Принцу не терпелось, ему надоело ждать, пока естественная кончина его отца возведет его на престол. К тому же он был честолюбив, и его не устраивала перспектива правления всего лишь одним королевством. Здесь, в одном помещении, сидел его отец и все те, кто могли бы воспротивиться правлению Анкара, а также двое Герольдов, которые могли бы предупредить свою королеву о его намерениях. Слишком соблазнительная возможность, чтобы принц прошел мимо нее. Когда пир будет в самом разгаре, двери запрут — и все, кто мог бы пойти наперекор желаниям Анкара, умрут.

За исключением Герольдов: их Анкар приказал только вывести из строя, но не убивать. И это напугало Тэлию еще больше, хотя казалось, что больше уже некуда.

Должно быть, Анкар составил весь план много месяцев назад и лишь ждал подходящего момента для его осуществления. Шести дней, которых он получил на подготовку, когда Герольды пересекли границу, ему хватило, чтобы мобилизовать то, что уже было приготовлено.

Когда бойня закончится, он двинется с армией к границе, нападет на королеву и ее свиту, как только они пересекут рубеж Хардорна, убьет Селенэй, захватит Элспет и провозгласит себя правителем Вальдемара, поставив его население перед свершившимся фактом.

Как жалела Тэлия, что не обладает способностями Кирилла к передаче мыслей: даже на таком расстоянии она смогла бы послать Герольдам, находящимся вблизи от границы, какое-то предупреждение. И могла бы послать мысленный зов Крису и предостеречь его. На деле же все, что она могла сейчас — послать зов Ролану на волне чистого страха и надеяться, что он сможет передать все Крису через Тантриса.

Тэлия выскользнула обратно на лестницу так же бесшумно, как и пришла, и стала спускаться вниз.

Холл этажом ниже был хорошо освещен, и Тэлия боялась выходить в него; ее страх удвоился, когда она ощутила присутствие людей Анкара, расставленных вдоль него, вероятно, для того, чтобы позаботиться о любых опоздавших. Полупарализованная от ужаса, она прижалась к двери и попыталась думать. Есть ли другой выход отсюда?

Тут ей вспомнились комнаты, предназначенные для приемов и тому подобных мероприятий меньшего размаха; они находились на втором этаже и смотрели на внешний двор. У многих имелись балконы, а заодно и окна и двери, открывающиеся на эти балконы. С колотящимся сердцем Тэлия уже во второй раз поднялась по лестнице, обострив свое чувство эмпатии до предела.

Она двигалась вдоль стены — между стеной и затхлыми драпировками, ее украшавшими — пока не добралась до двери в одну из таких комнат. По счастью, она оказалась пустой и незапертой; внутри не горело ни единой свечи. Тэлия выползла из-за драпировки, не обращая внимания на пыль, от которой свербело в носу и чесались глаза, и юркнула за дверь.

Ее встретил лишь слабый отблеск пламени факелов и света луны из окна, но его хватило, чтобы Тэлия увидела, что комната с полированным деревянным полом совершенно пуста, в ней нет даже мебели. Тэлия пошла вдоль стены, жалея уходящего времени, но не желая, чтобы кто-нибудь, проходящий через дверь холла, увидел ее силуэт на фоне окна.

Дверь на балкон оказалась заперта, но изнутри. Тэлия поняла это после полного паники мгновения борьбы с нею. Щеколда была тугой, но в конце концов поддалась. Тэлия отворила дверь и шагнула на балкон, пригибаясь, чтобы ее закрывали перила. Быстрый осмотр двора показал, что здесь нет посторонних глаз; Тэлия перелезла через перила и уже собиралась спрыгнуть вниз, когда началась резня.

При том, как были напряжены все ее чувства, связанные с эмпатией, ощущение едва не убило и ее вместе с другими. Тэлия почувствовала смерть десятков людей собственным телом; руки, державшиеся за поручень, разжались, и она полетела вниз, на булыжники двора. Потрясение, боль и страх выбили из нее все прочие мысли, она не могла пошевелиться, даже чтобы спастись. Она падала — и не могла думать, не могла двигаться, не могла ничего, только реагировать на агонию, ужас… и мучительное чувство вины телохранителей Алессандара, увидевших его пригвожденным к трону десятками арбалетных стрел прежде, чем погибнуть самим…

Но Альберих предвидел день, когда может случиться что-то подобное; он натаскивал Тэлию так, чтобы некоторые реакции стали инстинктивными. Хотя ее сознание оказалось беспомощным перед натиском кошмарных эмоций и сцен, ее тело действовало…

Тэлия сгруппировалась в полете, свернулась в комок, упала на ноги и превратила удар в кувырок, в результате чего растянулась на мостовой, заработав несколько синяков, но в остальном невредимая.

