- Ты как раз вовремя... - сказал тот, мельком взглянув на башенные часы. Была половина двенадцатого.

  - Где пленник?

  - Его сейчас приведут. Томек уже послал за ним. Мы все рано не можем начинать, пока не прибудут городские представители.

  - Представители? И их много?

  - Градоправитель - это вот тот маленький толстяк в зеленом бархатном кафтане, начальник стражи и мировой судья. Судью мы как раз ищем. По идее, это он должен зачитать смертельный приговор Вейноку. Если мы его не найдем, то тогда эта обязанность будет возложена на Томека.

  - Представляю, как он взбеситься, - проворчал монах.

  - Да, публичные выступления перед чернью со свитком в руке не в его вкусе. Я думаю, тебе пора переодеться, чтобы быть готовым, когда тебя позовут.

  - Зачем переодеваться? - пожал плечами Дарвей. - Я и так во всем черном. Сниму вот только плащ и надену маску. У вас же есть маска?

  - Да, вон она лежит.

   Монах посмотрел, куда показал Флей, и невольно отшатнулся. Маска - простой кусок черного шелка с прорезями для глаз была переброшена через рукоять топора, воткнутого в колоду. Топор... Вот оно - орудие убийства. Назад пути нет.

  - Что-то не так? - спросил агент, следя за выражением его лица.

  - Просто неожиданно... Он такой, как бы это сказать?.. Похож, на мясницкий. Я привык работать более изящным оружием. - Монах достал метательный нож и подкинул его на ладони.

  - Ты прав, - согласился Флей. - Извини, но это все, что у нас есть.

  - Пусть колоду и топор вынесут наверх, - сказал Дарвей, одевая маску. - Не тащить же мне их самому.

  - Хорошо. А вон и судья пожаловал, - Флей обрадовано подался вперед. - И вроде бы даже трезвый. Томеку не придется ораторствовать.

   Судья оказался худеньким остроносым начинающим лысеть мужчиной. Испуганно смотря на собравшуюся толпу, он брел, путаясь в собственных ногах, меж сопровождавших его воинов.

  - Пойду, поговорю с ним, - сказал Флей. - Надо ввести судью в курс дела, а то он наверно думает, что этот помост приготовлен для него.

  - Возможно. Вид у него очень испуганный, - заметил монах.

   Он снял плащ, бросил его на доски, сложенные возле лестницы и сам сел рядом. Дерево протяжно скрипнуло.

   Дарвей скрестил пальцы и опустил голову. Ему нужно успокоиться.

  - Э... Господин... - молодой воин незаметно подошел к нему и теперь пытался обратить на себя внимание.

  - Что? - устало спросил Дарвей, не поднимая головы.

  - Это та колода? Да?

  - А ты видишь здесь еще одну? - насмешливо поинтересовался монах, презрительно взглянув на него.

   Парень нервным движением поправил ножны и отрицательно качнул головой. Высокий, светловолосый, он, наверное, приходился Клиффу ровесником. Дарвей чувствовал, что юноша боится его. Маска палача страшит окружающих с той же силой, что и приковывает к себе их внимание. Кусок шелка, обыкновенный кусок шелка - но теперь он перестал им быть, превратившись в жестокий символ правосудия. И правосудия ли? Нет, только в право более сильного решать, что будет со слабым.

  - Забирай. Чего стоишь?

  - Да-да. - Парень обхватил ее и, поднатужившись, поднял вместе с топором. Воткнутый недостаточно глубоко, он тут же угрожающе накренился.

  - Ты что с ума сошел? - Дарвей подскочил к нему и выдернул топор. - Без ноги остаться хочешь?!

  - Простите, - сконфуженно ответил парень. - Я не подумал.

   С топором в правой руке монах выглядел более чем угрожающе.

  - Иди с глаз моих долой! - приказал Дарвей и добавил недовольно. - И это воин императора... Защита и опора империи...

   Шум на площади нарастал. Народу заметно прибавилось. Новость о том, что собираются казнить какого-то ужасного преступника, за пару часов облетела весь городок. Все, у кого не было неотложных дел, поспешили сюда.

