– Это она меня выбрала, – буркнул я и потянулся в карман за сигаретами.

Курить в своем заведении Маруська позволяла очень немногим. Для них был предназначен специальный столик возле окна с вытяжкой. Я как раз за ним и сидел. Когда я прикурил, она включила вентилятор, и раздался тихий гул.

– Не хочешь говорить правду, ну и не надо! – обиделась Маруська.

– А тебе она нужна?

– Почему нет? Может, чем помогу.

– Это вряд ли. Ну да ладно… Помнишь Африкана? Ты должна бы его знать. Он мой сосед с верхнего этажа.

– Африкан, Африкан… – Маруська наморщила свой высокий чистый лоб. – А, припоминаю! Такой смешной дедуля в театральных шмотках. Он заходил ко мне несколько раз. Но за столик не садился, а брал еду на дом.

– Убили его… вчера. С особой жестокостью.

– Да что ты! – Маруськины глаза стали еще больше. – И где это случилось? Небось опять молодые отморозки отличились? Подросло нынче племя – молодое, незнакомое… Я сама боюсь их. Идешь, а они смотрят на тебя как волчары. Молча смотрят, но так, что между лопаток зябко становится. Брр!

– Африкана убили прямо в его квартире.

– А, так тебя менты взяли в оборот…Тогда мне понятно, почему ты такой смурной.

– Я не совсем по этой причине…

– Тогда что?

Я немного поколебался – говорить или нет? – но все же решился. Надо же кому-то душу открыть и очистить ее от всего наносного, чтобы вернуть прежнее спокойствие.

– Там не все так просто. Дед-то, оказывается, был ведьмаком. Представляешь? У меня над головой столько лет творилась чертовщина, а я ни сном ни духом. Мне во все это не очень верится, но меня на сей счет просвещал один очень уважаемый и знающий человек. Вот я и начал размышлять: а вдруг?..

– Ух ты! – У Маруськи загорелись глаза. – А я-то, дура, думала, почему это меня так заколбасило, когда он заявился в кафе первый раз? Мне даже пришлось сходить к одной бабке, думала, кто-то порчу навел. Потом полегчало.

– Теперь я просто не знаю, как мне быть после этого убийства. Квартиру менять не хочется… я ведь к ней сердцем прикипел. Родной очаг, как ни крути. Но на душе сумеречно. Какое-то тревожное предчувствие.

– Я знаю, что нужно делать! – решительно заявила Маруська. – Дам тебе адрес одной старушки, она очень сведуща в таких делах. Пошепчет, молитву почитает, святой водой окропит – и опять будешь как новый гвоздь. Поверь мне.

– Нет-нет, только не это! – замахал я руками. – Ну их… этих… экстрасенсов и шаманов. Все они мошенники. Их интересуют только деньги. Народ дурят.

– Зайчик, она не такая, – продолжала убеждать меня Маруська. – К ней ходят лишь знакомые или очень порядочные люди. И она не работает за плату. Вот еду берет. Принеси ей банку меда. Ну и еще чего-нибудь – печенье какое или сдобу свежую. Мед на базарчике купишь – ты знаешь где, здесь недалеко. Там мужичок один торгует, мед у него настоящий, не разбодяженный. Точно знаю. Он сам пасечник.

– Говорю тебе – нет!

– Алеша, ну ты как маленький. Ведь ты боишься. Правда? Ладно, поступим по-другому… – Она решительно встала и сказала Валюхе, которая в своих мечтах полностью отключилась от окружающей ее реальности: – Проснись, красотка! Обслужишь людей, я ненадолго оторвусь. Основной поток клиентов пойдет ближе к вечеру, – объяснила мне Маруська. – У меня многие ужинают. Так что до той поры Валька управится тут и без меня. Ты с машиной?

– Ну…

– Тогда поехали! Со мной тебе будет не страшно. Вот увидишь, все получится.

И я покорился. Не без внутреннего сопротивления, но все же пошел на поводу у Маруськи. Я знал, что от нее не отвяжешься – если что-то надумает, то обязательно сделает. А мне очень не хотелось, чтобы она при каждой новой встрече затевала один и тот же разговор, работая по принципу «капля камень точит».

Старушка, к которой привела меня Маруська, на литровую банку меда и разные лакомства в пакете даже не взглянула. Но как только я встал на пороге ее жилище (у нее был небольшой чистенький домик с хорошо ухоженным садом на окраине города), так она и прикипела ко мне взглядом. Видимо, мой облик ей не очень пришелся по душе, потому что она довольно сухо ответила на наши с Маруськой приветствия, и не выгнала нас сразу, наверное, лишь из-за своей доброй, сострадательной натуры.

