А ненавистные враги, коварно заманившие его в ловушку, времени даром не теряли и споро делали своё чёрное дело. Они взяли Стёпку за руки и за ноги, перевернули, подняли, перенесли куда-то, пыхтя и невнятно бормоча сквозь зубы, а затем небрежно швырнули на широкую деревянную лавку. Стёпка больно стукнулся спиной и опять затылком и лишь тогда сообразил, что на его плечах нет котомки. Успели уже, значит, стащить. Потом чьи-то ловкие руки сноровисто обшарили его с ног до головы, нащупали на шее ремешок стража и сдёрнули его с удручающей бесцеремонностью. Даже если бы Стёпка и захотел, он не смог бы помешать. В карманах джинсов лежали увеличительное стекло, клей и ножичек, но руки почему-то их не нашли. Или просто не сочли нужным извлекать на свет эти обычные мальчишеские безделушки, о которых и сам Стёпка сейчас не помнил.
— Глянь, хозяин, что на шее у него висело, — сказал карлик. Стёпка узнал его голос, и — вот удивительно! — слова этот подлец уже не коверкал.
— Подай мне! — приказал кто-то низким, неприятно вибрирующим голосом. — О-о-о!.. Какие, однако, богатые отроки здесь по улицам ходят. В Этиматахье не у каждого оркимага такой конхобулл имеется. Впрочем, вряд ли он умеет им пользоваться. Твоё счастье, Дотто, что на этот раз настоящий мальчишка попался, а не какой-то паршивый гоблин… Ты уверен, что его не хватятся?
— Ни одна живая душа. Они недавно из замка, искали подводу до Проторской переправы.
— Нашли?
— Не успели. Так что, ежели кто и хватится, решит, что они уехали либо с охотниками, либо с купцами кряжгородскими. Поди их после отыщи. Уехали да и сгинули.
— Твоими бы устами, Дотто… Непростой это отрок, не иначе, наследничек князька удельного.
— Куды ему до наследника! Княжьи чада без дядек и слуг ныне и за ворота не выезжают. А этот по Предмостью, ровно холоп…
— Холопы в зачарованной одежде ходить не будут. Расколдовать бы его да посмотреть, каков он на обычный взгляд.
— Дело зараз понятное и объяснимое. Прикупил в замке заклинание либо из любопытства либо по наказу отцовому…
— А конхобулл у него откуда?
— То мне не ведомо. Я человек маленький, в колдовские дела не суюсь.
— Человек, — презрительно сказал незнакомец. — И ты ещё смеешь называть себя человеком… Смотри у меня! Никто не должен даже заподозрить! Это тебе не в Усть-Лишае вурдалачкам клыки заговаривать, здешним магам палец в рот не клади. Так зачаруют — до конца дней своих не опамятуешься… Принеси мою торбу да гоблина связать не забудь. Мне ещё с Шервельдом расплачиваться. Ему разницы нет, чью кровь пить.
У Стёпки от ужаса смертельно захолодело в груди. Куда он попал? Кто эти люди? И люди ли они? Что им нужно?.. Впрочем, на последний вопрос он уже получил исчёрпывающий ответ. Неужели из меня тоже будут высасывать кровь?! И из Смаклы?.. Да нет, не может такого быть! Не бывает такого! Это слишком страшно!
Он попробовал шевельнуть рукой — пальцы не слушались.
— Опомнился, — простонал близкий голос. — Крепкий отрок, свежая кровь. Свежая и горячая.
Стёпка с трудом открыл глаза и сначала ничего не увидел. Вокруг была кромешная непроглядная темнота… Или он ослеп от удара? Он читал где-то, что так бывает. Повернуть голову не было никаких сил. Затылок болел, тело казалось чужим. Когда глаза немного привыкли к темноте, он различил над собой бледное пятно — это было лицо одного из его пленителей, но Стёпка, сколько ни вглядывался, не мог понять, человек это или, не дай бог, вампир какой-нибудь ольховый или, скажем, тополино-осиновый.
Скрипнули половицы, зашуршала одежда, и обладатель бледного лица отошёл в сторону. А рядом со Стёпкой вдруг обрисовалась в воздухе светящаяся призрачная фигура, очерченная по контуру тусклым багровым огнём. Стёпка узнал её с первого взгляда. Это был тот однорогий призрачный рыцарь, которого они со Смаклой встретили в подземельях замка. «Надеюс-сь, наши пути больше не пересекутся». Вот и пересеклись. Напрасно надеялся милорд.
Багровый рыцарь сложил руки на груди и приосанился. Он был высок и внушителен и держался по-королевски, но его плащ зиял прорехами, шлем был помят и однорог, в доспехах недоставало многих деталей, а на ногах, кажется, вообще не было обуви. Этакий призрачный король-голодранец.
