— Не дави из меня слезу, Седой, — жестко ответил Дима. — Каждый делает свой выбор. Ты свой сделал. Мне нужно знать только одно: кто они?

Седой безразлично пожал плечами.

— Думаешь, меня это интересовало? Нет, Дима. Меня интересовала моя семья. Я сказал бы тебе, если бы знал, но я не знаю, даю слово. Для меня они — голос по телефону. — Он остановился, посмотрел на Диму. — С годами всем хочется покоя. Даже самым убежденным. Все остальное теряет смысл. Законники перестают соблюдать закон, соыбирают лавэ и покупают на них покой. Другие просто исчезают. Растворяются, как в тумане. Ты тоже захочешь покоя, Дима. Раньше или позже, но захочешь.

— Ты купил свой покой ценой чужих жизней, Седой, — ответил тот.

Смотрящий снова усмехнулся.

— Наверное, ты прав. Легко быть судьей на чужом процессе. Хочешь завалить меня? Это несложно. У тебя ведь есть пистолет? Приставь «ствол» к голове, нажми на курок и посмотри, как мои мозги вылетят из черепа. Удовлетворит тебя это? Если да — давай, я не стану сопротивляться. И любой сходняк тебя оправдает. — Седой вдруг придвинулся к Диме, ухватил того за отвороты пиджака, забормотал: — Только не здесь, ладно? Не надо здесь. Не на глазах у внучки. Я сам пойду с тобой. Сам. Мы поедем куда-нибудь, где никто нас не увидит. Там ты все сделаешь. Я прошу тебя, Дима.

Глаза у него слезились, но не от эмоций, просто от старости. Руки тряслись.

— Мне нужно лишь знать, кто эти люди, — ответил Дима.

— Я уже сказал, что не знаю. Знаю только, что в этом как-то завязаны менты…

Лемехов сбавил шаг. Лицо его стало каменным, словно маска. Скулы заострились. Дима увидел это, незаметно подал знак: «Молчи».

— Каким путем наркотики попадают в город?

— Не знаю, Дима. Пойми, мне это безразлично. Их дела меня не касаются.

Дима несколько секунд внимательно смотрел на Седого, словно надеясь в подслеповатых, подернутых мутной пленкой глазах найти следы раскаяния.

— Я не стану тебя убивать, — наконец сказал он. — Вместо этого подумай вот о чем: что ты скажешь своей внучке, когда какой-нибудь деятель в школе подсунет ей первую дозу? Что ты ей скажешь, когда у нее начнется первая ломка? Что ты ей скажешь, когда она будет умирать от передоза?

— Я не допущу этого, — Седой выпрямился, став на мгновение высоким и жестким, как палка.

— А что ты сможешь этому противопоставить? Свою сговорчивую совесть? Да, кстати… Спасибо за интересное интервью, Седой, — Дима достал из кармана диктофон. — Удивительная вещь — эти японские игрушки. Крошечные, а работают получше больших… — он нажал кнопку «возврат», затем «воспроизведение». Из крохотного динамика донесся его собственный, чуть искаженный, но очень четкий голос: «…Не дави из меня слезу, Седой. Каждый делает свой выбор. Ты свой сделал. Мне нужно знать только одно, кто они?» — Потрясающе, правда?

Дима повернулся и направился по дорожке к воротам. Лемехов поспешил за ним.

— Погоди, Дима, постой.

— Что? — тот замедлил шаг.

— Ты действительно ему веришь? Да он же просто развел тебя, классически, как лоха. Хоть кого-то он должен знать. «Телефонный голос…» Туфта все это.

— Думаешь, я не понял? — Дима покачал головой. — Седой сказал правду. Он не знает их в лицо. Но обратная связь у них должна быть.

— Так надо выбить из него имя или номер телефона…

— Как? — Дима усмехнулся. — Пытать его станем?

— «Ствол» ему в нос поганый сунули бы — сразу бы все рассказал.

— Будь мы где-нибудь в лесу, я бы, возможно, так и сделал. Но не здесь.

— А чем тебя это место не устраивает? Слишком возвышенное?

— Внучка здесь.

— А-а-а, — не без сарказма протянул Лемехов. — Ну, если внучка, тогда да. Тогда конечно. Ты собрался бодать наркомафию — это ничего, не екнуло в груди, а вот что внучка в песочке возится — это, конечно, повод для благородства.

— Антон, — Дима обернулся. — Ну, дал бы нам Седой номер мобильника, что дальше? Трубка наверняка «безликая». Краденая, перепаянная, купленная на чужое имя, наконец. У нас нет времени искать хвосты. Ты пойми, нас к утру уже в живых не будет.

