В. Н. Львов, обвиняемый Керенским в причастности к Корниловской истории, пишет в газетах, что его сам Керенский посылал к Корнилову, и вообще многое такое, что и суд не разберет, а в особенности современный, который свои приговоры сочиняет не по своему убеждению, а под угрозой самочинных солдат, как это было в Сухомлиновском деле. Между прочим, Львов описывает первую ночь своего ареста. Поместили его в Зимнем Дворце в комнате императрицы Марии Федоровны и в головах постели поставили двух часовых. Рядом же, в комнате Александра Третьего, находился Керенский и пел арию из оперы, мешая Львову спать. А в это время вся Россия спала, не зная, что ей грозит «Корниловская измена». В Зимнем Дворце разыгрывалась сценка для «Сатирикона» и «Бича», а вовсе не из чего-нибудь исторического. На Москву надвигается новая беда: Центральный Союз городских рабочих грозит с 15-го числа всеобщей забастовкой.

16 октября. М. С. Аджемов в своей речи в Совете республики сказал, что неприятелем занята четверть России, так неужели теперь надо еще объяснять цели войны?

Замечательные речи сказали на этом Совете две революционерки: Е. Д. Кускова и Л. И. Аксельрод. Даже кадеты аплодировали. А кадеты правеют до платформы Союза истинно-русских людей. На совещании общественных деятелей того же 12 октября казак-кубанец М. Н. Орлов говорил как известный черносотенец В. Г. Орлов и договорился до того, что назвал Керенского «полукровным еврейчиком». А. С. Белевский откровенно сказал, что лучшие люди теперь действительно «контрреволюционеры» или «корниловцы», и этого стыдиться нечего. Я согласен с ним.

Немцы на р. Эн, если верить французским известиям, за последнее время терпят неудачи. Французами взято в плен … ч. и много пушек.

В. А. Маклаков уехал послом в Париж.

Представитель казачества докладывал в Совете, что из донцов нет ни одного дезертира, что казацкие женщины и дети встретили бы их проклятьями. Что же наши бабы и ребятишки не покажут такого отношения двум миллионам наших дезертиров?

А. А. Брусилов и Н. В. Рузский на московском совещании общественных деятелей рассказывают о развале армии и плачут непритворными слезами, а в это время Керенский форсисто заявляет в республиканском Союзе, что Петроград укрепляется и будет защищаться до последней возможности и правительство не только не бежит оттуда, но даже надеется созвать Учредительное Собрание именно в Петрограде.

Московская всеобщая городская забастовка, слава Богу, отменена.

К. Бальмонт настроен «по-корниловски» и поет ему свои дивные песни:

А рядом стихи с заглавием «Говорителю», значит, Керенскому:

Что говорить: в историю Керенский, конечно, попадет, но и Бальмонтовское такое острое, веское и складное слово о нем тоже найдет себе место в истории, и по заслуге!

17 октября. В Совете республики выступали: по вопросам внешней политики — М. И. Терещенко и по вопросам продовольствия С. Н. Прокопович. В первой области смутно, во второй безотрадно, с ежедневным уклоном все к худшему и к худшему.

На итальянском фронте началось очень энергичное наступление австро-германцев.

Бразилия тоже ввязалась в войну и объявила ее Германии. Читатель! Считай сам, сколько теперь держав воюет, а я сбился со счета.

«Говоритель» сейчас в Ставке.

18 октября. Заем Свободы разбирается очень туго. Но вот объявлено от Синдиката по реализации 4,5 % ж.д. облигаций выпуска 1917 года на 750 млн. р., что подписка на эти облигации превысила нарицательный капитал выпуска до такой степени, что подписавшиеся получат только 30 % подписанных ими сумм. Это очень знаменательно. Выходит, что под залог государственных имуществ не так охотно дают деньги, как под залог частных. Вот какое время настало!

Бедная Италия! Сообщают оттуда, что 2-я армия разбита, враги прорвались на «священную почву нашей родины», как гласит официальное сообщение Итальянской главной квартиры. «Некоторые части трусливо отступили, не оказав сопротивления, а некоторые сдались неприятелю без боя». По-русски, значит, завоевали!

По последним известиям, Романовы из Тобольска никуда не перемещались.

