Какая глупая штука жизнь... Нет, он ни о чем не сожалел, ни в чем не раскаивался. Что сделано - то сделано. Он не знал, был ли угодны Создателю его деяния, но надеялся, что угодны. Когда так близко подходишь к последнему порогу, начинаешь невольно в себе сомневаться. Твоя вера трещит по швам.
Ждет ли его новое воплощение, новое тело или следует признать правоту книжников ордена, утверждавших, что после смерти человеческий дух попадает в рай или в ад, в зависимости от того, какую жизнь он вел на земле?
Нет, рая не существует... Его нет. Ведь рай - это особое место для многих душ, а как можно сделать счастливыми многих, когда для каждой из душ понятие "счастье" очень разнится? Будет ли Боже так щедр, чтобы сотворить рай для каждой души отдельно? Подарит ли за особые заслуги личный рай, ведь личный ад существует уже давно...
Нет, Дарвей не верил в эти россказни. С тех пор как он поговорил с хозяйкой города, и испил из источника памяти, его мировоззрение поменялось. Он был убежден, что с его смертью ничего не закончится - он снова родиться, будет маленьким пищащим комочком, или еле заметным огоньком в тяжелом, давящем мраке - смотря с какой стороны смотреть.
Но что будет с его душей после встречи с хаосом? Он разрушит ее, разорвет в клочья. Дарвей содрогнулся и смежил веки. От пережитого в Габельне осталась только слабая тень, но даже она была невыносима. Воспоминания причиняли ему боль не только душевную, но и физическую. Он видел хаос, о котором говорил бакет, и теперь знает правду...
Монах поймал себя на мысли, что он согласен умереть, лишь бы забыть все это. И что такое Хаос? Он уничтожит его, но ведь если не будет его, то не будет и боли?.. Или все не так просто?
Он посмотрел на угрюмого охранника. Хотя возможно орк вовсе не был угрюмым и это его обычное выражение лица. Как его имя - Грем? Что он чувствует, глядя на него? По сравнению с громадным торсом орка его худощавое покрытое кровоподтеками тело выглядит жалко. Охранник ненавидит его? Желает ему мучений?
Из того, что Дарвей знал об орках получалось, что желает. Он попал к страшному народу, с легкостью идущему на любое зверство. Ведомые тьмой они получают удовольствие от чужих страданий. Гномы с лихвой испытали на себе их жесткость.
Монах горько усмехнулся, смерив взглядом ширину плеч охранника. Окажись здесь Малем, он бы голыми руками разорвал орка на части в память о погибших братьях и замученных соплеменниках. Смотрящий в пламя был силен духом, а это важнее силы мышц.
Странно, но Грем не выглядел примитивным. В его взгляде светился разум - спокойный и холодный. Да и одежда, оружие, манера держаться не делали охранника похожим на тупое орудие убийства. А ведь именно так представляли орков и люди и гномы. Они ошибались или ему повезло встретиться с самым умным представителем этого народа? Бакеты не в счет - жрецы здесь были на особом положении.
Возможно, если он сумеет разговорить орка, то узнает что-нибудь полезное. Все равно ему надо отвлечься от тягостных мыслей о предстоящих пытках.
- Грем... - мужчина прокашлялся. - Где я?
Орк молчал.
- Что это за место? - не унимался монах.
- Я не буду отвечать.
- Почему? Тебе запретили со мной говорить?
- Нет. Но пленнику нельзя знать подобные вещи, - орк нахмурился.
- Да, - пробормотал Дарвей, - мозги у тебя действительно есть. Я не помню, как здесь оказался. Ничего не помню. Грем, что со мной будет?
Орк сделал вид, что не расслышал. Беседа застопорилась. Но Дарвей не собирался сдаваться.
- Симпатичное ожерелье. Это волчьи или собачьи клыки? Отсюда не разобрать.
- Волчьи.
- А что оно означает?
- Ничего.
- Совсем? - удивился Дарвей. - Так не бывает.
- Ты слишком много болтаешь.
- Имею право. Мне скоро умирать, ты что забыл? - он вздохнул. Головная боль становилась невыносимой. - Господи, помоги мне это выдержать.
