Молчание длилось дольше, чем она ожидала. Было так тихо, словно Пол ничего не слышал. Потом его смуглое лицо перекосилось.

— Это что еще за глупая шутка? Николь вздрогнула. Слезы навернулись на глаза.

— Спроси Эндрю, если не веришь мне. Перед тем как покинуть имение, я сообщила Эндрю, что жду от тебя ребенка. Не знаю, что уж он сказал тебе, но, во всяком случае, он никак не должен был говорить о своем отцовстве.

— Это неслыханно. — Пол взглянул на нее, не веря. — Эндрю сказал мне…

И тут Николь прорвало.

— Плевать я хотела на то, что сказал тебе Эндрю! — кричала она в ярости. — Я не собираюсь извиняться и пытаться давать объяснения всему вранью, которое нагородил твой брат. Ко мне это не имеет никакого отношения.

Она никогда еще не видела Пола таким бледным.

— Ты лжешь… Ты должна была…

— Я никому и ничего не должна. — Голос ее стал низким. — Тебе неприятно и не нравится то, что слышишь? Хорошо, Пол, пусть будет по-твоему. Если не можешь поверить, что это так, просто скажи, что я вру, и забудь все.

— Замолчи! — рявкнул Пол в ответ. Николь судорожно вздохнула, ресницы ее отчаянно заморгали.

— Что ты устраиваешь истерику? — с гневом выпалил Пол. — О Господи, ты думаешь, любой мужчина так просто проглотил бы подобную историю. Я спал с тобой два с половиной года назад. Если ты забеременела, у тебя было достаточно времени сказать мне об этом.

— Я не хотела. Ты пренебрег мной, и это я запомнила на всю жизнь.

— О чем ты говоришь? — В его глазах по-прежнему стояло недоверие. — Ты бы послушала сама себя!

Николь опустила голову.

— Я сожалею, что так случилось. Действительно жалею об этом, но ничего не могу изменить, — пробормотала она неуверенно. — Что ты видишь, когда смотришь на Джима? Темно-карие глаза, черные волосы и смуглую кожу.

— Ты же сказала, что он унаследовал это от твоей матери.

— Я солгала. Моя мать была такая же светловолосая, как я, — пролепетала Николь.

— Ты крутилась с Эндрю и его сомнительной компанией много недель. Почти все это время он был слишком пьян, чтобы помнить, что ты делала, — подчеркивая слово «что», сказал Пол. — Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы меня убедили слова про черные волосы и карие глаза ребенка? Кто знает, с кем ты еще могла переспать тогда?

У Николь перехватило дыхание.

— Я думаю, ты сказал достаточно. — Она спустила ноги и соскочила с кровати. — Никому не позволю так оскорблять себя!

Пол удержал ее за локоть, не дав отойти.

— А я не собираюсь просить извинения за то, что громко высказал все, о чем подумал бы любой мужчина. Так уж я устроен.

Наполнившиеся слезами глаза Николь выражали горькое осуждение.

— Ты был первым у меня, ты же знаешь это. На каком же основании ты считаешь, что я превратилась в потаскуху через несколько недель после того, как была с тобой? — Помолчав, Николь продолжала: — Джим родился через восемь месяцев и три недели после тех выходных. У меня есть медицинский документ о рождении, который подтверждает это. Он не мог быть еще чьим-нибудь ребенком.

— Но ты же предохранялась!

— Откуда такая уверенность? — проговорила Николь с откровенным вызовом, но волнение опять охватило ее с неистовой силой.

Пол взглянул на нее из-под опущенных ресниц.

— Ты сама говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки. Хочешь сказать, что они не сработали?

Николь медленно перевела дыхание. — Нет.

— Но тогда о чем ты говоришь? — нетерпеливо спросил Пол.

— Я никогда не принимала таблетки, — проговорила Николь через силу, но все же непреклонная в своем стремлении договорить правду до конца. — Я солгала тебе об этом тоже.

— Ты солгала? — эхом отозвался Пол не очень твердо и отпустил ее локоть.

Николь отвела взгляд, лицо ее залила краска, и она только кивнула в знак подтверждения.

— Зачем? — настаивал Пол. Гнетущая слабость охватила Николь.

— Я хотела забеременеть.

— Ты хотела забеременеть? — медленно, акцентируя каждое слово, повторил Пол. Он принялся быстро ходить по спальне, как пантера в слишком тесной клетке. — И ты говоришь это, глядя мне в глаза?

— Нет больше смысла лгать. Я понимаю, у тебя есть все основания ненавидеть меня, но это правда, — закончила Николь.

Пол больше не смотрел на нее. Темпера-

мент истинного итальянца неожиданно вырвался наружу. Прежде чем Николь успела выдохнуть, он выскочил из спальни, пересек гостиную и с такой силой толкнул дверь, ведущую в галерею, что она едва не сломалась.

— Пол! — закричала Николь, устремляясь за ним. — Куда ты?

— А куда, ты думаешь? — выдавил он сквозь стиснутые в бешенстве зубы. — Я разорву Эндрю в мелкие клочья, сделаю из него кровавую кашу за то, что он соврал!

Николь в панике вцепилась ему в руку.

— Нет, Пол, нет!

Пол освободился от ее рук и зашагал по галерее к выходу.

— Меня не волнует, что ты делала с ним. Меня не волнует, каким влюбленным он был.

Меня не волнует даже, что ты пыталась выдать моего ребенка за его, чтобы повиснуть на нем! — прошипел Пол и замер, глядя на Николь. — Все это не имеет значения. Не стоит и гроша ломаного, — заключил он. — Но ничто не может оправдать его ложь, из-за которой жизнь моего ребенка находилась под угрозой. Он дал тебе возможность уйти из этого дома одной, без гроша, а ведь знал… ничтожный самовлюбленный ублюдок, что ты носишь моего ребенка, и не только не сказал об этом, но сделал все, чтобы быть уверенным, что у меня не будет причины искать тебя!

— Это несправедливо, — с большим трудом выговорила Николь. — Я никогда не была близка с Эндрю.

— Я скажу тебе, что несправедливо, — ответил Пол, казалось, пропуская ее слова мимо ушей, в его глазах читался еще больший упрек и осуждение. — Несправедливо то, что ты сделала с моим сыном — единственной невинной жертвой из нас всех!

Николь отшатнулась от него, а Пол понесся к парадной лестнице. Но Николь больше не хотелось бежать вслед за ним и спасать Эндрю от неизбежного возмездия. Она не настраивала Эндрю и Пола друг против друга. В этом ее нельзя обвинить. Она была в таком отчаянии, когда потеряла Пола, а потом обнаружила, что беременна. В таком состоянии она не могла догадаться, что Эндрю испытывает к ней отнюдь не платонические чувства.