Бернард Корнуэлл
Приключения Ричарда Шарпа
Враг Шарпа
(Ричард Шарп и оборона Португалии, Рождество 1812)
Перевод: J.Андрей Манухин
...эта система еще на младенческой стадии развития... за короткое время проделана большая работа, и есть весомые основания верить, что для оперативных целей точность ракеты может быть доведена до тех же пределов, что и точность других артиллерийских снарядов.
Полковник Уильям Конгрив, 1814
Моей дочери, с любовью
Пролог
8 декабря 1812 года английские солдаты вошли в Адрадос.
Война не затронула селение. Оно располагалось в той части Испании, что находится лишь чуть восточнее португальской границы. Но хотя до границы было рукой подать, на единственной его улице редко появлялись солдаты.
Как-то, три года назад, явились французы, но они бежали от английского лорда Веллингтона, и бежали так быстро, что вряд ли пожелали бы остановиться ради мелких грабежей.
Затем, в мае 1812 года, появились испанцы, гордо называвшиеся «адрадосским гарнизоном», но селяне в них не верили: всего полсотни солдат да четыре пушки. Как только пушки разместили в старом замке и на дозорной башне за околицей, солдаты, казалось, посчитали, что их война окончена: они напивались в местном трактире, приставали к женщинам у ручья, плоские камни которого сильно облегчали стирку; двое артиллеристов с наступлением лета даже женились на деревенских девчонках. Из-за бюрократической путаницы, царившей в испанской армии, «гарнизону» был направлен караван с порохом, предназначенным для Сьюдад-Родриго[1], и солдаты хвастали, что у них больше пороха и меньше пушек, чем у любого артиллерийского подразделения в Европе. В дни свадеб устраивались грандиозные фейерверки: крестьянам нравились яркие вспышки и гулкое эхо, отражавшееся в долине. К августу несколько испанцев дезертировали, устав охранять долину, куда не заглядывал ни один солдат, и желая поскорее вернуться к своим домам и своим женам.
Но вот появились англичане. И в какой день!
Селение Адрадос была местом малозначительным: как говорил священник, овцы да терновник. А значит, продолжал он, селение наше – святое место, ибо жизнь Христа началась с появления пастухов и овец, а закончилась терновым венцом. Впрочем, крестьяне и так понимали, что Адрадос – святое место, поскольку сюда стоило ехать лишь ради праздника 8 декабря.
Много лет назад – никто, даже священник, не знал, сколько точно, но случилось это, когда испанские христиане сражались с маврами, – Адрадос посетила Божья Матерь. Эту историю знали все. Христианские рыцари под жестоким натиском врагов отступали через долину, их предводитель остановился помолиться возле гранитного валуна, отмечавшего начало тропы на запад, в Португалию. Тут все и произошло. Она явилась! Она возникла прямо на валуне: лицо – белее снега, глаза – как горные озера. Она поведала рыцарю, что яростно наступающие мусульмане скоро остановятся для молитвы и обратят лица свои на восток, к нечестивому своему дому. Если рыцарь развернет потрепанные войска, если засверкают в их усталых руках клинки, славой покроют они и себя, и крест Господень.
Две тысячи мусульманских голов слетели с плеч в тот день – а то и больше, точно никто не знает: число это росло с каждым новым рассказчиком. Теперь эти головы, высеченные в мраморе, украшали арку монастыря, построенного на месте, где явилась Дева. А в алтаре часовни показывали небольшую гранитную плиту – место, которого коснулись Ее ступни.
Каждый год 8 декабря, в день свершения чуда, в Адрадос приезжали женщины: это был женский день, не мужской. Мужчины, пронеся вокруг деревни статую Богоматери, звенящую драгоценностями под позолоченным балдахином, соберутся в трактире.
Монахини оставили монастырь две сотни лет назад, ушли на богатую равнину: бедная горная деревушка, конечно, не могла сравниться с городами, в которых Матерь Божья оставила более значительный след. Здания, однако, сохранились неплохо: часовня стала деревенской церковью, верхний клуатр[2] превратился в торговые ряды. А раз в год и весь монастырь вновь становился местом, где явилось чудо.
Женщины вползали в часовню на коленях, неловко двигаясь по истертым плитам, перебирали четки и тихонько бормотали отчаянные свои молитвы, пока не добирались до алтарных ступеней. Священник произносил возвышенные латинские слова. Женщины целовали блестящий гранит, в котором темнела трещина: легенда гласила, что если поцеловать это место, дотянувшись языком до дна, ребенок будет мальчиком. Они плакали, целуя камень – не от горя, а в каком-то экстазе: есть вещи, которые не получаются без Божьей помощи.
Кто-то молился об избавлении от хвори: они приходили со своими опухолями и уродствами, приносили детей-калек. Другие молились о даровании ребенка, и год спустя возвращались, вознося хвалы Божьей Матери, подарившей им часть своей благодати. Они молились Деве, родившей ребенка. Они знали, как не может знать ни один мужчина, что дети приходят к женщинам в муках, но все так же продолжали молиться, желая снова стать матерями, а языки их все так же касались дна трещины в камне. Они молились в сиянии свечей, зажженных в этот день в монастырской часовне в Адрадосе, а священник складывал их приношения за алтарем: еще один год подошел к концу, время собирать урожай.
8 декабря 1812 года. Появились англичане.
Они не были первыми: женщины начали прибывать в деревню еще до рассвета, некоторые прошли по двадцать и более миль – кто-то из Португалии, но большинство из таких же затерянных в горах деревушек, как Адрадос. Потом появились два английских офицера, и с ними девушка. Офицеры, громко переговариваясь, помогли девушке спуститься с лошади у монастырских ворот и поскакали в трактир засвидетельствовать свое почтение коменданту-испанцу за кружечкой-другой терпкого местного вина. Настроение в трактире было приподнятым: мужчины знали, что многие женщины молятся о детях, – а значит, скоро придется помочь Божьей матери воплотить молитвы в жизнь.
Другие британские солдаты появились с востока, что было несколько странно: британских солдат на востоке не должно было быть. Впрочем, никто не встревожился: британцев в Адрадосе не видали, но селяне слышали, что эти нечестивцы почтительно относятся к истинной вере. Их генерал приказал проявлять уважение и снимать шляпы, когда священник несет Святые Дары к ложу умирающего, – и это правильно. Но эти английские солдаты не походили на испанский гарнизон: их красные мундиры были неопрятными и изодранными, а лица – грубыми и жестокими.
Около сотни их остались ждать у восточной околицы, рассевшись у придорожного корыта, из которого поили скот, и покуривая короткие глиняные трубки. Другая сотня, возглавляемая толстяком в расшитом золотом красном мундире, двинулась через селение. Испанский солдат, направлявшийся из замка к трактиру, отсалютовал полковнику и страшно удивился, когда английский офицер, иронично поклонившись в ответ, улыбнулся ему, показав практически беззубый рот.
Должно быть, испанец шепнул что-то двум британским офицерам в трактире, поскольку они выскочили на дорогу, даже не застегнув мундиров, но успев лишь увидеть последние шеренги направляющейся к монастырю колонны. Один из офицеров нахмурился:
– Вы, черт возьми, кто?
Солдат, к которому он обратился, ухмыльнулся:
– Смизерс, сэр.
Глаза капитана метнулись вслед уходящей колонне: