И наконец, часть самых старых личностей исполнила мечту одри о супермозге - они утратили индивидуальность. Слились в единый комок вопящего безумия; ничего человеческого уже не было в этом страшном клубке, ни проблеска мысли, разума, неизбывное страдание, давно не осознающее себя.
Оказывается, основным источником мучений для новопоступающих были не пытки Шанкары, не насильственное взаимодействие друг с другом - а именно этот Монстр, воплощение немыслимого ужаса...
Араинн продемонстрировал все способы, которые применяли тайри, чтобы спасти личности супермозга...
В итоге выяснилось следующее. Отделить тех, кто впал в безумие, вероятно, получится - но вылечить их уже нельзя. Это повреждение самой керы, более глубокое, чем, скажем, обычная шизофрения.
А вот что делать с оставшейся частью, с Монстром - личностью Супермозга?
Группа с Виэрела предложила следующие варианты:
- Отделить все керы, которые способны отделиться, и уничтожить оставшееся.
- Дать Монстру новую оболочку, создать отдельное тело - и пытаться социализировать и воспитывать получившееся псевдоразумное существо. Оно не будет обладать человеческим интеллектом, но сможет как-то жить - на уровне неизлечимого психиатрического больного.
- Сделать попытку разделить Монстра на личности. Это технически возможно; есть даже вероятность, что несколько личностей удастся спасти, однако остальные будут необратимо повреждены.
Тайри не чувствовали себя в силах принять решение - слишком тяжелое, потому что оно было связано с неизбежным уничтожением части неизлечимо больных личностей, отказом от их восстановления... В любом случае.
Глобальная сеть снова зашумела. Тайри высказывались. Линна жадно ловила их мнения - сама она колебалась между вторым и третьим вариантом.
Уничтожение Монстра было сразу отметено как невозможное. Даже одри уничтожались сознательно лишь потому, что иначе вред, наносимый другим живым существам, был вообще неисчислим. Монстр - всего лишь больное, замученное создание; уничтожить его - бессмысленная жестокость.
Нашлось много сторонников и у создания отдельного существа. Как знать - может быть, оно даже будет обладать своеобразным разумом.
"Но на что вы обрекаете - неизбежно - те личности, которые входили в состав Монстра?" - возражали другие тайри.
"Они потеряли индивидуальность, их уже нет".
"Как знать, может быть, их индивидуальность можно восстановить!"
"Она в любом случае будет лишена разума".
Линна молчала. Ее все еще удивляло то, что тайри казалось бесспорным: они рассматривали личность умственно неполноценного, психического больного действительно наравне с обычной человеческой личностью.
Линна вспоминала объяснения Кьены - по поводу животных. "Мы не делаем такой уж разницы меж людьми и животными - так ли она велика? Мы знаем большое количество форм разума, совершенно нам непонятных, далеких, которых никто из земных людей не счел бы вообще разумными. На этом фоне - почему надо считать животных чем-то принципиально иным, чем люди? А людей - чем-то иным, чем тайри".
Тайри ко всему живому - и к людям, и к животным, и даже просто к миру, к каждому камешку - испытывает кельтар, чувство нежной материнской или отцовской любви.
Союз высказался за искусственное разделение личностей Супермозга и попытку полного восстановления каждой из них. Даже если очевидно, что восстановить удастся лишь ходячие оболочки.
Глобальная сеть еще некоторое время сияла, мерцала, посылала друг другу эмоции любви, счастья, сочувствия - но потом стала гаснуть, меркнуть, и Линна вновь вернулась к привычной жизни, на Виэрел. Ощущение Союза осталось, как и раньше, смутным - лишь в одном потоке сознания вспыхивали особенно яркие искры чьих-то далеких эмоций, переживаний событий. Линна увидела Кьену, которая нежно обняла ее. И вспомнила об Алейн.
"Когда ей предложили любую помощь, выполнить любую ее просьбу, она единственное что сделала - захотела позаботиться обо мне".
