Старшой тяжко задышал, посмотрел в окно. На верхней губе под широким носом выступила испарина. Он волновался, и это не укрылось от гостей.

— Вам это… проще было бы. Я имел в виду, чтобы она вообще до СИЗО не доехала, — сказал Старшой едва ли не просительно.

Козак и тощий Толик переглянулись.

— Мы и так за вашими людьми грязь подтираем, — произнес негромко Толик. — На «Палермо» наследили. Ляпу на нас свалили. Им, видите ли, не сподручно. А нам сподручно? — он говорил не как подчиненный, а как начальник. Ну, или по меньшей мере как равный. — Теперь еще со Светлой разбираться? Нет уж. Ваши парни такие «бобы» получают — не грех им иногда и поработать. Кстати, хотел бы обратить ваше внимание на такую деталь: мы Светлую не боимся, а вот вы боитесь. И правильно делаете, кстати. Это она пока в запаре не сообразила, за что зацепиться. Но сообразит, будьте уверены, она — женщина умная. А уж когда Светлая в вас вцепится — сушите сухарики и расплетайте носочки.

Старшой поерзал, повздыхал, а что он мог возразить? Да и кто бы стал его слушать?

— Ладно, скажу ребятам. Они ею займутся.

— Только не очень спешите, — предупредил Козак. — Выждите хоть маленько приличия ради. А то что-то многовато мертвяков получается для одного-то дня.

Старшой побарабанил пальцами по столу, сказал:

— Роза утром звонила. Извинялась за своих. Поняли наконец, с кем дело имеют. Теперь, когда с Ляпой решили, можно спокойно эту целину вспахивать. Насчет той партии, о которой мы договаривались. Когда я могу рассчитывать получить товар?

— Ребята звонили с дороги, к одиннадцати будут, — ответил Козак, доставая из кармана сигареты и закуривая. — Машины подгонят к «Царь-граду», оставят на стоянке. Вот здесь номера. Шофера часиков в двенадцать спустятся в кабак поужинать, выждите минут пятнадцать для верности и можете забирать.

— Понял, — Старшой улыбнулся. — Наш процент… Обычный?

— Согласно уговору, — кивнул Козак. — Мы партнеров не обманываем.

— Отлично, отлично, — Старшой только что ладони не потер. — А с остальными как? Я имею в виду Кроху, Манилу. Ничего не меняется?

— Как договаривались.

— Ага, — кивнул Старшой. — Ну и хорошо. И отлично.

Когда троица вышла на крыльцо, красавец как раз прикуривал очередную сигарету.

— Саш, а, Саш, — серьезно спросил Толик. — Не боишься, что никотин из задницы закапает?

Красавец моргнул, не зная, как реагировать — то ли кинуться в драку, то ли сказать «спасибо» за предупреждение.

— А хоть и закапает, — вступился Козак. — Его дело. Саша — мужик башковитый, и на этом бабки сделает. Устроится на скотобойню лошадей травить, — и засмеялся примирительно, давая понять, что они просто шутят.

Красавец улыбнулся, поначалу неуверенно, но затем, словно поверив в искренность гостей, широко и белозубо.

— Так что, не передумали насчет баньки вечером? А то давайте, бабки есть.

— Нет, Саша, не передумали, — ответил Козак.

Все трое забрались в «Форд». Корабышев запустил двигатель. И тогда Толя, глядя через поднятое стекло Саше прямо в глаза, произнес раздельно и четко:

— Шел бы ты в ж…у.

Саша, похоже, прочел по его губам, снова моргнул. Корабышев торопливо нажал на газ.

— А что ж, — философски заметил Козак. — Сколько людей спасибо сказали бы.

Если бы Саша и захотел ответить, то не смог бы. «Форд» уже уверенно катил к воротам.

После приезда опергруппы делать На вокзале Лемехову стало нечего. Тем более что в составе группы прикатил и Володя Паничев из их отдела. Ждать, пока эксперты все опишут, линейные опера, усиленные Володей, показания снимут, фотограф все зафиксирует, — угробить часа три, не меньше.

Лемехов здраво рассудил, что дело все равно передадут в горпрокуратуру, следователю Гриневу, раз уж тот занимается стрельбой на «Палермо». Слепому ясно, одних рук дело. И пули перешлют на экспертизу к ним в лабораторию, больше некуда. Володю Паничева можно будет порасспросить. Так что к вечеру он получит самую полную информацию.

