И, насколько он мог судить, она действительно не так уж много времени проводила с Крисом с тех пор, как вернулась. Может быть, для Дирка все-таки еще есть надежда. Она и Крис определенно ведут себя не как любовники.

Но что же ему делать, если они все-таки влюблены друг в друга?

И, если уж на то пошло, что ему делать, если нет?

Вино в бутылке продолжало убывать, а Дирк все пытался — безуспешно — разобраться в себе.

Робин весело трусил по коридору по направлению к помещениям Герольдов. Он боготворил Герольдов и всегда первым вызывался, когда подворачивалось поручение, выполняя которое он каким-либо образом им помогал. В данном случае удовольствие оказалось двойным, потому что Личный Герольд Королевы Тэлия, пришла, ища пажа, который отнес бы Герольду Дирку несколько свитков, которые она брала у него, чтобы переписать. Робин любил Герольда Тэлию больше, чем всех остальных, вместе взятых — кроме разве что одного Элкарта. Все Герольды были чудесными людьми, а Тэлия даже больше, чем просто чудесной — у нее всегда находилось время поболтать с ним, она (в отличие от лорда Орталлена) никогда не говорила Робину, что он ребячится, когда мальчишка тосковал по дому. Мама объяснила ему, какой важный человек лорд Орталлен, но, с точки зрения Робина, Тэлия стоила дюжины таких, как его лорд.

Перед ним мелькнуло темное одеяние: один из Великих Лордов. Может быть, даже его собственный. Робин потупился, как его всегда учили. Маленькому мальчику не положено пялиться на Великих Лордов Королевства, особенно когда предполагается, что мальчик сей бежит с поручением. Если идущий действительно Орталлен, важно, чтобы он видел, что Робин исполняет свои обязанности как подобает.

Поэтому Робин был потрясен, когда — хотя он смотрел себе под ноги и все такое — он вдруг споткнулся и растянулся на полу, рассыпав все свитки.

Будь шедший впереди его сотоварищем-пажом, Робин сразу бы подумал, что ему нарочно подставили ножку. Но Великого Лорда едва ли можно заподозрить в подобной детской выходке.

Великий Лорд приостановился всего на миг — бумаги разлетелись у самых его ног — потом пошел дальше. Робин, не поднимая глаз, багровый от унижения, принялся их собирать.

А вот странная вещь. Очень странная. Когда его отправляли с поручением, то дали четырнадцать свитков. Робин знал, потому что дважды пересчитал их в присутствии Тэлии. А теперь свитков стало пятнадцать. И пятнадцатый был запечатан, а не просто скатан, как остальные.

Конечно, Робин мог что-то перепутать.

Но он так и слышал голос декана Элкарта у себя над ухом, потому что только на этой неделе спрашивал Элкарта, что ему делать, если его попросят совершить нечто, что кажется не совсем правильным, или если при исполнении им своих обязанностей случится что-нибудь странное. Одного из старших мальчиков некая придворная дама послала с весьма сомнительным поручением, а потом начались неприятности. Пажу, к которому обратилась дама, не хватило духу никому рассказать о ее просьбе, пока не стало слишком поздно, а к тому времени у него в памяти уже все перепуталось.

Потому-то Робин и спросил у самого умного человека из всех, кого он знал, как поступать, если он окажется в похожей ситуации.

— Сделай, что говорят, не отказывайся, но запомни, Робин, — ответил ему Элкарт, — запомни все: что случилось, кто тебя просил, когда, почему, и кто был с ним. Может выясниться, что поручение, которое тебе дали, совершенно безобидно. Откуда тебе знать. Но если нет, ты можешь оказаться единственным, кто будет знать правду о случившемся. Видишь ли, вы, пажи, находитесь в особом положении: люди смотрят на вас, но на самом деле вас не видят. Так что не забывай об этом и, если рядом с тобой вдруг случится что-то, что покажется странным, запомни все; запомни обстоятельства. Может статься, так ты поможешь кому-то.

— А разве это немного не похоже на ябедничание? — с сомнением спросил Робин.

Элкарт рассмеялся и взъерошил ему волосы.

— Раз ты спрашиваешь, тебе не грозит стать ябедой, совенок. Кроме того, такое упражнение будет прекрасной тренировкой для твоей памяти.