Морщась от боли, она с трудом поднялась на ноги и поплелась ко входу в конюшню, пытаясь водрузить на место щиты и заблокироваться от муки умирающих.

Казалось, на каждый спотыкающийся шаг уходила вечность, и все же она не успела пройти и полдюжины, когда услышала удары копыт о брусчатку и увидела несущийся к ней белый силуэт.

Это был Ролан — без седла. Он миновал ее, не останавливаясь, зная, что она не сможет вспрыгнуть на него на ходу. По пятам за Роланом несся Тантрис с Крисом на спине, который свесился набок, вцепившись одной рукой в гриву, а второй тянулся к Тэлии, стискивая ногами бока Спутника с такой силой, что Тэлия почти почувствовала боль в мышцах. Когда Тантрис со своим всадником проносились мимо, Тэлия подпрыгнула и ухватилась за руку Криса; тот втащил ее на спину Спутника перед собой. Тантрису пришлось немного замедлить ход, и Ролан обогнал их, но останавливаться им не пришлось.

Однако оставалось миновать одно последнее препятствие — узкий проход между внутренней и внешней стеной, который вел к решетке и наружным воротам. А Тэлии удалось снова заблокироваться — поэтому ничто не предупредило их о том, что на стенах есть люди.

Они влетели прямиком в тучу стрел.

Спустя несколько секунд все было кончено. Плечо Тэлии пронзило огнем — и в тот же миг Тантрис завизжал от муки, пошатнулся и рухнул на землю. Тэлию швырнуло вперед, и она врезалась в землю, оглушенная; древко стрелы от удара сломалось, наконечник вошел еще глубже. Но гораздо мучительнее ее собственной боли была та, что испытывал Крис.

Ролан замедлил свой сумасшедший галоп — лучники позволили лошади без седока проскочить. В мозгу Тэлии, кроме мучительной боли, жила единственная мысль — что хоть один из них должен уйти.

— Ролан, лети! — закричала она — голосом, сердцем, всем своим существом.

Он больше не колебался: пронесся сквозь ворота в тот самый миг, когда решетка с грохотом упала, едва не задев его, так что Тэлия почувствовала острую боль и волну страха Спутника, когда оказались выдранными несколько волос из его хвоста.

Крис, скорчившись, лежал возле неподвижного тела Тантриса; боль была такой жуткой, что он не мог даже закричать. Тэлия попыталась встать и полуподковыляла, полуподползла к нему. Обняла скрученное от боли тело, отчаянно пытаясь придумать хоть что-нибудь, чтобы помочь. В нем торчало столько стрел, что Крис походил на соломенную мишень — но мишень, истекавшую кровью: это его тело и тело Тантриса заслонили Тэлию от выстрелов.

Даже в колеблющемся свете факелов она видела, что его Белое испещрено алыми растекающимися пятнами, которые на глазах становились все шире. Обезумев от ужаса, Тэлия стала искать в себе Целительную силу, которой пользовалась Керитвин — она не знала точно, что сможет сделать с ее помощью, но переполняющая ее потребность освободить Криса от груза страдания вытолкнула ее за грань рассудка. Тэлия почувствовала, как внутри растет какое-то давление, как когда-то в прошлом, когда отчаяние заставило ее выйти за границу неведомого. Оно росло до тех пор, пока Тэлия не перестала осознавать что-либо вне ее самой — даже боль, терзающую ее собственное плечо…

А потом внезапно нашло выход.

Тэлия открыла глаза и встретилась взглядом с Крисом: его глаза были лихорадочно ясными, свободными от боли. Хотя Тэлия все еще чувствовала его муку, Крис ее не чувствовал. Тэлии как-то удалось встать между ним и его страданием.