"Это так, - ответила Кьена, - но ведь это так нормально, так естественно для тайри. Разве у тебя было бы не так?"
"Пожалуй, так", - согласилась Линна.
Они сидели за столиком открытого кафе, за спиной Линны взлетал к небу нереально красивый старый город, Каттолика, и древняя крепость на холме. Но Линна села так, чтобы видеть море.
Ей казалось, что такой синевы на Земле не бывает. Но много ли она знала о Земле? Адриатика плескалась будто у самых ног, васильковой равниной стелилась до горизонта и там, в лиловом мареве, переходила в ослепительную голубизну неба. Белая бухта слева, и белые камни под ногами. Черный кэриен, задумчиво лежащий у ног Алейн.
- Мне кажется, нигде нет такой синевы как здесь, на Адриатике, - вслух произнесла тайри.
Линна потянула коктейль через соломинку. Обернувшись, взглянула на крепость Градару, только что они с Алейн облазили ее, обошли весь старый средневековый город.
"Я столько лет жила на Земле, и действительно - как мало видела! Мне кажется, мне уже не надо и Космоса, и других планет".
"На других планетах все иначе. Тоже чудесно, но иначе. Творец нигде не повторяется, да и люди тоже. А это наша Земля, наша с тобой земля, я хочу, чтобы ты не забыла ее. И чтобы тебе помнилась не одна только серость и боль человеческой жизни".
"Наверное, надо сказать, что у меня была счастливая жизнь. Но я чувствую твою правоту".
"Ты была счастливее меня, Линна. Но человеческая жизнь - любая - это боль. Ты достигаешь чего-то - но только преодолением. Ты видишь, как жизнь тайри отличается от той, человеческой".
"Но так несправедливо, что только нам это дано. Мы ничем это не заслужили".
"Все же чем-то заслужили, Линна".
"Но есть много других достойных - однако они родились без защитной сети".
"Мир несправедлив. Или кажется таким - мы ведь так и не знаем, что там, за порогом смерти. Но мы сделаем все возможное, чтобы сделать его другим". Алейн перевела взгляд на спектрально-чистые синие волны и транслировала Линне свое желание поплавать.
"Идем!" - Линна немедленно вскочила. Кэриен лениво поднялся и недовольно проворчал что-то под нос. Тайри стали спускаться к морю по белой, выжженной солнцем лестнице.
Они дышали разреженным воздухом Гималаев, глядя на угловатые перепады света и тени в глубочайших пропастях, и эти пропасти казались прекраснее и притягательнее треугольных вершин, снежными лопастями вонзившихся в светлое небо.
Потом плясали на кромке атолла у лагуны, которая казалась неестественно-голубой, ели кокос и валялись под пальмами на песке.
Ночью они бродили по Парижу, пили вино в подвальчике Монмартра, а утром отправились в Лувр. Непонятно, какую притягательную силу имеют для нас оригиналы, но Линне хотелось увидеть улыбку Джоконды живьем, и так унести ее с собой, к звездам.
Не дожидаясь культурной немецкой очереди они сразу телепортировали к подножию замка Нойшванштайн, красивейшего замка мира, и пристроившись к экскурсии, вошли в святая святых, в волшебные чертоги замка Лебедя.
А потом Линна захотела в Антарктиду, и они осторожно смотрели из-за ледяной скалы на стаю пингвинов. Алейн научила Линну искусственно затемнять зрение - иначе можно было ослепнуть от белого сверкания льдов, а мороз тайри не страшен и вовсе, но долго они там не пробыли, потому что Сат мерз и недовольно ворчал, что он не северная ездовая лайка, а культурный, между прочим, королевский пудель.
Они отогревались в Африке, в заповеднике Селус в Танзании. Отсюда Линна не могла вылезти - слоны, купающиеся гиппопотамы, меланхолично жующие жирафы, прайд львов, к которому кэриен отказался идти наотрез, а тайри подошли, и даже погладили львят, играющих у их ног, под благосклонным взглядом гривастого отца семейства.
