- Я сообщу маршалу Массена, что именно вы отвечаете за сохранность этого продовольствия, – напыщенно заявил Покьюлен.

Дюмеши наклонился к нему и сквозь зубы сказал:

- Сам маршал отдал мне приказ, малыш, и я его выполняю. В распоряжениях от вас я не нуждаюсь.

- Вам нужно больше людей, – Покьюлена беспокоило то, что драгуны едва сдерживали рвущиеся к складу с двух концов улицы толпы голодных солдат. – И почему они лезут сюда?! – спросил он раздражённым тоном.

- Потому, что прошёл слух, что здесь можно разжиться едой, а они голодны, – ответил Дюмеши. – Но ради Христа, хватит меня злить! У меня достаточно людей для выполнения приказа. Вы делаете свою работу, Покьюлен, и прекращаете давать советы, как мне выполнять свои обязанности.

Покьюлен, посчитал, что он исполнил свой долг, подчеркнув Дюмеши, насколько важно охранять этот склад, и направился к полковнику Баррето, который вместе с майором Феррейра и нервничающим Феррагусом ждали его у ворот склада.

- Это великолепно! – заявил Покьюлен, обращаясь к полковнику. – Здесь даже больше, чем вы обещали!

Баррето перевёл фразу Феррагусу, который, в свою очередь, задал вопрос.

- Мсье желает знать, когда ему заплатят, – Баррето, не скрывая сарказма, передал вопрос Покьюлену.

- Немедленно, – сказал Покьюлен,

Хотя выдать деньги было не в его власти, он был уверен: Массена, узнав, что у армии теперь достаточно продовольствия, чтобы идти на Лиссабон, разумеется, заплатит. Больше нечего было и желать. Лиссабон – большой город. Даже британцы не в силах будут уничтожить в нем все запасы, так что в Лиссабоне можно будет найти всё необходимое. А теперь армии Императора дали то, что позволит достигнуть желаемой цели.

Драгуны разомкнули шеренгу оцепления, позволив Покьюлену и его компаньонам выйти из переулка, а потом сомкнули ряды. Толпа оголодавших солдат, прознавших о складе, кричала, что пора начать раздавать еду, но полковник Дюмеши был готов убить любого, кто попытается это сделать. Он возвышался на своей лошади, суровый, неподвижный, с обнажённой саблей в руке, настоящий солдат, готовый исполнить полученный приказ. Это означало, что продовольствие в надёжных руках, и армия Императора спасена.

Шарп и Харпер вернулись к Висенте и Саре. Висенте сидел, скорчившись от боли, а Сара в чёрном платье, запятнанном свежей, влажной и блестящей кровью, была очень бледна.

- Что такое? – спросил Шарп.

В ответ она показала окровавленное лезвие ножа и тихо пояснила:

- Я смогла вынуть пулю.

- Хорошая работа.

- И много волокон ткани, – более уверенно продолжала она.

- Еще лучше, – подбодрил её Шарп.

Висенте откинулся на черепичную крышу. Он был обнажён по пояс, на плече красовалась неумело сделанная повязка, медленно пропитывавшаяся кровью.

- Больно, да? – спросил Шарп.

- Больно, – сквозь зубы ответил Висенте.

- Ему было трудно, но он не закричал, – заметила Сара.

- Потому, что он солдат, – сказал Шарп и обратился к Висенте. – Можете двигать рукой?

- Думаю, да.

- Ну-ка, попробуйте.

Висенте не сразу понял, что от него хотят, но потом, содрогнувшись от боли, сумел приподнять левую руку. Значит, сустав плеча цел.

- Если мы сможем держать рану чистой, вы будете в полном порядке, – заявил Шарп и поглядел на Харпера. – Может, посадить личинок?

- Не сейчас, сэр, – авторитетно сказал Харпер. – Это если рана загниёт.

- Личинки? – слабым голосом поинтересовался Висенте. – Какие личинки?

- Нет ничего лучше, сэр, для того, чтобы вылечить гниющую рану, – с энтузиазмом принялся объяснять Харпер. – Если посадить этих маленьких дьяволов в такую рану, они очистят её, оставив здоровую плоть, и вы будете, как новенький, – он погладил свой ранец. – Я всегда ношу с собой полдюжины. Это гораздо лучше, чем попасть к хирургу, потому что эти ублюдки – хирурги только и ждут, чтобы отрезать вам что-нибудь.

