Переговорный пункт оказался закрыт по причине отсутствия связи. «Пива нет», – вольно перевел я для себя табличку, висевшую на дверях. Значит, не судьба. По дороге домой я решил зайти поужинать в уже известное мне кафе. У входа стоял знакомый «пежо», а за одним из столиков сидел хозяин моего отеля. Два Мухаммеда и Али почти хором со мной поздоровались. Али предложил подсесть к нему. «Да, не велик городок, – ухмыльнулся я про себя, – не успел приехать, а уже ощущение, что везде знакомые». Я сразу вспомнил, как пару лет назад ко мне в гости приезжал один мой друг из Эстонии. Я встречал его на машине. С такси из аэропорта было, как всегда, плохо и дорого, поэтому много народу голосовали на шоссе. «Какой гостеприимный и культурный у вас, оказывается, город, – сказал тогда Томас, показывая мне на машущих руками людей, – смотри, никто меня не знает, но все здороваются».
На этот раз проблем с заказом никаких не было. Мухаммед-официант был очень горд собой и тут же в красках рассказал всем о событиях сегодняшнего утра. Мухаммед-таксист, в свою очередь, добавил, что я очень веселый парень и его друг. И что представился я ему арабским именем Абдрахманом, и это ему очень понравилось. Оказалось, что в их стране практически каждого мальчика, по религиозным соображениям, принято называть в честь пророка Мухаммеда, и они просто вынуждены, чтобы не запутаться, придумывать себе какой-нибудь «ник». Старшее поколение ограничивалось традиционными производными от святого имени типа Махмуд, Хамди, Хамада, Ахмед, а теперь у молодежи больше принято зваться на европейский манер: Майк, Мэд, Мичел, а то и просто Арнольд или Фрэнк.
– Кстати, а как твое настоящее имя? – поинтересовались Мухаммеды.
Я представился, как положено: имя, отчество, фамилия. Все попробовали повторить.
– А ты не возражаешь, если я буду звать тебя Абдрахман? – после пятой попытки произнести мое имя спросил Али.
– Может, лучше просто Эб? – предложил Мухам-мед-официант. – Это короче и звучит гут.
– Мистер Эб, – поправил я.
– Оф коре, сэр! [21] – засмеялись они.
«Ну, что ж, – подумал я, – жизнь, все-таки, это театр. И я, кажется, получил новую роль».
– А меня можешь называть Муди, – протягивая руку, сказал Мухаммед-таксист, – меня так многие называют.
– Нет, браток, – покачал головой я, – лучше оставим, как есть, – Мухаммед.
Причину своего отказа я объяснить не мог. Ну не понимал он по-русски ни слова, а показать, с чем это у меня ассоциируется, я постеснялся.
Обратив внимание на веселую компанию, к нам подошел хозяин кафе. Кроме меня он, естественно, знал тут всех. Мы познакомились. Не поверите – его тоже звали Мухаммед! Он поинтересовался, откуда я приехал, где остановился и как долго собираюсь здесь находиться. На последний вопрос я ответил, неопределенно разведя руками. Перекинувшись парой фраз с Али, он угостил меня чашечкой кофе за счет заведения и сообщил, что теперь, как постоянный посетитель, я могу пользоваться скидкой в десять процентов. «Вэлком, мистер Эб», – попрощавшись, улыбнулся он.
Поддерживая в меру своего понимания дальнейшую беседу и потягивая халявный кофе, я обратил внимание на плакат, висевший на стене. На нем был изображен бородатый мужчина в белой чалме, халате и не Бэн Ладан. В решительности его позы и серьезности лица читался какой-то очень важный призыв к своим верноподданным.
– Кинг? [22] – поинтересовался я, указывая на плакат.
– Президент, – ответил Али, – Нубия репаблик [23] .
– Республика!? А как же король? – чуть не поперхнулся я.
