(Захлопывая поспешно сумочку) Ой, простите ради бога. Это я не вам!
Он. Ничего-ничего. (Глядит на сверток с шубой на своей полке, хочет переложить на верхнюю полку)
Она (торопливо). Я сейчас сама уберу.
Он. Что вы! Женщина ничего не должна делать сама в присутствии мужчины. (Поднимает сверток.) Не бьется?
Она. Да чего уж – все разбили. (Засмеялась.) Нет, это мой театральный костюм.
Он элегантно забрасывает сверток на полку, а она в это время быстро прячет сумочку с деньгами под подушку.
Он. Позволите сесть?
Она. А чего вы спрашиваете? Это ведь ваша полка.
Он. Просто положено спрашивать, когда мужчина хочет сесть в присутствии женщины… Я позволю задать нескромный вопрос: кого вы собираетесь представлять в этом костюме?
Она. Деда Мороза.
Он. Вы не сочтете меня чересчур навязчивым, коли я еще задам вопрос: где вы снимаетесь? Я простой смертный, и мне, естественно, очень интересно.
Она (счастливо). Я вас не понимаю.
Он. И я тоже не понимаю: неужели вам не могли дать отдельное купе? Такая актриса известная…
Она (даже задохнулась от восторга). Так вы подумали?.. Нет, вы это серьезно?!
Он (улыбаясь). Что вы! Вы всего лишь на нее похожи – ведь так?
Она. Да, я на нее немного похожа – так говорят.
Он. И голос похож, и лицо, и прическа, да? (Мягко) Я вас понимаю, как вы устали от всех этих автографов, все время на вас глазеют, будто в зоопарке… как вам хочется оградить свое право на обычную жизнь.
Она. Значит, вы серьезно?! (Даже задохнулась совсем счастливо.) Послушайте, вы не сумасшедший?
Он. Учтите: все сумасшедшие – всегда сумасшедшие в свою пользу. У нас на Украине так говорят: «Нема сумасшедших, которые свои стекла бьют, – все чужие».
Она (потерявшись от счастья). Очки наденьте!.. Я – не она, правда!
Он. А что такое правда? Строка Горация: «Быстро стареют в страданьях для смерти рожденные люди». Впрочем, мы с вами сейчас выясним эту самую правду – хотите?
Она. Я не поняла.
Он. Это простого проще: сейчас я задам вам несколько вопросов. И вы на них ответите – за нее в воображении… Ведь вы не она?
Она. Не она я, не она!
Он. И за себя в реальности. Идет?
Она. Послушайте, какой же вы веселый человек! Просто прелесть. Я сейчас была в таком подавленном настроении, жить не хотелось. А вы меня так развеселили.
Он. Вопрос первый. Как по-вашему: вы… то есть она – счастливы?
Она. Знаете, я хожу в кино на все ее фильмы, и мне что нравится? Она играет веселые фильмы, а сразу видно, что человек она – грустный.
Он. Значит, она – нет. Про вас я не спрашиваю. Итак, вы обе – нет.
Она. А почему вы про меня не спрашиваете? Это так заметно?
Он. Вы хотите возразить или перейдем к следующему вопросу?
Она (вздохнув). Перейдем.
Он. Вопрос второй. Вы замужем?
Она. Ну как бы это сказать: меня, одним словом, бросили… (Спохватившись.) Нет, это я его бросила… (Вздохнув.) Нет, пожалуй, он – меня… (Темпераментно.) Просто мне обидно, что меня бросил человек, который вообще-то был не в моем вкусе. (Вздохнув) Нет, он был в моем вкусе… (Нежно) Такой плохонький-плохонький.
Он. Значит, вы – не замужем? А она?
Она (таинственно). Я слыхала, сейчас… тоже – нет!
Он. Что ни ответ – совпадение. Что нам делать с этой правдой?
Она. Ну я не знаю! Ну я не она!.. (Счастливо) Ну честное слово…
Он. Ну конечно, конечно… Мы просто с вами дурачимся… Говорят, вы… то есть, простите, она… едет на кинофестиваль в Канны?
Она. Вот!.. Это – она! А я еду к подшефным – Дедом Морозом!
Он. Ну мы с вами играем, не так ли… Так что давайте вообразим, что вы, то есть она, приехали вместо подшефных на этот самый Каннский фестиваль. Вообразили?
Она. Вообразила.
Он. И в вас там безумно влюбился какой-нибудь знаменитый Сорди, допустим… Нет, Сорди – это комик. Бельмондо – вот кто в вас влюбился.
Она. Может, Сорди лучше? Бельмондо в меня не влюбится… А Сорди – он такой смешной, симпатичный, как малыш Карлсон.
Он. Бельмондо! И никаких гвоздей.
Она. Какой же вы весельчак – ну просто прелесть.
Он. И Бельмондо говорит: «Прошу вашу руку и сердце…» И что же вы… то есть, конечно, она… ему ответите?
Она. Я отвечу так: «Знаете, Бельмондо, это как-то даже неудобно, мы совсем не знаем друг дружку. А во-вторых, и это главное, вы, простите, мне не нравитесь… Вы, конечно, как говорится, «мужчина знойный», но немного, простите, нахальный… А я скромных люблю…»
Он. Как?! Бельмондо вам не нравится?!
Она вздыхает.
А кто же тогда вам нравится?
Она (снова вздохнув). Апокин.
Он. Кто?!
Она. Нутам был один тип, вы не знаете.
Он. Но Бельмондо не уступает! «Послушайте, говорит, я вас люблю безумно! Я не привык к отказам. Я возьму вас приступом, как мушкетер! У меня шикарный дом в этих самых Каннах! С бассейном! Как говорится в сказках Андерсена: «Мы будем жить в нем долго-долго и умрем в один день».
Она (проникновенно). Я на это отвечу: «Бельмондо, поймите. Я вон Апокину это же говорила: если мне человек не нравится – ничего у меня не получится. Я или зачахну, или, хуже, напьюсь с горя и утону в вашем бассейне».
Он. «Ну что ж, не судьба», – отвечает Бельмондо. Тогда разрешите попросить автограф… на память о нашей встрече. (Протягиваетлистоки авторучку) Я буду показывать его на работе.
Она величественно подписывает.
Ах, какая царственность, какая женская томность.
Она. Да ну вас! Надоело! Глупость какая – то! (Раздраженно) Не она – я! (Почти кричит) Понятно?
Он. Ну, конечно, вы – не она. Что я – идиот, что ли? Вам просто нравится походить на нее! Вы чуть с ума не сошли от счастья, да?
Долгое молчание.
Она. Зачем вы это сделали?
Он. Чтобы вы поняли, как это просто – стать повелительницей, то есть женщиной. Я вошел в купе – вы сидели несчастная, жалкая… Все ваши движения были поспешны, суетливы… Если бы вы видели, как испуганно спрятали вы сумочку… Будь я вором, я сразу бы сообразил – там у вас деньги, и немалые. (Лукаво засмеялся.)
Она неловко, принужденно подхватила его смех.
Но вот я начал игру – и как скоро вы преобразились. Вы стали королевой! О, если бы вы видели царственную величавость, с которой вы подписали смятую бумажку… И это чудо сотворил не я. Нет! Мое восхищение вами. (Проникновенно.) Запомните: женщина всегда держит перед собой зеркало – это глаза мужчины. Если в этих глазах: как ты красива, как ты умна – она тотчас становится красивой и умной… А теперь рассказывайте мне все-все. (Добро, отечески.) Все-все-все.
Она. Какой вы положительный человек. Мне действительно хочется вам все рассказать. Глаза у вас – отзывчивые. Сегодня ровно пять лет, как я познакомилась с этим типом… ну, с Апокиным. Я тогда тоже в новогодней бригаде участвовала – только Снегурочкой. А Дедом Морозом у нас был Локотко, грузчик. А Апокин был Дедом Морозом в первой бригаде, а Снегурочкой у него Гуслицер была, из кадров. Ну, наш Дед Мороз – Локотко сразу глаза налил, и Апокин пришел к нему помогать бороду снимать. Так он мне сразу понравился. Скромный. И спрашивает меня застенчиво: «Как тебя зовут?» А я отвечаю: «Как мама назвала». А сама умираю хочу познакомиться, но женская гордость, сами понимаете… А его Снегурочка – Гуслицер, вижу, суетится: волосы ему поправляет, то да сё. А когда мне человек нравится, я ревнивая по-страшному, – ну просто войной иду! И говорю я Апокину сама: «Я сейчас шубу Снегуркину пойду сдавать в костюмерную, подождите меня – и вместе обратно поедем…» Ну Гуслицер просто померла от моей наглости. Но я свое везение знаю; если мне хочется, чтобы человек меня дождался, наверняка что-то произойдет – и не дождется… Теперь отгадайте, что я сделала, чтобы он дождался! Ну? Слабо?!