Посему Лемехов не стал дожидаться окончания осмотра места происшествия, а решил поехать к Грише Панкратову. Но сначала следовало заехать в ГУВД отметиться, на случай, если Катя начнет задавать вопросы.

В отделе Лемехов застал Женю Кузенко, Гришу Панкратова и новенького, этого… как его… Вдовина, вот. Женя сидел на столе и увлеченно излагал Вдовину детали какого-то из старых «командных» подвигов, а Гриша помогал, вставляя сочные детали.

— И вот, веришь — нет, высаживаем мы дверь, вламываемся и видим трех таких здоровенных «бычков» обдолбанных, — расписывал Женя.

— Дым коромыслом, как на пожаре, — вторил Гриша. — А буркалы у всех троих горят красным, что твой светофор.

— Точно. У двоих охотничьи берданы, а у третьего самодел дикий.

— Пугач здоровенный. Калибр, как у дивизионной гаубицы.

— И понятно, что ребята достали игрушки не за тем, чтоб в носу ими ковырять. Настроены серьезно, хоть и прет их по-черному. Ну, думаю, тут-то нам всем трындец и пришел.

— И ладно мы хоть на службе, а понятые-то за что попадают? — веселился Гриша.

— Я уже молиться про себя начал. В этот момент слышу за спиной шебуршание. А сам шевельнуться не решаюсь, посмотреть. Боюсь, у орлов нервишки сдадут, как начнут они шмалять в три «ствола» — от нас только клочья да брызги полетят.

— Короче, — захлебываясь, подхватил Панкратов, — вылазит из-за наших спин оголец, ну, понятой тот, и спокойненько так говорит им: «Перцы, я смотрю, у вас бересты полно. Дадите на раз раскумариться?»

— О, Тоха… — Увидев Лемехова, Женя сполз со стола, протянул руку. — Опаздываем?

— Задерживаемся. Здорово, Жек, — Лемехов пожал ему руку. — Гриша про ночную стрельбу-пальбу рассказал уже?

— Рассказал. Знакомься, Артем, это наш лучший сотрудник, можно сказать передовик, Антон Лемехов, или просто Лемех.

— Да они знакомы, — сообщил Панкратов.

Лемехов кивнул Вдовину:

— Привет, Лобня. Поди, не выспался?

— Ничего, — ответил тот серьезно. — Я привык.

— Молодец, далеко пойдешь.

— Слыхал, утром Ляпу на вокзале завалили? — спросил Панкратов.

— Слыхал.

— Степаныч звонил, слюной брызгал, — продолжал тот. — Катерину хотел на вокзал отправить с опергруппой, а ее нет. Начальство осерчало сильно. Пану досталось под горячую руку. Он пригорюнился, да делать нечего. Поехал на вокзал в гордом одиночестве.

Лемехов нахмурился.

— А что Катерина сказала по этому поводу?

— Да не было ее еще, — ответил Женя. — Вот, ждем.

— Степаныч ревел, как лев, — добавил Гриша. — Сказал, как объявится — рысью к нему.

— А звонить ей не пробовали?

— Пробовали, конечно. Мобильный молчит. По домашнему Настюха трубку сняла, сказала, она не появлялась.

— Та-ак, — протянул Лемехов. — А этот, жених ее? Он-то дома?

— И его нет. Спозаранку куда-то улетел. Настюха одна была, в школу собиралась.

Лемехов взглянул на часы. Почти десять. Катерина позже девяти не приходила никогда.

— Жек, попробуй еще разок ей на мобильный звякнуть и домой, — попросил он Женю, — а мы с Гриней пока в дежурную часть слетаем.

— Да чего летать-то? — Женя отошел к столу, снял трубку служебного телефона, набрал номер. — Не звонила Катерина, я узнавал. Костя сказал, он ее как ночью на «Палермо» вызвал, так больше и не объявлялась.

— Ты ориентировку по ее машине на посты дал? — помрачнел Лемехов.

— Извини, не дотямкал, — ответил Женя, прижимая трубку к уху. — Подумал, город перекрыт. Полночи на каждом перекрестке по патрулю, до сих пор стоят. Если и случилась бы какая неприятность, Катерина дала бы знать. Не первый год замужем. Дома никого, — добавил оперативник, опуская трубку на рычаг. — И по мобиле «абонент временно недоступен». Может, они с женихом куда закатились? В ресторан там или в ночной клуб?

— У нас-то? — с сомнением спросил Панкратов.

— Зачем у нас? В Москву могли поехать.