какой-то птицы и конический камешек, круглый в сечении, похожий на пулю от патрона трехлинейки. И он светился, словно полудрагоценный камень опал.
Я сразу догадался, что это, – видел в геологическом музее. Это был опализированный ископаемый белемнит. Были когда-то в глубокой древности такие моллюски, внешне похожие на кальмаров. Лучше всего в ископаемом состоянии сохраняется ростр белемнита – прочное коническое образование на заднем конце тела. В народе их называют «громовая стрела», «стрелы Перуна» и еще как-то. Белемниты можно найти на любом континенте. Но опализированные встречаются только в Австралии. Каким образом этот амулет попал в Африку?
– После этого случая я уверовал, что есть нечто такое… – Пеха прищелкнул пальцами. – В общем, словами не передать.
– Смотри не допрыгайся до пациента психоневрологической клиники. Тебе просто повезло. Лучше думай так.
– Не-ет, дружище, я с тобой не согласен. А чтобы и ты уверовал, дарю тебе одно перышко, самое красивое. Ты мне как брат, поэтому мне для тебя ничего не жалко. Пусть мы сейчас и на гражданке, но вокруг полно опасностей. Только дай слово, что не выбросишь!
– Гад буду! – Я уже здорово опьянел и почувствовал, что меня понесло. – Спасибо, Пеха.
Мой армейский дружок протянул мне перышко, и я спрятал его в бумажник.
– Только купи медальон, спрячь в него перо и повесь на шею, – посоветовал Пеха. – Так надежней, гарантированно не потеряешь.
– Бу сделано. Выпьем?
– Спрашиваешь…
Нагрузились мы изрядно. Конечно же Пеху домой я не отпустил, пригласил в гости, потому как мы просидели до позднего вечера. Зная его шебутной характер, я боялся, что моего армейского друга может потянуть на приключения. Что всегда чревато. Тем более в ночное время.
Мы шли по сонным улицам города и орали во все горло песню «солдат удачи»:
