Языковед цеплялся и стучал ему в грудь сухим кулачком:
- Ужасное злодеяние! Девочке еще не закрыли лица! Они разыгрывают ее в кости!
Квохтанье курицы оборвалось.
- Ааа! - донесся из сада счастливый вопль. - Попалась! Ощипать ее! Где этот старый пердун! Эй ты, засранец! Куда он делся, Аббас?!..
- Ой-ой-ой! - глупо крикнул Тарег.
И бросился в дом.
- Не трогайте! Не трогайте ее!!! - орал он на бегу.
Похоже, эти идиоты собирались сожрать жертвенную птицу!
На песчаном пятачке было не протолкнуться. Курица болталась свернутой головой в руке высоченного кальбита. Сквозь тощие ноги в сандалиях Тарег с падающим сердцем увидел опрокинутое тело мальчика. Ребенок был мертв. Точнее, съеден. Утолстившаяся, жирно блестящая лента как раз продевалась через глазницу.
- Господин! Господин! Это незаконно! Это... это просто ужасно! - писк аз-Захири вернул его в чувство.
- А ну не трогайте ее! Брось, говорю!
В курице копошились блескучие черви поменьше - Богиня не брезговала и животными.
В ответ на его крик стоявшие кружком бедуины обернулись. И Тарег понял, о чем кричал аз-Захири.
Старый знакомец Аббас, торжествующе хохоча, локтем прокладывал себе дорогу в плотной толпе. Полумертвую, слабо постанывающую девочку он волок за волосы, явно намереваясь уединиться с ней внутри дома. Остальные, радостно гомоня, напутствовали соратника и увещевали не терять времени даром - а то всем же хочется.
- Не смей! - резко выкрикнул Тарег.
- А ну пошел отсюда, кафир! - гаркнул Аббас и затолкался дальше.
Аз-Захири застонал, поминая Всевышнего.
Блестящая лента выпросталась изо рта мертвого мальчика и широкой петлей захлестнула левую ногу бедуина. Другой ее конец рванул вверх из уха вхлипывающей девочки и поднялся к лицу ничего не подозревающего, довольно регочущего Аббаса. Бедуин запнулся и удивленно покосился вниз. Кончик ленты плотоядно набух. И ударил человеку в лицо.
Аббас закричал так, что от него брызнули в стороны.
Тарег схватил замершего с открытым ртом аз-Захири за рукав и поволок к выходу из сада. Оттуда уже валила толпа в полосатых бурнусах кальб.
- Сумеречное отродье! Он убил Аббаса! Убил колдовством ааааа!!!..
Тарег успел оттолкнуть грамматиста подальше. А потом ему повезло - бежавший кальбит размахивал толстым пастушьим посохом. Который, конечно, очень быстро оказался в руках Тарега.
Сука-удача оставила его еще быстрее чем в прошлый раз: вскоре он оказался на земле, закрываясь локтем и ладонью от сыплющихся со всех сторон ударов.
А потом все кончилось, и Тарег больше, к счастью, ничего не помнил.
В этот раз к коновязи его не подвешивали. Вытряхнув из вьюка, просто отволокли в палатку и бросили на землю. Видимо, на несколько дней, потому что в щели то пробивался свет, то тянуло жутким холодом. Скрученные запястья быстро перестали болеть - занемели.
В чувство Салман ибн Самир привел его хорошим пинком в живот. От какового пинка Тарег опрокинулся с бока на спину и проснулся.
- Вот же ж ты какая страшная собака... - укоризненно сказал шейх мутайр.
И присел над нерегилем на корточки. Тарег глупо ворочался, пытаясь приподняться или перевернуться обратно на бок. Прихватив за волосы, Салман ибн Самир вздернул его вверх и распрямился. Получилось сесть.
- А хорошо ты им наподдал! - вдруг заржал бедуин. - Тебя надо с каракалами стравливать, ты любую котяру задушишь, сучье отродье!
И вдруг посерьезнел:
- Значится, так. Пока ты тута валялся, у меня серьезные дела были. За каковые дела ты мне остался заново должен. Слушаешь меня, сволочь?
Тарег кивнул.
