Город горел.

Стоящий на коленях с арбалетной стрелой в груди король Ренарт последним усилием воли вскинул шпагу и поразил бросившегося на него ирнийского гвардейца. Беременная королева Ингерен, страшно оскалившись, разрядила в другого ирнийца изукрашенный жемчугами пистолет и отступила назад, в льнувшее к ней нетерпеливым любовником ревущее пламя. Тело принца Феррена вздрогнуло в последний раз и закачалось в петле. Генерал Гламмер, огромный, грузный и страшный, стоял, вцепившись в собственный стол. У генерала была прострелена голова, но он почему-то не падал.

В горящий Ирлассен вступил принц… нет, не принц – его величество Ильтар. С обнаженной шпагой в руке и совершенно безумными глазами. Он был с ног до головы в трауре.

– Убивайте! – крикнул он. – Убивайте их всех!

И ничего человеческого в его голосе не было.

Профессор Шарнай проснулся от мучительной боли в груди. Сел, задыхаясь, силясь унять взбесившееся сердце, не вполне понимая, кто он и где находится.

Убивайте! Убивайте их всех!

– Да что же это такое? – пробормотал профессор и потряс головой, словно пытался вытрясти из нее жуткий голос вместе с дикими воспоминаниями сна.

– Так это был… всего лишь сон? – мгновением позже прошептал профессор Шарнай. – Всего лишь? – тотчас добавил он. – Вот как?

Дрожащая профессорская рука стремительно нырнула за пазуху, ухватила висящий на цепочке амулет и крепко сжала. Амулет вздрагивал в его руках, словно пойманная рыбка.

– Та-ак… – протянул профессор Шарнай.

И произнес заклятье. Никакой особой силы в нем, конечно, не было. Профессор был скорее магом-теоретиком, нежели практиком, да и здоровье у него не то, чтоб всерьез магией заниматься, но… есть заклятья, для которых почти не требуется сила как таковая. Знаний и опыта бывает вполне достаточно. Ну, почти достаточно.

Профессор Шарнай прикрыл глаза и сосредоточился. Незримая тонкая нить побежала прочь от профессора, и… где-то там, конечно же, оборвалась, рассеялась, истаяла. Впрочем, профессор убедился в главном – он видел не свой сон. Так значит, все-таки не пророчество, жуткое в своей неизбежности, а всего лишь… но кто смеет жить и видеть во сне такое?

– Это кому же здесь снятся такие сны? – пробормотал глава вирдисского посольства.

Встал, покачнулся, удержался на ногах и решительно направился в свой рабочий кабинет.

– Сейчас мы кое-что выясним! – тихим, но твердым голосом промолвил он.

Вокруг была ночь. Ночь и тусклые огни фонарей. А больше ничего не было. Ничего не было, потому что не могло быть. Потому что ничего не может быть, покуда ночь и тусклые огни фонарей, ночь и неспешно приближающаяся тень. Тень со змеей в руке. Или… нет! Не змея. Шпага. Лезвие тускло отсвечивает, ищет чужую плоть… вот тень у шпаги и впрямь змеиная, жуткая. А у того, кто ее держит, и вовсе нет тени. Нет и быть не может, потому что он сам – тень.

Граф Крэтторн!

Лезвия шпаг со звоном столкнулись… нет, не столкнулись! В последний миг противник увел свою шпагу в сторону, пригнулся и нанес стремительный укол. Карвен качнулся назад, чувствуя, что запаздывает, – и в следующий миг чужая сталь укусила за левый бок. Коротко и точно, словно взаправдашняя змея.

– Первая кровь, щенок… – чужой голос обжигает лютой ненавистью. Граф… он улыбается.

Карвен отпрыгнул, выставив клинок перед собой, пытаясь нашарить пистолет на поясе. Пистолета не было.

Граф Крэтторн хохотал. Хохотал и шел вперед, заставляя Карвена пятиться.

– Плохой из тебя гвардеец…

Лицо графа выражало жестокую радость.

– Ты и представить себе не можешь, каким наслаждением для меня будет покончить с тобой, – цедил граф. – Не можешь… представить не можешь… ничего ты не можешь…

Карвен пятился и пятился. А вокруг была ночь – ночь и тусклые огни фонарей.

– Ты же в тюрьме! – крикнул графу Карвен.

– Вот именно, – глумливо ухмыльнулся тот. – Именно поэтому я здесь!