Погода все еще не зимняя. Утром легонькие морозцы, днем тепло и ясно. Навигация на Волге и ее притоках продолжается. На Московских скверах, на солнышке, можно еще видеть зеленую травку.

По австрийской радиотелеграмме видно, что итальянцы потеряли при отступлении более 60.000 пленными и 450 орудий.

19 октября. Наконец-то получил от сына известие (от 8-го числа), что он прибыл к месту своего назначения, т. е. в 54-й саперный батальон, который стоит в г. Новая-Ушица, Подольской губ; дай Бог, чтобы и там все было подобру-поздорову!

† На этих днях скончался Александр Альфонсович Зевеке, немец, но с американскими идеями и с русской простой душой. Когда-то был владельцем знаменитого «Зевекинского» пароходства, в коем в 1899 году и я имел честь служить. Покойный был для меня добрым и любезным. Царство ему небесное!

20 октября. Творится что-то невообразимое! Украинская Рада объявила Черноморский флот украинским и развешивает на судах флота свои флаги. Петроградский гарнизон почти в полном составе объявляет, что он относится к Временному правительству отрицательно и по первому приказу петроградского Совета р. д. выступит для свержения правительства и передачи всей власти Советам. Большинство петроградских полков требует немедленного прекращения войны и перемирия на всех фронтах.

Троцкий внес резолюцию с призывом к захвату власти рабочими и солдатами, к захвату всех земель и с нападками на командный состав и офицеров.

Даже М. Горький заговорил против большевицкого движения. В «Новой Жизни» его статья с предостережением об ужасах уличных выступлений. Такой же Алексей Михайлович в душе буржуй и мещанин, как мы, грешные, осмеиваемые и презираемые им. Встревожился за свой уголок, где у него есть близкие и приятные ему существа, красивые вещи, уют и т. д., и вот боится, как бы «товарищи» все это не переломали.

21 октября. Вчера в Петрограде и Москве ожидалось «выступление» большевиков. Напуганному обывателю рисовалось, что ночью произойдут на квартиры вооруженные нападения, резня, грабежи, — одним словом, что-то вроде Варфоломеевской ночи. И вот «домовые комитеты»… (Да! Завелись комитеты по всяким делам, не только по правительственным, общественным и профессиональным, но и по жилищным делам, т. е. касающиеся кухни, спальной и дворницкой.) Вот блага так долгожданной свободы: она спеленала нашу жизнь бессмысленными комитетами, резолюциями, воззваниями, поборами, угрозами, самочинством. Ни есть, ни пить, ни спать, ни дышать свободно не можем. Была одна власть, теперь она над нами, под нами, с боков, сзади, перед нами — взнузданы мы все и уже бесимся. Сами норовим огрызнуться и ударить грозящего нам «товарища», и вот домовые комитеты на этих днях, и преимущественно вчера, собирались и совещались, как бы оберечь свои семьи, имущество и сон от анархических эксцессов, и тут обнаружилось, что большинство обывателей имеют и револьверы, и ружья, и кинжалы. Решено учредить ночное дежурство на лестницах, на парадных, на улицах перед входами в дома и т. д. Состоялись такие «стратегические» советы: как, мол, действовать, если ввалится шайка в 10–15 человек, и как действовать, когда дом осадит толпа в 500−1.000 чел. Таким образом и мы — 12 квартирантов дома Поповых в Просвирином пер., совещались с 9 до 11:30 вечера и решили по двое дежурить вооруженными с 12 ч. ночи до 7:30 ч. утра. На каждую смену вышло по 1 ч. с четвертью времени, и нам с соседом пришлось дежурить от 2:30 ночи до 3:45. У него был свой револьвер, а мне оставил мой предшественник по дежурству, так как у меня, кроме перочинного ножа, никогда никаких смертоубийственных орудий не было. Было очень скучно и смешно. Дом спал, в переулке тишина, ни людских голосов, ни собачьих, ни кошачьих, ни каких других звуков (впрочем, петухи немного попели). Фонари не горели, но зато светила великолепная луна и поблескивали звезды. Держался крохотный морозец, ветра не было и вообще чувствовалось недурно. И если так было у многих домов, то при осуществлении «выступления» действительно бы вышло что-нибудь кровопролитное. Не у всех ведь револьверы были на запоре, как у меня, «непротивленца».