– Нет! – сказала она, как отрезала, когда Маруська попросила ее «пошептать» надо мной.

– Ну, Анастасия Спиридоновна, ну, миленькая, ну пожалуйста! – заскулила Маруська, а сама тем временем схватила меня за рукав, потому что я уже с легким сердцем навострил лыжи на выход. – Не откажите в моей просьбе.

Старушка немного смягчилась и ответила:

– Боюсь, что я не смогу ему помочь.

– Это почему? – опешил я.

– Ты уж не обижайся, милок, но твоя аура совсем мутная, а тот, кто ее замусорил, куда как сильнее, чем я. Говорю это честно, без обмана.

Аура! Ни фига себе бабуля! Вишь, какими словечками балуется. Откуда только знает? Неужто в Интернете нахваталась? Это в ее-то годы… Навскидку, Анастасии Спиридоновне было очень много лет. Однако маленькие глазки старушки были живыми и зоркими, а в ее сухом и подвижном теле чувствовалась большая энергетика. Когда она переводила свой взгляд на меня, мне казалось, что в мою кожу впиваются мириады крохотных иголочек. Видно было, что знахарка (или колдунья? а может, экстрасенс? фиг их разберет…) очень напряжена, хотя внешне это не сильно бросалось в глаза.

И я вдруг ей поверил. Предыдущие события, начиная с убиенной вороны и серебряной пули, разъяснения Георгия Кузьмича и с первого взгляда неприятие старушкой моей персоны (вообще-то я людям нравлюсь) только подтверждали опасения, которые глубоко засели у меня в мозгах. Что-то во всей этой истории с Африканом и впрямь нечисто.

Я был суеверным в такой же степени, в какой и все нормальные люди. Перешел дорогу черный кот – это к невезению, если вспоминаешь что-то нехорошее – сплюнь через левое плечо, рассыпанная соль – к ссоре, ну и так далее. Обычный набор суеверий не шибко продвинутого в религии обывателя.

Но теперь я почувствовал, что со мной начало твориться что-то неладное. Кроме несколько взвинченного состояния (что вполне понятно в свете моих вчерашних приключений и переживаний), я вдруг ощутил, что мир вокруг меня начал меняться – словно кто-то снял пелену с моих глаз и вытащил затычки из ушей. Мне показалось, что при желании я могу преспокойно разложить солнечный свет на семь составляющих его цветов (а то и больше, вплоть до инфракрасного излучения, невидимого глазу) и что я слышу, как в подполе дома шебаршатся мыши, а под крышей соседского дома ласточка-воронок кормит свой второй выводок, который спустя неделю уже встанет на крыло.

Я сильно тряхнул головой, прогоняя наваждение, и как мог спокойно попросил старушку:

– Анастасия Спиридоновна, вы уж извините, но идти мне больше не к кому. Может, все-таки попробуете?..

Старушка с сомнением пожевала тонкими сухими губами, а затем с обреченным видом ответила:

– Нельзя отказывать добрым людям… Грех это. Что ж, попытаться можно. Но никаких гарантий я не могу дать. Иди за мной, милок. А ты, – она обернулась к Маруське, – выйди наружу, запри входную дверь на ключ и никого не впускай. Никого! Поняла?

– Поняла, поняла… – закивала моя подруга. – Исполню, не сомневайтесь.

Она прямо лучилась от счастливого возбуждения – все-таки уболтала старушку! Вот бабы! По моим наблюдения, у них всего две радости в жизни: первая – поход по магазинам (если при деньгах), а вторая – это когда удовлетворяется какой-нибудь женский каприз. Особенно когда он совсем идиотский, такой, что нормальному мужику и в голову не может прийти.

Мы прошли не в горницу, как можно было ожидать, а в небольшую полутемную комнатку с образами в углу, перед которыми теплилась лампадка. Наверное, это был «приемный покой» знахарки. Перекрестившись на иконы, Анастасия Спиридоновна зажгла три толстых свечи из чистого воска и начала свои таинства. Она налила в большой медный таз воды (наверное, освященной, подумал я), усадила меня на табурет перед тазом, взяла небольшой ножик (таким я обычно чищу картошку), троекратно очертила меня этим ножом и начала говорить: