Для отработки приемов и навыков борьбы с пожаром в лодках и поступлением в ее полость воды на учебно-тренировочной станции находились отсеки, вырезанные из настоящих субмарин, в которых не было никакого оборудования, агрегатов, механизмов, приборов. Здесь мы отрабатывали приемы борьбы за живучесть отсека при поступлении воды. В качестве средств борьбы у нас были раздвижные упоры, брусья, клинья и прочее. Важно подчеркнуть, что существует разница между струйкой из обычного крана и водой, поступающей под давлением. Тут чем сильнее напор, тем ее больше, и иногда при заделке пробоин возникают непреодолимые трудности.
В музейной экспозиции учебно-тренировочной станции мы видели и более примитивные модификации дыхательных аппаратов, которыми пользовались наши предшественники-подводники во все времена, в том числе и в Великую Отечественную войну. Индивидуальный дыхательный аппарат ИДА-59 со времен нашей юности принципиальных изменений не претерпел, поэтому и свое название сохранил почти неизмененным, сейчас к нему добавилась буква «М», модифицированный — ИДА-59М. С использованием этих средств можно спастись с глубины до 100 метров, а при помощи аварийно-спасательной службы флота, когда на затонувшую лодку передают дополнительные гелиевые баллоны к индивидуальным дыхательным аппаратам, — до 120 метров. Понятно, что это не та глубина, о которой стоит говорить. Курсируя по морям и океанам, лодки ходят гораздо глубже. Тем не менее в трагедии с «Курском» экипажу не удалось преодолеть даже 109-ти метров. Мы и тогда понимали, что реально тонущей подводной лодке мало кто или что в состоянии помочь.
Вывод: Пусть досужие умы спорят о символике намоленных мест, об их силе и значении, субъективное ли это восприятие или объективный эффект, а нам намоленность места, где располагался тренажер, реально помогала. Он намоленного места так же заряжаешься уверенностью и оптимизмом, как от места трагедии — чувством утраты. Поэтому намоленными считаю те места, куда приходило много людей с добрыми думами и намерениями, с добрыми чувствами и где проявлялся их высший дух.
Помню первые страхи, Помню первые страхи, с которыми пришлось столкнуться во время легководолазной подготовки в учебно-тренировочной станции. Речь идет не о панике и растерянности типа «хватай мешки, вокзал отходит», а о боязни неизвестного и отсутствии опыта ее преодоления. Об этом вслух говорить было не принято, и каждый преодолевал этот страх молча и самостоятельно.
Первое практическое занятие проводилось в бассейне, где мы должны были произвести погружение в спасательном снаряжении. На первый взгляд это упражнение казалась несложным и я не очень волновался. Однако когда на меня надели прорезиненный спасательный гидрокомбинезон подводника, вдруг запаниковал и подумал, что прямо сейчас задохнусь. Правда, никто этого не заметил, так как этот страх был внутри и наружу я его не выпускал. Взяв себя в руки, я успокоился: «Еще не все кончено, ведь в маске есть трубка, через которую можно дышать». Но вот на меня навесили тяжелый аппарат «идашку», индивидуальный дыхательный аппарат, и стали привинчивать соединительную гайку сопряжения со спасательным гидрокомбинезоном подводника, и тот же противный страх снова омерзительным гадом начал вползать в душу. С усилием мне удалось подавить его, включить мозги и подумать: «Дурачок, ты будешь дышать благодаря аппарату, главное — не выпускай изо рта загубник. А если что-то не так с аппаратом при погружении в бассейн, — продолжал я подавлять свой страх, — то достаточно быстро всплыть и высунуть голову из воды». Это окончательно успокоило, и я, облаченный в спасательный гидрокомбинезон подводника и индивидуальный дыхательный аппарат, без опаски полез в бассейн.