Слегка удивившись моей бурной реакции, Али рассказал, что Нубия уже много лет независимая республика. Последний раз до этого она была суверенным государством полторы тысячи лет назад, пока ее не завоевали египетские фараоны. Затем территория Нубии долго переходила из рук в руки. Она входила в состав сначала римской, потом османской империи и в итоге оказалась английской колонией, так что последним королем этой страны можно считать Елизавету Вторую.Новость не была для меня громом среди ясного неба, к чему-то подобному я был внутренне готов. Просто до этого момента в моем подсознании, все-таки, тешилась какая-то иллюзия по поводу гастролей, и душу согревала хоть и щупленькая, но надежда. Я человек не кровожадный, но сейчас мне очень захотелось познакомиться с Хасаном в торжественной траурной обстановке и высказать свои соболезнования по поводу его страшной и безвременной кончины всем его скорбящим родственникам и соратникам по коммунистической партии.
* * *
Но, шутки в сторону, надо было срочно что-то придумывать. Я немедленно приступил к разработке плана собственной эвакуации. Денег на обратный билет у меня не было, и каким образом кто-нибудь мог мне их сюда прислать, я, честно говоря, не представлял. «На худой конец, можно конечно, сдаться в Российское посольство, – решил я. – А что, если сначала попробовать заманить сюда кого-нибудь из знакомых отдохнуть на море и попросить заодно привезти мне необходимую сумму?» А ведь это идея! Хорошая идея! Срабатывает, однако, национальный инстинкт самосохранения. Быстро прикинув простым сложением потенциальные дневные расходы, я понял, что денежных средств, которыми я владею, мне хватит здесь надолго. Это означало, что вероятность осуществления моего коварного замысла значительно увеличивается, и я могу действовать спокойно, планомерно и не торопясь. Опять же, учитывая благоприятные местные условия обитания, это время я мог бы провести не так уж и плохо и даже с пользой для изнуренного многолетней работой организма.
Глава V
Итак, немного успокоившись, я приступил к типичной курортной жизни: завтрак, пляж, прогулки, бары, ужин, дискотеки. Через пару дней у меня уже на каждой улице было по десятку знакомых Мухаммедов, которые постоянно пытались со мной пообщаться, угощая то чаем, то кальяном. Они очень интересовались русским языком: как называется тот или иной товар, как правильно предложить его покупателю, как сказать «спасибо, пожалуйста, дешево, дорого…» Записывали все это в блокнотики, а затем демонстрировали мне выученное. Я с радостью проводил с ними время, потому что это происходило весело и, к тому же, в процессе я получал необходимую мне практику разговорного английского. По вечерам за чашечкой кофе на крыше мы болтали с Али. Он разговаривал со мной как с ребенком, типа: «…Вот ложечка кашки. Смотри, какая ложечка. Это ведь ложечка? Ложечка. А кашка вкусная? Вкусная кашка…» Причем делал это сразу и по-арабски, и по-английски. Удивительно, но, в отличие от школьной методики преподавания иностранного языка, этот естественный метод познания оказался значительно действенней. Я впитывал все как губка и прогрессировал просто на глазах.
О делах, кстати, я тоже не забывал. Периодически позванивая на Родину, я запускал слух, оповещая как можно больше знакомых, что нахожусь практически в райском месте, и здесь так хорошо, что о возвращении в холод и слякоть мне даже думать не хочется. Эффект это производило правильный. Народ начинал активно интересоваться, как ко мне добраться, смогу ли я встретить и вообще… если они вдруг тоже соберутся. «Конечно, – говорил я, – но проблем!» О деньгах пока помалкивал.
Незаметно летело время. Я бодро вживался в новую реальность и постигал основы маата. Маат – для тех, кто не в курсе, – это основополагающее понятие местной философии. В целом он определяет порядок мироздания и уклада жизни, а на практике является эдаким сводом морально-этических правил и понятий, которые определяют, как и что в жизни должно быть правильно организовано. Эта культура была унаследована населением Нубии еще от древних египтян и своеобразно трансформировалась веками под воздействием окружающей действительности, впитывая в себя поочередно иудаизм, ортодоксальное христианство, католицизм, магометанство, социализм, и, наконец, в данный момент, резко устремилась в нецивилизованный капитализм, активно приобщаясь к великой американской мечте. Если же не углубляться в истинный смысл сей многовековой мудрости, а подходить чисто на бытовом уровне, просто как к общепринятым традициям, маат практически является для нубийцев руководством к действию и ответом на извечный, кстати, интернациональный вопрос: «Кто, кому, за что и сколько должен, и как, когда и почему это следует отдавать или не отдавать вовсе?»
