– Давай попробуем, – согласился Баглан.
Минут через пять рядом с нами остановился автомобиль, водитель которого сразу же полез проверять панель приборов. Едва он сел за руль, как мы услышали из салона оглушительный хохот:
– Ну, вы даете, ребята, такое в первый раз вижу, – покатывался он со смеху. – Вы хоть знаете, что у вас бензин закончился?
– Нет, – растерялся Бага. – А как это узнать?
– Да вот же значок, – указал таксист и назидательно сообщил: – Надо же сначала с машиной ознакомиться, прежде чем за руль садиться. Вы хоть правила-то учили?
– Учили, учили, – буркнул сконфуженный Баглан. – Еще как учили…
К счастью, до ближайшей заправки было метров пятьсот. Вынув из багажника металлическую канистру, я рванул на заправку покупать бензин, который бдительные заправщики наотрез отказывались продавать, мотивируя это тем, что противопожарными правилами запрещено.
– А что мне, на себе машину толкать? – убеждал их я. – Мы тут стоим недалеко, войдите в положение…
– Не положено, – был ответ.
Наконец после нудных переговоров и объяснений мне налили в канистру три литра бензина, и я торжественно вручил ее Баге, осторожно спросив:
– Надеюсь, как заправляться-то, помнишь?
– Помню, – буркнул Бага. – Хватит ерничать!
И работать, и отдыхать мы ездили вместе всей компанией.
Однажды «А-Студио» выступали с концертами в Дубае. Бага, надо сказать, был страстным поклонником ледовых видов спорта – обожал кататься на коньках, и как раз был очень счастлив, что нашел в Дубае крытый каток, где смог в свободное время беспрепятственно рассекать лед. Но к концу гастролей с ним случилась неприятность, он упал и повредил правую руку.
Поначалу рука не сильно болела, но по приезде в Москву боль оказалась уже нестерпимой. Бага позвонил мне и попросил, чтобы я приехал.
Признаться, я сначала подумал, что ничего серьезного не произошло. Человек вроде ни на что не сетовал, не стонал, и вдруг… Когда я тронул его за плечо, Баглан взвыл от боли и закричал:
– Ой! Зачем ты давишь, мне же больно!
В больнице, куда мы приехали, выяснилось, что у Баги перелом руки. А он, если помните, гитарист. Когда ему наложили гипс, оказалось, что и ухаживать Бага сам за собой не в состоянии – если левой рукой еще кое-как можно поесть, то застегнуть пуговицу или еду приготовить, например, нереально.
И вот начались Багины мытарства. Я у него спрашиваю:
– Слушай, а у тебя подруга есть? Может, приедет, поухаживает за тобой?
– Да какая подруга, о чем ты, – захныкал Бага. – Я ей звоню, а она мне знаешь что отвечает?
– Что?
– Говорит, ну раз у тебя рука сломана, может быть, все остальное как раз в порядке?
– А ты? – интересуюсь.
– А я ей говорю – мол, не понимаешь, что ли, мне сейчас не до этого? У меня все болит! А она трубку – бац!
– Ясно все с тобой, – говорю. – Ну, переселяйся тогда ко мне, что поделаешь.
И зажили мы с ним вместе в моей квартире. Поскольку Бага был временно нетрудоспособен, а я целыми днями занят, поэтому от скуки бедняга не знал, куда себя девать. Когда я вечером приезжал домой, порядком уставший и измотанный, Бага встречал меня с кислым лицом и умолял поговорить с ним о чем-нибудь…
Спал он на стареньком диванчике, другого у меня попросту не было, я в то время не шиковал. У дивана была отломана ножка, поэтому для устойчивости мы подсунули туда стопку книг. Однажды ночью я проснулся оттого, что услышал глухой стук о пол и жалобный Багин крик:
– Ой, помогите!
Прибегаю к нему в комнату, включаю свет и вижу картину. Книжки выскользнули из-под ножки дивана, Бага лежит на полу и барахтается, прямо как черепаха на панцире, стонет. Сам подняться не может, так как мешает гипс. Я тут же бросился к нему на помощь и через несколько минут, наконец, водрузил друга обратно на диван. Но пришлось подыскать опору, понадежнее книжек…
Когда кости у Баги начали, наконец, потихоньку срастаться, появилась еще одна проблема. Багина рука под гипсом нестерпимо чесалась, доставляя Баге новые мучения.