На другом занятии я снова испытал аналогичный страх, только еще хуже — более изощренный. Тогда мы отрабатывали упражнение выхода из затонувшей подводной лодки через торпедный аппарат. Нас, четырех курсантов, одетых в спасательные гидрокомбинезоны подводника и индивидуальные дыхательные аппараты, по одному затолкали в трубу торпедного аппарата, предварительно надев на четыре пальца металлическое кольцо для связи с внешним миром методом перестукивания. В трубу меня спровадили последним, и за мной задраили заднюю крышку. Когда стали заполнять трубу торпедного аппарата, то вода полилась прямо на ноги, отчего почувствовался душевный дискомфорт. Правда, этот страх по уровню был мною отнесен к категории элементарных, и справиться с ним не составило труда: «Ведь ты же нормально дышишь через аппарат, и волноваться нечего. Когда на тебя в душе льется вода, ты же не боишься».
Однако одним элементарным страхом дело не обошлось. Когда вода заполнила торпедный аппарат, я почувствовал затрудненное дыхание. И вот тогда действительно испугался, так как в голову проникла поистине паническая мысль: «Ну, вот приплыли! В «идашке» хреново набили баллон с кислородом, который, как назло, на мне закончился. И вот она, моя финишная ленточка — еще несколько глотков, и она оборвется вместе с моей жизнью! И хоть ты барабань металлическим кольцом по трубе торпедного аппарата, хоть кричи, тебе уже ничто не поможет».
В общем, от недостойной смерти или позорной жизни меня спас, нет, не интеллект... Дудки! В этом случае пригодился исключительно животный инстинкт. Благодаря ему я хватанул воздуха на весь остаток жизни. И о чудо! Сработало устройство под названием «дыхательный автомат». Ободренный порцией свежего дыхания (упоминание о рекламе какой-то там жевательной резинке «Минтон» здесь просто неуместно), я подумал: «До выхода из этой чертовой бочки доживу... Ну, а там, поглядим...»
Вывод: Страх — это происки воображения. Достаточно смирить его, развенчать и страх исчезнет. Не стоит забывать и то, что в случае реальной опасности, к подстраховке и спасению подключатся инстинкты.
В этом случае инстинктивный вдох на всю полноту легких сделал доброе дело, от него сработало устройство, перепускавшее свежую смесь в дыхательный мешок. И все пошло своим чередом. Наконец заполнение водой закончилась, в трубе торпедного аппарата выровняли давление с «забортным», затем открыли переднюю крышку. Мои товарищи поочередно начали выходить из аппарата и с глубины трех-четырех метров всплывать на поверхность. Ну и я, радостный и счастливый, будто только что родился на свет и меня тут же крестили испытанием, всплыл в водах купели-бассейна. Дважды крещенный.
Уже потом, когда эмоциональная лихорадка уступила место трезвому осмыслению ситуации, я понял, что в трубе торпедного аппарата от волнения и страха дышал мелкими глотками. Это не способствовало созданию достаточного разрежения для срабатывания дыхательного автомата, отвечающего за подачу кислородной смеси из баллона в дыхательной мешок. И что получалось? А вот что: дыхательная смесь перенасыщалась углекислым газом, и становилось нечем дышать.
Именно по этой же причине пострадала очередная партия курсантов, находящихся в торпедном аппарате. По вине одного страдальца, запаниковавшего при открытии задней крышки, потоком воды их всех вынесло на палубу, как комок ветоши. Я в числе других, уже прошедших это испытание, смотрел на них где-то со смехом, а где-то и с сочувствием — ведь и сам мог оказаться в таком же состоянии. Другие курсанты, которым только предстояло это испытание, с явным страхом посматривали по сторонам.
Самым интересным занятием в учебно-тренировочной станции было всплытие в огромной металлической башне высотой около двадцати метров. Это упражнение моделировало ситуацию, когда подводная лодка затонула, и личный состав экипажа должен спастись через выходной люк или рубку. В нижней части учебной башни имелось отверстие с тубусом, край которого был опущен в металлическую коробку, до краев заполненную водой. Изолированное помещение под башней — это как бы отсек затонувшей подводной лодки, где давление повышалось до полутора атмосфер, что соответствовало глубине пятнадцати метров.
Происходило это так. Несколько курсантов, одетых в соответствующее снаряжение, находятся в помещении под учебной башней. Один из них включается в дыхательный аппарат ИДА-59, залезает в металлическую коробку с водой, подныривает под тубус, проходит узкое отверстие выходного люка и производит всплытие. Одно дело описать этот процесс и совсем другое — физически ощутить все прелести всплытия.