И вновь напал. И опять Карвен не сумел увернуться. Еще одна рана. И еще. Что ж, ему даже не очень больно, вот только… сколько он еще продержится?

А вокруг была ночь… проклятая ночь, которая все никак не заканчивалась. Ночь и фонари, почти не дававшие света, слепящие глаза фонари.

– Хочешь узнать, откуда я взялся? – наступая, ухмылялся Крэтторн. – Спроси у фонарей. Спроси у этой ночи, которая не кончается… знаешь, зачем она не кончается? Она не кончается затем, что ты жив. Вот ты умрешь, она и закончится.

«Так дальше продолжаться не может, – чувствуя, как намокает от крови мундир, подумал Карвен. – Если я его немедля не прикончу, то просто свалюсь, а тогда он прикончит меня и…»

Карвен, собравшись с силами, бросился вперед, но граф красиво вывернулся, ушел в сторону и еще раз полоснул его шпагой.

Карвен сжал зубы и бросился еще раз.

И еще.

С каждым разом чувствуя, как убывают силы и прибывают раны. Одна за одной. Мелкие, сами по себе они ничего бы не значили, но когда их много…

«Я просто истеку кровью…»

– Ты даже убежать от меня теперь не сможешь, – шептал граф Крэтторн, кружа вокруг Карвена.

«Да что же это такое? Я столько трудился… все это время учился владеть шпагой… и вот он опять сильнее меня?!»

Карвен в полном отчаянии бросился еще раз, и граф вновь ускользнул… нет! Ускользая, он ненароком наткнулся на фонарный столб и замер на миг. Взвыв от яростной радости, Карвен обрушился на него. И со всей дури врезал под дых. А потом кулаком в лицо, так что голова графа треснулась о фонарный столб. Отшагнув в сторону, задыхающийся Карвен взмахнул шпагой и по самую рукоять погрузил ее в грудь графа Крэтторна. Сработанная руками гномов шпага легко пронзила тело графа и почти столь же легко вошла в фонарный столб, пришпилив к нему мертвого Крэтторна. Рука графа разжалась, и его собственная шпага упала наземь.

«Он только теперь ее уронил!» – с восхищением подумал Карвен. Что и говорить, при всей своей мерзости, при всем безумии и жестокости, его противник был настоящим воином, он был храбр и сражался до конца.

«И никакой тенью он не был! – с облегчением подумал Карвен. – И шпага – самая обычная».

Голова мертвого графа свесилась на грудь. Задыхающийся, едва стоящий на ногах Карвен был вынужден опереться о все тот же фонарный столб и почти уткнуться носом в графскую макушку.

– Я все-таки убил тебя, слышишь? – прошептал Карвен. – Убил, несмотря на эту проклятую ночь. И мне плевать, когда она там закончится…

Графская макушка медленно качнулась, приподымаясь.

«Голова кружится, – подумал Карвен. – Сейчас грохнусь. Надо перевязать себя, пока не поздно. Сесть и перевязать. Рубашку разорвать. Жаль, совсем ведь новая рубашка…»

Мертвый граф поднял голову и посмотрел Карвену прямо в глаза.

– Это хорошо, что ты меня убил, – произнесли мертвые губы. – Ведь теперь ты больше ничего не сможешь мне сделать. А я – смогу. И когда я убью тебя, ты умрешь насовсем.

Граф взялся за рукоять торчащей у него из груди шпаги и медленно потянул. Очнувшийся от потрясения Карвен взвыл от ужаса и шарахнул его кулаком по вцепившейся в рукоять руке. А потом навалился на рукоять из последних сил, пытаясь пришпилить почему-то отказавшегося умирать графа к фонарному столбу как можно крепче. Граф насмешливо фыркнул, после чего некая неведомая сила едва не вышибла из Карвена дух.

Придя в себя на мостовой шагах в десяти от фонаря, Карвен кое-как вдохнул и с ужасом сообразил: «Да это же он меня просто-напросто оттолкнул!»

Пальцы графа вцепились в рукоять, потянули… окровавленный клинок покинул рану, но вопреки ожиданиям Карвена, кровь из нее не хлынула фонтаном. Рана дымилась, словно вынутая шпага была раскаленной.

– Тот самый знаменитый гномский клинок! – насмешливо произнес граф и двумя пальцами переломил шпагу у самой рукояти. После чего бросил рукоять замершему от непередаваемого ужаса Карвену. – На память!