Однажды ночью я почувствовал, как он толкает меня в плечо. Я открыл глаза: надо мной стоял Бага с большой столовой ложкой в руках:
– Арман… я тебя умоляю… Почеши мне руку, пожалуйста, – и ложку протягивает, мол, так сподручнее.
И я, как ночная нянька, до самого утра чешу этой самой злополучной ложкой больную руку друга.
Неудивительно, что после этой истории с переломом мы настолько близко сдружились с Багланом, что, думаю, стали братьями.
Один сплошной «неформат»
2002-й и 2003-й годы я могу охарактеризовать как довольно странное и хаотичное время в своей жизни. Время перемен. С одной стороны, в этот период возникло множество новых, но так и не завершенных проектов. С другой стороны, произошла масса перестановок, которые заставили меня сомневаться и в себе, и в выбранной сфере деятельности…
Но обо всем по порядку.
Есть артисты, которые сами сочиняют, затем сами развозят свои сочинения по радиостанциям и продюсерским компаниям. Эффект от всего этого, конечно, есть, но лучше и результативнее, если каждый будет заниматься своим делом. Артист должен думать о творчестве, совершенствовать свое мастерство. А продюсер или менеджер на то и существуют, чтобы все, что артист создает, продвигать и предлагать людям.
Считаю, что в этом смысле у нас с Муратом было идеальное разделение труда. Мурат сочинял музыку, записывал ее – я договаривался, ездил на радиостанции, показывал материал, убеждал поставить его в ротацию. Когда мы вновь с ним объединились, работать стало проще, потому что у Мурата было имя, и я мог ничего не объяснять, а просто показывать новые песни.
Однако слово «неформат», такое неприятное и непонятное для многих творческих людей, всегда присутствовало в нашей жизни, и даже Мурат при всей своей популярности этого определения избежать не мог. Нам периодически отказывали. У каждого телеканала или радиостанции есть своя концепция, свой слушатель, и исполнитель должен был втиснуться в это «прокрустово ложе», предложив такое произведение, которое понравится определенному – а еще лучше, как можно более широкому – кругу людей.
Сейчас, работая на популярном телеканале, я прекрасно понимаю, как тяжело молодым исполнителям продвигать свое творчество. Многие радиостанции и телеканалы делают ставку на уже известные широкой публике произведения и руководствуются рейтингами. Когда я с новой композицией Мурата приезжал на какую-нибудь из радиостанций, мне говорили:
– Сначала поставьте ваш клип в ротацию на телеканалах…
Я заезжал на телеканал, мне отвечали:
– Сначала поставьте вашу песню на популярных радиостанциях…
Это был замкнутый круг, прорваться через который помогало только раскрученное имя Насырова и мое упорство. И все это – заметьте – притом что я обращался от лица крупнейшей компании «МедиаСтар», имея определенный социальный вес и статус.
На этом фоне и возникла идея начать раскрутку новой певицы – Селены – такой псевдоним мы придумали для супруги Мурата Натальи Бойко.
В начале карьеры Мурата Наталья помогала ему, подпевая на бэк-вокале – она окончила Гнесинское училище, и у нее был прекрасный голос. Плюс к этому было огромное желание заниматься творчеством. Правда, Мурат был против такого расклада – два артиста в одной семье обычно не уживаются между собой.
Когда дочка Мурата и Натальи Лия немного подросла, выяснилось, что у родителей появилось свободное время, и Мурат сдался – не было более подходящего момента, чем заняться продвижением и Наташи тоже.
Мы подписали контракт с компанией «МедиаСтар» и начали работу над альбомом новой певицы. Мурат оказывал всяческое содействие, написав для жены несколько песен и сделав кое-какие аранжировки. Я отбирал песни и среди других авторов – таким образом, набралось четырнадцать добротных композиций, которые мы записали на нашей студии.
В том-то и дело, что слово «добротный» в музыке означает «никакой». Песни были, разумеется, профессиональными и качественными, но ярких хитов среди них не оказалось. Они, что называется, не цепляли слушателя. Одна из песен под названием «Корабли» стала достаточно популярной, и ее даже крутили на «Русском радио», но это не был настоящий хит – она повертелась-повертелась, да и забылась.