Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Снова возвращается онъ къ баттареямъ. Непріятельскія гранаты не перестаютъ летать и разрываться все ближе и ближе. Осколками ихъ уже искалѣчено пять, шесть человѣкъ…. Артиллеристъ, тотъ самый, что своимъ взглядомъ заставилъ его, нѣсколько минутъ тому назадъ, отойдти къ людямъ за брустверъ, артиллеристъ хлопочетъ у орудія, очень усердно…. Брови его сдвинуты, губы сосредоточенно сжаты, онъ дѣлаетъ много лишнихъ движеній и, притворяясь что не замѣчаетъ начальника, упорно отвертывается отъ него…. Ему ужасно не хочется, чтобъ замѣтили, какъ онъ труситъ….

— Вамъ тутъ не мѣсто, полковникъ, отойдмте, раздается умоляющій голосъ у самаго уха начальника отряда.

Кто это сказалъ? Къ чему? Развѣ онъ можетъ чего-нибудь бояться въ такую минуту? Развѣ онъ можетъ думать объ чемъ бы то. ни было, кромѣ какъ объ томъ, чтобъ продержаться тутъ до извѣстнаго часа? А какъ это сдѣлать? Какими силами остановить панику, которая начинаетъ уже овладѣвать его людьми?…

Онъ оглядывается: дѣйствительно мѣсто, на которомъ онъ стоитъ, открыто со всѣхъ сторонъ и онъ одинъ тутъ остался; человѣкъ, предостерегавшій его, снова спрятался за брустверъ, его не видать….

Можно себѣ представить съ какими лицами они тамъ сидятъ!

Солнце очень высоко, должно быть второй часъ дня…. Онъ вспомнилъ, что съ утра ничего не ѣлъ. Люди тоже, ничего еще себѣ не варили…. Скверно!…

Вдругъ, геніальная мысль озаряетъ его, средство отвлечь всеобщее вниманіе отъ опасности найдено и средство вѣрное, остается только немедленно привести его въ исполненіе. Онъ приказываетъ принести себѣ обѣдать, сюда, въ двухъ шагахъ отъ баттареи, на то самое мѣсто, на которое направлены непріятельскія пушки.

Солдатики въ недоумѣніи переглядываются, но тотчасъ же принимаются исполнять приказаніе: приносятъ приборы, холодную баранину и вино…. Изъ-за брустверовъ начинаютъ высовываться головы, съ преобладающимъ выраженіемъ наивнаго любопытства въ глазахъ…. снова поднимается говоръ и смѣхъ, чѣмъ дальше, тѣмъ громче. Толпа постепенно увеличивается…. Зрѣлище такое заманчивое! Всякому хочется посмотрѣть, какъ это полковникъ будетъ обѣдать подъ гранатами?

Очень просто; пригласилъ своихъ адъютантовъ, сѣли вокругъ стола и принялись какъ ни въ чемъ ни бывало, кушать баранину и запивать ее виномъ. А гранаты-то свистятъ да свистятъ…. Турки точно взбѣсились, такъ и жарятъ…. и прямо въ импровизированную столовую начальника отряда наровятъ, но только все не въ попадъ, то перелетмтъ, то не долетитъ, вотъ оказія-то! А вѣдь, кажется, чего бы легче попасть, зрительныя трубки у нихъ отличныя, англійскія, все въ нихъ до крошечки видно…. Эдакій счастливецъ полковникъ, судьба видимо ему благопріятствуетъ и къ концу трапезы шлетъ ему новое подспорье…. Скачетъ адъютантъ изъ главнаго штаба, вѣроятно съ депешами отъ генерала…. Господи, какая рожа! Такъ вотъ и читается на ней, что онъ еще издали увидалъ оригинальную сцену на горѣ и давно ужъ посылаетъ ко всѣмъ чертямъ изобрѣтателя этой безумной выходки…. Однако, какъ тамъ не мнись, а подойти надо, на то служба….

Гранаты изъ непріятельскаго лагеря продолжаютъ летать и разрываться, но кому же теперь придетъ въ голову обращать на нихъ вниманіе? Всѣ взоры устремлены на пріѣзжаго, одинъ только полковникъ продолжаетъ спокойно кушать, ничего не замѣчая. Онъ только тогда подымаетъ глаза съ тарелки и протягиваетъ руку за депешей, когда бумага очутилась подъ самымъ его носомъ.

Медленно и внимательно прочелъ онъ записку генерала, вскидывая по временамъ спокойный взглядъ на несчастнаго адъютанта, который стоитъ передъ нимъ ни живъ, ни мертвъ.

Чтобъ ближе поглазѣть на эту курьезную сцену, всѣ солдатики одинъ за другимъ повылазили изъ-за прикрытій.

Полковникъ сложилъ депешу, положилъ ее въ боковой карманъ, вынулъ записную книжку, оторвалъ отъ нея листокъ и началъ набрасывать на немъ свой отвѣтъ, а затѣмъ, передавая его посланцу, съ любезной улыбкой предложилъ ему закусить.

Зрители этой забавной комедіи придвигаются все ближе и ближе; всѣ глаза пристально впились въ красавчика штабнаго…. Ему ужасно жутко отъ этихъ взглядовъ, щеки его вспыхиваютъ, а затѣмъ, снова покрываются блѣдностью, губы шепчутъ что-то непонятное и вдругъ, онъ съ отчаянною рѣшимостью прикладываетъ руку къ козырьку, быстро повертывается, вскакиваетъ на коня и безъ оглядки удираетъ во свояси.

Съ минуту толпа смотритъ ему вслѣдъ, а затѣмъ разражается такимъ гомерическимъ хохотомъ, что хохотъ этотъ на время заглушаетъ свистъ и трескъ разрывающихся вокругъ гранатъ.

Цѣль начальника отряда достигнута, люди бодро простояли на позиціи до слѣдующаго утра.

Множество разсказовъ подобныхъ этому слышалъ я отъ очевидцевъ про моего сосѣда. Теперь, разсказы эти воскресали одинъ за другимъ въ моей памяти и чѣмъ откровеннѣе разоблачалъ онъ передъ своей слушательницей свои слабости, колебанія и ошибки, тѣмъ ярче выступали въ моемъ воображеніи тѣ выдающіяся сцены изъ его дѣятельности, о которыхъ онъ умалчивалъ.

— Мои подвиги! вскричалъ онъ, на какое-то замѣчаніе, которое я не разслышалъ.

— Мои подвиги! Во-первыхъ, въ нихъ нѣтъ ничего особеннаго, ничего такого, чего многіе не сдѣлали бы на моемъ мѣстѣ; а во-вторыхъ, все это ужасно преувеличено, увѣряю тебя. Прослыть героемъ въ такой войнѣ, какой была наша война…. да нѣтъ ничего легче этого, стоитъ только такъ сдѣлать, чтобъ тебя полюбили люди, сейчасъ произведутъ въ Александры Македонскія! Къ тому же тутъ дѣйствуешь инстинктивно, волей управляетъ идея…. она душитъ въ зародышѣ всякую попытку къ какому бы то ни было анализу и размышленію, человѣкъ превращается въ орудіе долга, а, при такомъ нравственномъ настроеніи нельзя не быть храбрымъ….

Что же касается до его пресловутаго умѣнья ладить съ людьми и внушать имъ любовь и довѣріе, онъ утверждалъ, что обязанъ этому искусству исключительно личнымъ впечатлѣніямъ и что пріемъ, оказанный ему сослуживцами, въ первый день его пріѣзда, открылъ ему глава на многое. Онъ узналъ по опыту, какія мысли и чувства зарождаются въ душѣ самаго добраго, самаго незлобиваго человѣка, послѣ того, какъ онъ пробродитъ цѣлые сутки безъ крова и безъ пищи, безъ привѣтливаго слова въ незнакомой мѣстности, среди сытыхъ и довольныхъ скотовъ, которымъ рѣшительно нѣтъ никакого дѣла до его страданій.

— Я тутъ же далъ себѣ слово поступать совершенно наоборотъ чѣмъ они, и если бъ ты только знала, сколько почитателей и друзей пріобрѣлъ я такими пустыми услугами, какъ напримѣръ, уступленная подушка кстати, и тому подобныя, ничего не стоющія жертвы… Правда также и то, что я всегда старался поступать справедливо и что когда я дѣлалъ ошибки, мнѣ ничего не стоило сознаваться въ этомъ…. Ты представить себѣ не можешь какимъ тонкимъ политикомъ и глубокимъ знатокомъ человѣческаго сердца оказался я, поступая такимъ образомъ. Люди далеко не такъ испорчены, какъ думаютъ, сколько разъ мнѣ приходилось убѣждаться въ этомъ по опыту! Бывали такіе случаи: разнесешь, напримѣръ, какого-нибудь забулдыгу за скверное поведеніе, наговоришь ему такихъ оскорбительныхъ вещей, что потомъ даже самому гадко сдѣлается; а на другой день этотъ же самый «неисправимый» негодяй, о которомъ безъ омерзенія и презрѣнія нельзя вспомнить, этотъ самый пропащій человѣкъ лѣзетъ изъ-за тебя въ огонь и спасаетъ тебѣ жизнь, то-есть, положительнѣйшимъ образомъ, тебѣ доказываетъ, что когда дѣло идетъ объ томъ, чтобъ «положить душу за ближняго», онъ стоитъ неизмѣримо выше тебя — развитаго джентльмена!… Да и наконецъ, одинъ развѣ я очутился тамъ, потому что душа жаждала сильныхъ ощущеній и обновленія? Насъ тамъ собралась цѣлая колонія неудачниковъ всевозможныхъ сортовъ и оттѣнковъ….

Онъ смолкъ, поднялся съ мѣста и началъ ходить по комнатѣ. Она тоже съ минуту времени молчала, а затѣмъ спросила нерѣшительнымъ тономъ:

— Ну, и что жъ?

Слова эти были произнесены очень тихо; онъ такъ глубоко задумался, что не разслышалъ ихъ.

— Что же ты изъ всего этого вынесъ? повторила она.

— Что я вынесъ? О! совершенно не то, что думалъ вынести! Съ одной стороны разочарованіе было полное, но за то съ другой…. Вотъ я тебѣ разскажу, слушай. Это случилось позже, много позже…. Наша маленькая война кончилась, кончилась также и большая…. Я давно уѣхалъ оттуда, уѣхалъ съ растерзаннымъ сердцемъ, пресыщенный до отвращенія неудачами, обманами, оскорбленіями, предательствами…. Ни одно изъ моихъ мечтаній не сбылось; мнѣ объявили, что я не нуженъ и чтобъ я ни на что не надѣялся…. Ничего больше не оставалось дѣлать, какъ снова забиться въ ту темную, глухую щель, изъ которой два года тому назадъ, я вырвался съ такимъ восторгомъ, съ такими радужными надеждами! Эти восемь мѣсяцевъ прошли также быстро, какъ сонъ и точно также безслѣдно. Еслибъ не боль въ раненной ногѣ передъ дурной погодой, можно было бы пожалуй забыть мою несчастную попытку снова вскарабкаться на ту ступеньку общественной лѣстницы, съ которой во второй разъ, такъ жестоко сбрасывала меня судьба…. Правда, въ моей маленькой, скромной квартирѣ стоялъ ящикъ съ иностранными орденами, да футляръ съ той знаменитой золотой саблей съ пышной надписью, о которой ты вѣрно слышала…. Но, теперь, эти вещественныя напоминанія пережитыхъ волненій не возбуждали у меня ни въ умѣ, ни въ сердцѣ, никакой отрады. Все это вышло какъ-то глупо и смѣшно! послалъ меня туда русскій народъ, на русскія деньги, дрался я тамъ и выбивался изъ силъ, чтобъ искупить прошлое, добиться чести снова служить Россіи наравнѣ съ прочими, а кончается тѣмъ, что получаю къ награду золотую саблю отъ сербскихъ офицеровъ!… Гдѣ же тотъ народъ, который провожалъ насъ туда съ восторженными криками, который совалъ намъ въ карманы свои послѣдніе гроши, молился за насъ въ церквахъ, читалъ съ жадностью газеты, чтобъ узнавать про наши подвиги? Гдѣ онъ этотъ народъ? Какъ принялъ онъ вѣсть о нашихъ неудачахъ? Какихъ онъ теперь мыслей объ насъ? Да и вообще, есть ли у него какія бы то ни было мысли?… Послѣднее время враги наши, внутренніе и внѣшніе, такъ много кричали объ его неразвитости, о невозможности пробудить въ немъ какую бы то ни было иниціативу, въ немъ даже отрицали способность любить и вѣрить въ добро, его сравнивали со стадомъ, которое бѣжитъ безъ толку и смысла, за первымъ попавшимся вожакомъ…. Неужели это правда?…

8
{"b":"182525","o":1}