  - Стервятники... - с неожиданной ненавистью сказал монах, глядя на многочисленные лица, застывшие в предвкушении. - Вам мало развлечений... Как смерть может быть развлечением? Боль одного - наслаждение для других. Из-за публики казнь превращается в спектакль.

   Было без десяти двенадцать, когда под усиленным конвоем доставили пленника. Дарвей отвернулся, не желая встречаться с Вейноком взглядом. Заметив изможденного, оборванного мага, толпа радостно взревела.

   Судья подождал, пока шум утихнет. Настало время оглашения приговора. Он развернул свиток и принялся читать. У судьи, столь невзрачного на вид, неожиданно оказался приятный глубокий голос.

   К Дарвею подошел Томек.

  - Вот ты где... Готов? - он скептически уставился на топор, лежащий на коленях.

  - Вполне, - качнул головой монах. - Почему вы здесь? Я думал, что вы в ложе вместе с остальными.

  - Я там был. Но общество здешнего градоправителя еще хуже, чем твое.

  - Буду считать, что это комплимент.

  - Так и есть.

  - ...измене! - донеслось до них. - Именем императора Аленвора Двенадцатого этот человек приговаривается к смертной казни посредством отсечения головы.

  - Судья во всю старается, - заметил волшебник, когда последний поспешно спустился вниз, сжимая в руках бумагу. - Ему бы глашатаем работать... Что сидишь? Твой выход. - Томек посторонился, пропуская Дарвея.

   Монах, не говоря ни слова, встал, и пристально посмотрев на мага, встал на ступеньку. Как раз в этот момент часы на главной башне пробили двенадцать раз. Наступил полдень.

   Пленник, со связанными за спиной руками, уже стоял на коленях, опустив голову на плаху. Дарвей поймал его взгляд и понял, что коварные щупальца безумия на время оставили Вейнока в покое. Жаль, ему лучше было бы не осознавать, что с ним происходит.

   Монах с ненавистью взглянул на топор, чье лезвие ярко блестело на солнце, и хрипло спросил:

  - Ты готов?

  - К этому нельзя быть готовым... - ответил Вейнок. - По-вашему я виновен, но ведь не больше других. Почему казнят только меня?

  - Остальные уже мертвы, - с горечью прошептал монах. - Не бойся, ты не будешь страдать.

  - Ты не имеешь права говорить мне это! Ты не знаешь, что я чувствую!

  - Я знаю. И мне, - Дарвей наклонился к нему, - во сто крат хуже. Мое сердце разрывается от боли.

  - Лицемер! - прошипел пленник. - Ты делаешь это ради золота! Деньги - вот что тобой движет!

  - Нет, - ответил он, перекладывая топор в другую руку, - мной движет милосердие. Только я могу избавить тебя от страданий. Освободить тебя из сетей безумия.

  - Страдания?! Они ожидают не меня, а вас! - Вейнок перешел на крик, обращаясь к толпе. - Я хотел остановить эту войну! Навсегда! И я ни о чем не жалею! Слышите?! Не жалею!!!

   Дарвей положил ему руку на голову, прижимая, а сам занес топор. И в этот момент воспоминания снова нахлынули на него. Под их напором монах едва устоял. Он увидел себя с обеих сторон. Он был и палачом и казненным одновременно.

   Яростная боль разрывала его грудь на части. Весь ужас Вейнока, пережитый им однажды, снова был с ним.

   Капли холодного пота выступили на лбу монаха, мгновенно пропитав собой маску. Он должен это сделать, должен... Это правильно. Он знает, что все равно это сделает.

   В ушах гудело, а руки стали такими тяжелыми, будто бы кто-то невидимый крепко сжал запястья. За что ему это?! Он думал, что убивать легко! Но это неправда... Убивать страшно! Вот так самый жуткий кошмар становиться реальностью и его мучения не прекратятся сами.

   Он должен немедленно разорвать существующую между ними связь!

   Дарвей с размаху опустил орудие казни на шею осужденному. Брызнула кровь и голова, упав с колоды, покатилась по доскам. Безжизненное тело Вейнока сползло вниз.

   Дарвей отыскал голову и, как того требуют правила, поднял за волосы, показав ее толпе.

   Он видел, как люди вопили, подняв руки. Видел их раскрытые рты и горящие глаза, но не ничего слышал. Ни звука.