- Волчий клык - символ доблести, - неожиданно сказал Грем.
- Надо же... И у вас тоже. И судя по тому, сколько их там у тебя висит, ты доблестный воин. Почему же ты сторожишь меня? Разве тюремщиком быть почетно?
Орк нахмурился. Этот человек лез не в свое дело. Ничего, скоро ему преподадут урок.
- Доблесть... - монаха снова одолел приступ кашля, на этот раз с кровью. Во рту остался неприятный медный привкус. - Издеваться над закованным в цепи - велика ли заслуга? Будь я свободным, полным сил - тогда другое дело. Или ты считаешь, что люди - это не противники, а грязь, которую стоит растоптать?
- Ты сам это сказал, - ухмыльнулся орк.
- Вот значит, какой итог... - в тон ему усмехнулся Дарвей. - Жаль, я не настоящий призрак, а то бы прошел сквозь стену, оставив вас ни с чем.
За дверью послышались быстрые шаги. В камеру вошли трое бакетов и пятеро воинов. Монах исподлобья посмотрел на них, плотно сжав губы в тонкую линию. С пленника сняли цепи. Дарвей, лишившийся опоры, рухнул на пол.
- Поднимите, - Карнак брезгливо махнул рукой.
Двое дюжих орков схватили его за руки и ноги и куда-то понесли. Монах, стиснул зубы от боли, но не проронил ни звука. В тюремном коридоре было неважно с освещением. Он видел перед собой только серый с белыми прожилками потолок и широкую спину несущего его орка. Дарвей слышал голоса, хриплый смех в отдалении и журчание воды. Чувствовал запах - странную смесь молока и жженых тряпок. В голове у него промелькнула нелепая мысль: неужели так пахнут орки, когда не моются неделями? Непрекращающийся смех звучал издевательски.
- Уложите его на алтарь, - приказал знакомый голос.
В нем послышалось плохо сдерживаемое предвкушение. Бакету явно нравилось происходящее. За это Дарвей возненавидел Карнака всем сердцем.
Монаха внесли в большой зал с высоким потолком, положили на гладкую каменную плиту и привязали. Он чувствовал себя экспонатом в коллекции безумного собирателя насекомых. Совсем скоро его наколют на булавку...
Дарвей услышал рычание, обернулся на звук и удивленно моргнул. На соседнем камне лежал раздетый и связанный орк. Он вращал глазами и периодически испускал громкий рык. Похоже, что этот орк страдал слабоумием.
И что все это значит? Для чего им понадобилось приносить в жертву своего?
- Приступим...
Жрецы собрались вокруг сухого колодца, расположенного между двумя камнями, стали в круг и взялись за руки. В воздухе повисла гнетущая тишина. Дарвей понимал, что прямо сейчас происходит что-то ужасное, но был не в силах этому помешать.
Что делать? Какому богу молиться?
В воздухе над колодцем образовалась черная точка, не отбрасывающая тени. С каждым мгновением она увеличивалась в размерах. В ее бездонном чреве исчезал всякий свет.
Факелы в зале стали чадить и гаснуть один за другим. Темнота, воцарившаяся в зале, отрастила длинные тонкие лапы. Бакеты, избегая смотреть на вызванное ими Нечто, принялись шептать заклинание.
Дарвей чувствовал, как на него наваливается невероятная тяжесть, выжимающая воздух из легких. Черная тень подняла лапу и медленно провела по груди. От ее прикосновения сердце монаха едва не остановилось. Дарвей вскрикнул от боли. Мрак перед ним затвердел, превратившись в лысый череп, в пустых глазницах которого промелькнуло его собственное отражение.
Холодные, грубые пальцы, проникли в сознание монаха. Он потерял всякий контроль над собственным разумом. Стал безвольной игрушкой тени с тысячами лап. Эта тень - одно из бесчисленных отражений Хаоса. Она мучила его, получая несравнимое удовольствие от его страданий.
Боль стала невыносимой, но Дарвей не мог закричать.
Его снова заставили видеть истину. Специально отыскали больное место и нанесли удар. Реальность, лишенная веры, бледнела и исчезала. В отличие от Габельна, монах не чувствовал здесь присутствия Создателя. Во владениях мрака ему не было места.