— Отыскали? — глухо спросил хозяин карлика.
Призрак величественно покачал однорогим шлемом. По изорванному плащу часто скатывались вниз мерцающие алые искры.
— Плохо, — в голосе бледнолицего человека (теперь Стёпка ясно увидел, что это человек) не было ни огорчения ни угрозы. — Очень плохо, Шервельд. Оно должно быть там. Я наверняка знаю… Да хорошо ли вы искали?
Призрак не сказал ни слова, но так расправил плечи, что стало ясно: он предельно оскорблён.
— Неужели опередили? — спросил сам у себя бледнолицый. — Неужели не только мне видение было? Поверить не могу… Э-э-э… Ну что ж, Шервельд, вы своё дело сделали, и вы мне больше не нужны. Отпускаю вас.
— Ты ещё не рассчитался с нами, милорд Стурр, — голос у призрака был глухой и какой-то шершавый, казалось, рыцарь чего-то боится.
Стурр небрежно отмахнулся:
— Я свои обещания выполняю всегда. В соседней комнате лежит отрок — он ваш. Это моя плата.
Шервельд ищуще повёл шлемом, вдохнул, как бы принюхиваясь, закашлялся и возмущённо возопил:
— Гоблин! Не человек! ПрОклятая кровь! Мы так не договаривались, милорд Стурр!
— Довольно с вас будет и гоблина! Вы не смогли отыскать письмо, я не нашёл человека!
— В том нет нашей вины!
— Неважно! Кровь молоденького гоблина ничем не хуже весской или тайгарской. Можешь мне поверить. И не напоминай мне о проклятии Великого Орка! Сколько веков прошло… Уверяю тебя, ещё ни один развоплощённый не пожалел. Уж я-то знаю.
— И всё же, милорд Стурр… — упрямо заскрипел Шервельд.
— Не хочешь ли ты сказать, что готов расторгнуть наш договор? — вкрадчиво спросил Стурр.
— Н-нет, — помедлив, выдавил рыцарь. — Пока ещё нет.
— В таком случае — гоблин ваш. Пируйте, наслаждайтесь. За пергаменты вы получили ребёнка, и это было справедливо. Письма вы не нашли, но я плачу гоблином. И это более чем справедливо. Разве не так?
— Отдай нам отрока! — простонал призрак, и от звенящей в его голосе кровожадной тоски у Стёпки зашевелились на голове волосы.
— Отрок нужен мне! Весь! Когда я с ним закончу, вам не останется ничего, Шервельд! Ни единой капельки, можешь мне поверить! А теперь уходи!
Разочарованный призрак ещё секунду помялся, затем нехотя угас.
Стёпка с трудом сглотнул застрявший в горле комок страха. Вот это влип! Бежать, спасаться пока не поздно! Он попытался привстать и тотчас обнаружил, что карлик уже успел вернуться. Предвосхитив Стёпкино движение, он схватил его за руки, завёл их под лавку и крепко связал там жёсткой и колючей верёвкой. Теперь пленник не мог уже ни сесть ни встать. А карлик, закончив с руками, то же самое проделал и с ногами, чтобы жертва не вздумала лягаться. Позвать на помощь — кого? — или хотя бы просто закричать Стёпка тоже не мог, потому что карлик затолкал ему в рот тряпку, такую засаленную и вонючую, что желудок сразу подкатился к самому горлу и вырваться ему наружу мешало только эта самая тряпка.
Всё это было настолько серьёзно и страшно, что Степан на несколько минут потерял способность здраво размышлять. Панический ужас завладел его сознанием, сдавил холодным обручем грудь, лишив лёгкие воздуха, свёл в бессильной судороге мышцы. О, как ему хотелось, избавившись разом от тугих пут, убежать из этого жуткого места, от этих страшных людей!.. Но, связанный и обессиленный, он мог лишь безмолвно таращить испуганные глаза на приближающуюся к нему тёмную фигуру с отвратительно бледным лицом. Несмотря на отсутствие каких-либо светильников Стёпка отчётливо видел это лицо, разделённое ухмыляющимся ртом на две неравные части.
Стурр оказался человеком поразительно неприятной (что не удивительно) наружности, хотя на первый взгляд он имел вполне заурядную физиономию. Но все черты его узкого лица, его тонкий хрящеватый нос, близко посаженные прозрачные глаза и большой рот с бескровными губами, соединяясь в одно целое, производили на редкость отталкивающее впечатление. И ещё эта мертвенная, мучнистая бледность, этот вибрирующий хриплый голос с придыханиями.