- Ненавижу хирургов, – добавил Шарп.

- Он ненавидел адвокатов, – сказал Висенте Саре, – теперь он ненавидит хирургов. Кто же ему нравится?

- Женщины, – усмехнулся Шарп. – Кто мне действительно нравится – так это женщины.

Он смотрел на расстилавшийся перед ним город, по слышащимся отовсюду крикам и выстрелам понимая, что дисциплина в рядах французской армии рухнула. Коимбра была охвачена хаосом, ненавистью и пламенем. Три столба дыма уже поднимались над узкими улочками, пачкая ясное утреннее небо, а скоро дыма станет ещё больше.

- Они поджигают дома, – сказал Шарп. – И у нас есть, чем заняться.

Он наклонился и собрал с черепицы экскременты голубей, которые выглядели посвежее, то есть были более липкими, и засунул понемногу в стволы залпового ружья, чтобы удержать в них пули, если направить стволы вниз.

- Пошуруйте шомполом, Пат, – приказал он и обратился к Висенте. – Здесь во многих домах устроены квартиры для студентов?

- Да, во многих.

- Как здесь? На чердаках?

- Это очень распространённое явление, – пояснил Висенте. – Такие квартиры называют «республиками». Некоторые охватывают здание целиком, некоторые – отдельные помещения. У «республик» есть своё правительство, каждый, кто в ней состоит, имеет право голосовать, и когда я…

- Хорошо, Джордж, вы расскажете мне это позже, – прервал его Шарп. – Будем надеяться, что напротив склада есть эта ваша «республика», – надо было посмотреть повнимательнее, когда он был там с Харпером, но тогда такая мысль не пришла в голову. – И ещё нам нужна форма.

- Форма? – удивился Висенте.

- Мундиры лягушатников, Джордж. Устроим карнавал. Как вы себя чувствуете?

- Немного ослаб.

- Отдохните немного, а я с Патом раздобуду какую-нибудь одежду.

Шарп и Харпер по водосточному жёлобу пробрались по крыше и через окно залезли на чердак. В помещении было пусто.

- Рёбра чертовски ноют, – пожаловался Шарп, выпрямляясь.

- Вы перебинтовали их? – спросил Харпер. – Если не забинтуете, никогда не поправитесь.

- Не хотел встречаться с Ангелом смерти, – проворчал Шарп.

Так звали за глаза полкового доктора, шотландца, лечение у которого было верным способом отправиться на тот свет.

- Как только у нас будет свободная минутка, я туго-натуго перебинтую ваши рёбра, – пообещал Харпер.

Он встал в дверном проёме и прислушался, не раздаются ли внизу голоса. Шарп последовал за ним, и они медленно, осторожно, чтобы не наделать лишнего шума, начали спускаться.

Этажом ниже раздался женский крик, потом прервался, словно захлебнувшись, а потом женщина закричала снова. Харпер уже стоял на лестничной площадке и открывал дверь, из-за которой доносился крик.

- Никакой крови, – шёпотом напомнил Шарп, потому что мундир, перепачканный кровью, выглядел бы подозрительно.

На первом этаже слышалась французская речь, но, кажется, женщиной лягушатники не интересовались.

- Работаем быстро и безжалостно, как вам нравится, – прошептал Шарп, проходя вперёд.

В комнате было трое французов: двое прижимали к полу девушку, а третий, крупный мужчина, скинув мундир и спустив штаны, стоял на коленях. Вложив в удар всю свою злость, Шарп врезал ему прикладом в основание черепа, и француз ткнулся головой в обнажённый живот женщины. Посчитав, что один из противников выведен из строя, Шарп, крутанув винтовку, нанёс удар тому, что слева, в челюсть. Послышался треск ломающихся костей, и челюсть явственно скривилась. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Харпер разделался с третьим, и добил «своего» ударом окованного медью приклада по голове, проломив ему череп. В этот момент первый его противник, опомнившись, вцепился Шарпу в ноги и свалил на пол. Харпер приложил упрямца на прощание тяжёлым прикладом своей семистволки по затылку, и тот со стоном рухнул.

Обнажённая девушка, вытаращив глаза от ужаса, уже было открыла рот, чтобы завизжать, но Харпер приложил палец к её губам и протянул ей подобранную с пола одежду. Она задержала дыхание, пристально глядя на него.