- В Хайбаре этом сраном добычи мы взяли всего ничего - даже по одной бабе на пятерых не случилось. А шуму вышло - страшно сказать скоко. Хорошо, смыться вышло вовремя. А вот у кальб смыться не вышло - а вышло дело между ними и гвардейцами. Каковые приехали к ним в становище большой силой и взяли там всех зачинщиков грабежа и смуты. Каковой смуте предшествовало избиение неведомо кем законных сборщиков налога из Медины. Мои дураки малешко спутали название города, так что не из Хайбара они были, а из самой Медины. Правда, то не гвардейцы были, а откупщиковы гулямы, там одному шибко умному и прыткому купчине сдали на откуп налоги с бедуинов, так он теперь и лютует, сын незаконнорожденных родителей, по три раза в год одну и ту же подать сдирая. Следишь за речью моей, о бедствие из бедствий?
Тарег снова кивнул.
- А зачинщиками того избиения, набега и разбойного грабежа оказались твои остроухие сумеречные сородичи. Каковые подбили легковерный бедуинский народ на неправедные дела, обморочив верующих своим колдовством и прочими злыми чарами. За что им, неверным тварям и вовсе выблядкам, положена справедливая казнь в Святом городе. Гвардейцы схватили твоих лаонских приятелей и в Медину увезли. Казнь сумеречников растревоженные чувства горожан и откупного купчины успокоит и всяко умиротворит. Понял?
- Нет, - тихо сказал Тарег.
- Чего ты не понял, сволочь?! Чего не понял?.. - зашипел Салман ибн Самир. - К нам тоже ихний отряд в главный лагерь приперся! Я девять верблюдов штрафу дал! Хорошо, мне ихний каид по секрету шепнул, что шихна Медины нам искренне благодарен за то, что мы гадючье это гнездо сожгли! Хайбар им во как поперек горла стоял, разбираться бы с ним пришлось, а мы там все попалили! И теперь - ни слухов, ни рассказов жутких! Потому как не про что больше рассказывать - нету Хайбара, все. Кончился. Понял, нет?
- Нет.
Салман ибн Самир медленно сел на корточки. И посмотрел Тарегу в глаза:
- Я каиду гвардейскому слово дал, честное благородное. Что наши удальцы с кальб в набег не кучно, а как бы заодно ходили. Что это ихние сумеречники своими языками так зазывно все растрепали, что устоять нашим горячим головам не случилось перед ихними сладкими песнями. За что и поплатился я девятью верблюдами. Все еще не понял?
- Это я убил тех айяров, кто бы они ни были! Это я уговаривал вас идти на Хайбар! - прошипел Тарег. - Ты все наврал! Как ты дал честное слово?!
- А что такого? - возмутился Салман ибн Самир. - Мое честное слово: я дал, я и взял обратно!
- Ах ты подлый говнюк. Только попробуй развязать меня - убью на месте, - искренне признался Тарег.
- А я тебя развязывать не собираюсь, - ухмыльнулся шейх мутайр. - У меня на тебя уже покупатель есть. Из Басры.
- Я твоего покупателя... - тихо начал Тарег.
И не успел закончить. Оба - и он, и шейх - быстро обернулись к выходу из палатки.
За пологом стало совершенно тихо. Становище замерло.
Над шатрами плыл один единственный, громкий, отчетливый звук - собачий вой. Псины выли в три глотки - заливисто. Жутко. Утробно.
Ну, здравствуй, Манат. Нужно признать - защитник из князя Тарега Полдореа вышел никудышный. Аз-Захири по-прежнему в рабстве у кальб, Амаргин с остальными - схвачены, и во всем виноват - кто? Правильно. Ты, Тарег.
Под пологи засунулась патлатая голова старейшины. И сказала:
- О Абу Фарис! Слышишь ли ты сей страшный вой? Это псы Хозяйки Медины! Они сидят прямо перед твоим шатром! Заклинаю тебя разводом моих жен и продажей всего имущества на благотворительность, о шейх! Если рассудок и жизнь дороги тебе, прошу - возьми ты этого проклятого сумеречника и выгони взашей из стана!
Словно услышав это, псы Манат зашлись в какой-то совершенно невыносимой руладе.
Смерив Тарега взглядом, шейх мутайр плюнул себе под ноги:
- Тьфу на тебя, воистину ты источник бедствий и неурядиц! Чтоб ты сдох и не смог приносить их кому-либо еще! Дайте ему мех с водой, лепешку и платок с дюжиной фиников - чтобы никто, кто найдет его труп в пустыне, не смог сказать, что мутайр отпустили путника из своих владений, не одарив на прощанье едой. Все, сволочь. Иди, куда хочешь.