Он вновь зашагал к воротам.

— Ну спасибо, Дима, — обескураженно протянул Лемехов. — Умеешь ты поднять настроение.

— Думаешь, Седой сейчас чем занимается? Связному звонит, голову даю.

— Черт, — пробормотал Лемехов.

— Успокойся. Он и так дал нам немало.

— О чем ты?

— Об этом, — Дима поднял руку с зажатым в пальцах диктофоном.

— Да хрен ли с него толку? Седой же ничего не сказал. Это пустышка.

— Конечно, пустышка, — согласился Дима. — Только кто об этом знает?

— Как это? Седой подтвердит, что на записи ничего нет.

— Правда, что ли? — Дима, не переставая шагать, повернулся спиной вперед, усмехнулся. — Антон, если бы ты был на месте этих людей, ты бы ему поверил?

Лемехов оглянулся. Было видно, что ему очень жаль упускать такой улов. Еще бы чуть-чуть нажать, и было бы чистосердечное. А приходится уходить ни с чем.

— Эх, какая рыбина в руки шла… — пробормотал он и принялся догонять Диму. — Погоди.

— Что? — спросил тот, не оборачиваясь.

— Если Ляпу сдал не Седой, то кто?

— Конечно, Седой.

У Лемехова возникло ощущение, что его ударили по лбу.

— И мы его оставляем? Вот так, просто?

Дима остановился, обернулся:

— Оставляем.

— Почему?

— Чтобы он смог позвонить своим нанимателям. Антон, ты всегда так туго соображаешь? Как тебя из милиции до сих пор не выгнали?

— Ты меня еще поучи.

— Обязательно. Как-нибудь на досуге. — Дима вновь зашагал к воротам. — Честно говоря, сейчас меня больше интересует другое. Кто сдал Америдзе?

— Однозначно, кто-то из присутствующих на том совещании. Гукина я исключаю, — торопливо добавил Лемехов.

— Почему?

— Если бы это был Никита Степаныч, он бы не рассказал обо всем Грише. Катин арест играл бы ему на руку.

— Хорошо, — согласился Дима. — Кто там еще был?

Лемехов назвал фамилии.

— Слишком высокие люди, чтобы мы могли зацепить их, как Седого, — не без сожаления сказал он. — К ним даже близко не подойдешь.

— Пожалуй, — согласился Дима.

— Есть какие-нибудь идеи?

— Есть. Поехали-ка к ГУВД. Прости за каламбур, но, если мы провороним «воронок», все наши планы полетят в тартарары.

— А они есть? Планы? — с сомнением спросил Лемехов.

— Пока нет, но потом-то мы что-нибудь обязательно придумаем.

Гриша Панкратов дожидался там, где они его оставили.

— Ну чего? — с интересом спросил он, когда «БМВ» притормозил рядом. — Сказал?

— Да хрен там, — цыкнул зубом Лемехов. — Седой ничего не знает.

— Да? — Панкратов выглядел разочарованным. — Жаль.

— Самому жаль, а что делать? — ответил Лемехов и посмотрел на часы. — «Воронок» не подъезжал?

— Рано еще.

Дима повернулся к Лемехову:

— Антон, ты можешь достать номера телефонов Петрусенко, Казина и этого, третьего…

— Головина?

— Верно, Головина.

— Не вопрос, сейчас сделаем. — Лемехов выбрался из машины, направился к ГУВД.

Дима и Панкратов наблюдали за ним из машин. Внезапно телефон Димы закурлыкал. Дима включил трубку:

— Алло?

— Привет, Дима. Это Боксер, — услышал он знакомый голос.

— Привет.

— Встретиться бы, побазарить.

— Извини, я занят.

— Ну, может, все-таки выберешь время? — в голосе Боксера послышались язвительные нотки.

Дима понял: что-то изменилось. Слишком уж уверенно вел себя Боксер.

— Не получится.

— А я думаю, что получится, Дима. У меня очень весомый аргумент есть. Точнее, даже два аргумента. Одному тридцать пять, второму тринадцать.

В общем, все стало понятно. Боксер решил его завалить, иначе не стал бы творить такой беспредел. Он уверен, что отвечать не придется, поскольку некому будет двигать предъяву. Диме следовало бы это предвидеть. Нет, в том, что Боксер попытается ответить на оскорбление, нанесенное ему в присутствии ближайшего окружения, Дима был уверен. Он не предполагал, что тот втянет в их разборки женщину и ребенка.