Ну что ж, очень хорошо. Робин запомнит случившееся.

Когда Робин постучал в приоткрытую дверь Герольда Дирка, никто не отозвался. Он заглянул внутрь и увидел Герольда Дирка, сидящего, обмякнув, в кресле в дальнем конце комнаты, возле открытого окна. Он, похоже, спал, поэтому Робин бесшумно, как кошка, прокрался внутрь и оставил свитки на письменном столе.

В то утро Тэлия не нуждалась в специальном вызове: любой, обладающий хоть малейшей крупицей Дара Эмпатии, бегом бросился бы на помощь королеве. Смятение чувств — гнева, страха, тревоги — висело в воздухе такой густой пеленой, что Тэлия ощущала их вкус, горький и металлический.

Она уловила первые сигналы, когда одевалась, и побежала в королевские покои, как только привела себя в приличный вид. Двое Стражей у входа глядели очень смущенно, словно изо всех сил старались не слышать криков, доносящихся из-за двустворчатых дверей, которые они охраняли. Тэлия постучалась и приоткрыла скрипнувшую створку.

Селенэй находилась в передней комнате, одетая по-дневному, но еще без венца. Она сидела за своим рабочим столом; перед ней лежал запечатанный свиток. Тут же стояли лорд Орталлен (с невыносимо самодовольным видом), очень сконфуженный Крис, не менее сконфуженный Страж и в высшей степени злой Дирк.

— Плевать мне двадцать раз на то, как он туда попал — я его не брал! — орал Дирк, когда Тэлия глянула на часовых у дверей и вошла. Она быстро прикрыла дверь за собой. Что бы здесь ни происходило, чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.

— Тогда почему же вы пытались спрятать его? — ровным голосом спросил Орталлен.

— Да не пытался я его спрятать, зараза! Я искал порошки от головной боли, когда этот идиот вломился без спросу! — Дирк действительно выглядел не лучшим образом: бледный, со складкой боли между бровей, сапфирово-синие глаза налиты кровью, соломенные волосы всклокочены еще больше, чем обычно.

— Это только ваши слова.

— С каких пор, — отчетливо и холодно сказала Тэлия, — слово Герольда стало проверяться с помощью перекрестного допроса? Прошу прощения, ваше величество, но что, во имя Гаваней, здесь происходит?

— Сегодня утром я обнаружила исчезновение некоторых весьма секретных документов, — ответила Селенэй внешне спокойно, хотя Тэлия знала, что она крайне встревожена и расстроена. — Лорд Орталлен учинил обыск и нашел их у Герольда Дирка.

— Я уже неделю и близко не подходил к дворцовому крылу! Кроме того, на что мне сдались ваши проклятые бумаги? — Душевная мука Дирка была так сильна, что Тэлии хотелось расплакаться.

— Послушайте, дядя, вам известно, что наши комнаты расположены рядом по коридору. Я могу поручиться, что Дирк всю ночь никуда не выходил.

— Племянник, мне известно, что этот человек твой друг.

— Если я должен быть откровенным до жестокости, ладно, — сказал Крис, краснея от злости и смущения. — Дирк не мог никуда пойти, потому что был не в состоянии передвигаться. Прошлой ночью он был мертвецки пьян, как и каждую ночь за последнюю пару недель.

Дирк стал почти пунцовым, потом смертельно побледнел. — И что же? С каких пор неспособность передвигаться физически может помешать кому-то с его Даром?

Теперь настала очередь Криса побледнеть.

— Я не услышала ответа на очень хороший вопрос: Орталлен, что вообще могло понадобиться Дирку в этих документах — спросила Тэлия, пытаясь выиграть немного времени, чтобы подумать.

— Они поставили бы кое-кого при дворе в весьма щекотливое положение, — ответил Орталлен. — И позвольте сказать, что данная персона связана с юной леди, к которой одно время был очень неравнодушен сам Герольд Дирк. Их разрыв был несколько бурным. Его мотивы могли быть сложными: возможно, месть. Быть может, шантаж. Королева и я пытались держать ситуацию под контролем, чтобы не разразился скандал, но если бы кто-нибудь, кроме нас, увидел эти письма, весь двор забурлил бы.