— Отвечай на мой долбаный вопрос. То, что ты видишь, оно уже близко? Или только когда-то будет?

Огромные каменные глаза медленно развернулись в орбитах и взглянули на Вилла с Алкионой. Затем с той же медлительностью они развернулись назад.

— Оно уже здесь.

Огромное каменное лицо вновь застыло в неподвижности.

Вилл выключил диктофон.

В приступе ярости Алкиона сшибла ногой с балкона куриные трупики и швырнула вслед за ними пустую корзинку.

— Ну всегда, всегда одно и то же — высокопарные слова, которые ровно ничего не значат, и зловещие предупреждения об угрозах, неизвестно каких и неизвестно откуда! Теперь мне придется угробить добрых три дня, сочинять отчеты, из которых вроде бы получится, что мы тут что-то действительно узнали, а не плюхнулись мордой в лужу. Не знаю, почему бы нам просто не прикрыть нашу долбаную лавочку. — Она вспрыгнула в седло и протянула руку Виллу. — Залезай.

— Подожди — Вилл достал швейцарский армейский нож, резанул по своей левой ладони косой крест и смочил брызнувшей кровью серые каменные губы. — Это не слишком много, — сказал он, — но ничего лучшего у меня нет, да и ты ничего лучшего быстро не добудешь.

Медленно, очень медленно губы всосались в рот — будь они из обычной плоти, это имело бы вполне определенный сладострастный оттенок — и столь же медленно вернулись в прежнее положение, уже облизанные начисто.

— В тебе есть смертная кровь, — сказал титан.

— Я знаю. Но кормил я тебя совсем не ради этого.

— И темная сила. Ты считаешь, что обуздал ее, но это не так. Чудовище залегло в твоих потаенных глубинах и набирает силу.

— И не ради этого.

В огромных серых глазах появился злобный отблеск.

— Тогда спрашивай.

— Возможно, я хочу большего, чем мне положено, — начал Вилл, — но мне это ровно по хрену. Да мне и все ровно по хрену, кроме Алкионы. Смогу ли я ее завоевать? Может ли наша любовь быть долговечной? Сможем ли мы прожить вместе до конца наших дней? Это все, что мне хочется знать.

Губы титана слегка изогнулись, так что на каменном лице появилась откровенная издевка.

— Тебе нет нужды обращаться к оракулам, и без того понятно, что о браке леди из рода Л'Инконну и претендента на Обсидиановый Престол не может быть и речи. Особенно после того, как ты насмерть поссорился с ее братом. Но ты меня все же спросил, и таково мое предсказание. Если хочешь услышать больше, ты должен порезать себя еще раз, и поглубже.

Вилл дважды полоснул себя по руке и нагнулся, чтобы смочить своей кровью издевательски изогнутые губы.

— Я откажусь ото всех претензий на царский сан! Я буду ее альфонсом, ее никем не признанным рыцарем, ее тайным обожателем! Сможем ли тогда мы быть вместе?

— Нет. — Улыбка титана стала не только издевательской, но и жестокой. — Весь Вавилон вступит в заговор, чтобы не дать вам соединиться. Выдави из себя еще немного крови и спроси, есть ли для тебя хоть какая-то надежда в этом огромном мире.

Рука Вилла и так уже была сплошь изрезана, но он полоснул себя еще раз.

— Где угодно, в любом месте мира! — крикнул он. — Предложи мне надежду. Хоть какую-нибудь! Любую, какую угодно!

Хохот титана был похож на раскаты грома.

— Ни в каком месте Фейри не найдете вы себе тихую гавань и ни в каком другом месте этого мира, и, проживи вы хоть сотню веков, ни в одном из сотен миров не будет вам ни минуты покоя.

Вилл поднял уже нож, чтобы резать себя еще раз, но Алкиона спрыгнула с гиппогрифа и ухватила его за руку.

— Прекрати! — крикнула она. — Ты что, собираешься тут истечь кровью только потому, что недоволен его ответами?

— Да! — яростно крикнул Вилл. — И повторил, уже тише: — Да. — А затем повторил еще раз, и в его голосе звучала горечь отчаяния. — Да.

Алкиона обняла его, и они мгновенно оказались в другом, не нашем мире.

Во дворце Л'Инконну было бессчетное множество комнат и залов. После занятий любовью на пышной кровати, столь манившей Вилла в ночь маскарада, они с Алкионой, рука в руке, пошли блуждать из комнаты в комнату. Без всякой цели, никуда не направляясь, они шли вдоль галереи с древними, в Атлантиде вытесанными колоннами, мимо эротического фриза работы Фидия, по мощенным нефритом и яшмой баням, украшавшим когда-то дворец пресвитера Иоанна, под рисунками, которые в незапамятные времена были нанесены на стены пещер руками самых первых ведьм. Казалось, сюда собрали добрую половину бесследно исчезнувших сокровищ мира. Иногда они останавливались для поцелуя, а потом как-то так выходило, что они ложились на ближайший диван, или на бильярдный стол, или даже на пол, а не понять сколько времени позже поднимались, приводили в порядок свою одежду и шли дальше. Они остановились рядом с мавританским фонтаном в крытом дворе, стрельчатые окна которого выходили с одной стороны на небо, а с другой стороны на город. В небе играли зарницы, где-то очень далеко улюлюкала сирена «скорой помощи». Алкиона поболтала в воде бассейна пальцем, брызнула каплями на Вилла и засмеялась.

— У тебя будут неприятности, если запоздаешь с подачей отчета? — спросил Вилл.

— Нет. Конечно будут. Да какая мне разница?

В какой-то момент между приступами любви она трижды хлопнула в ладони, призывая шакалоголового служку, который, равнодушно игнорируя как присутствие Вилла, так и наготу Алкионы, принял и быстро транскрибировал аудиозапись ее беседы с титаном для передачи в контору. Это ясно показывало, что, какие бы чувства она ни испытывала к Виллу, мысли о работе не покидали ее ни на минуту.

— Тогда скажи мне: зачем ты украла кольцо?

— А с чего бы тебя это вдруг взволновало?

— С того, что я хочу знать о тебе абсолютно все. Лишая брата его побрякушки, ты шла на огромный риск, и можно не сомневаться, что причины для этого были очень серьезными. Конечно же, они имели для тебя какое-то глубинное значение.

— Конечно же, были и, конечно же, имели. Но я не собираюсь о них говорить.

Вилл бросил ироничный взгляд на свою забинтованную руку и с той же иронией взглянул на Алкиону. Что должно было значить: Посмотри, что я сделал ради тебя.

Алкиона отвела глаза.

— Ты просишь слишком многого. Я… слушай!

Где-то внизу зазвонил колоссальный набатный колокол.

От его звуков, хоть и глухих, словно шли они из центра земли, содрогались устилавшие двор каменные плиты. Алкиона встала.

— На меня наложили вынуждение вернуться в Мэральность. Мне под силу сопротивляться зову служебного долга только минуту-другую, не больше. Но я оставлю вместо себя свою заместительницу, чтобы она помогла тебе уйти из дворца.

Во дворе потемнело, его стены тошнотворно перекосились, Алкиона рывком открыла двустворчатую дверь, которой прежде в стене вроде и не было. За дверью обнаружился неглубокий чулан, совершенно пустой, если не считать высокого, от пола до потолка, бронзового зеркала. Она протянула к зеркалу руки, и в ответ ее отражение протянуло руки к ней. Две девушки схватили друг друга за запястья и стали тянуть: Алкиона отраженную — к себе, а та ее — внутрь зеркала.

Алкиона зацепилась ногой и качнулась вперед. Ее лицо на мгновение утонуло в блестящей бронзе, разделявшей два мира, но затем она отпрянула, ухватилась покрепче и вытащила свое отражение из зеркала во двор.

— Это — мой двойник, — пояснила она, — или, если хочешь, двойняшка. Вытащи его отсюда более-менее живым, — сказала она двойняшке, а затем повернулась и побежала в глубь зеркала, быстро тускнея и пропадая из виду; колокольный звон звучал все тише, а вскоре и вовсе заглох.

Вилл проводил Алкиону взглядом, а затем посмотрел на ее двойняшку. Они были совершенно одинаковые, вплоть до мельчайших подробностей.

— Наверное, мне это приснилось, — широко ухмыльнулся он.

— Лучше бы тебе не просыпаться, — отрезала двойняшка, — Может, она тебя и любит, но я-то уж точно нет.

— Так ты думаешь, она меня любит? — спросил Вилл, все еще продолжая ухмыляться.