По словам одного из современников, друг Пушкина Соболевский был «недоволен приглаженными и припомаженными портретами поэта, какие тогда появлялись. Ему хотелось сохранить изображение поэта, как он есть, как он бывал чаще, и он просил Тропинина нарисовать ему Пушкина в домашнем его халате, растрепанного, с заветным мистическим перстнем на большом пальце одной руки – перстнем, которому тот придавал особенное значение. Кажись, дело шло также и об изображении какого-то ногтя на руке Пушкина, особенного отрощенного».

Но Соболевский сам рассказывал, что Пушкин заказал портрет сам и «поднес мне его в виде сюрприза с разными фарсами». Собираясь за границу, Соболевский заказал копию, с которой и уехал, а оригинал оставил у Киреевского, который жил у Елагиных у церкви Трех Святителей, что у Красных ворот. Вернувшись через несколько лет, Соболевский, по его словам, обнаружил, что «в великолепной рамке был уже не подлинный портрет, а скверная копия с оного, которую я и бросил в окно».

Судьба тропининского портрета на многие годы оставалась неизвестной, пока его случайно не нашли в лавке известного московского антиквара Гаврилы Волкова, и, что любопытно, на Волхонке, совсем рядом с тем местом, где он и был создан. Его увидел директор Московского архива МИДа князь М.А. Оболенский (которого, кстати говоря, в детстве писал Тропинин) и купил у антиквара. Он показал его Тропинину: «И тут-то я в первый раз увидел собственной моей кисти портрет Пушкина после пропажи, и увидел его не без сильного волнения в разных отношениях: он напомнил мне часы, которые я провел глаз на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мне мое молодое время, а между тем я чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валялся где-нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что не смею трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою, а если-де вам угодно, я его вычищу, и вычистил».

Теперь этот многострадальный портрет находится в Третьяковской галерее, приобретенный ею у наследника Оболенского в 1909 г.

В каком же именно доме был создан пушкинский портрет, где была мастерская художника, в которой позировал ему Пушкин?

В Московском историческом архиве сохранились сотни маклерских книг, в которых записывались различные сделки, заключаемые москвичами. В одной из таких книг, Пречистенской части за 1825 г., был найден договор от 10 сентября между купцом Александром Михайловичем Зимулиным и академиком Императорской Академии художеств Василием Андреевичем Тропининым о том, что он снимает «в каменном флигеле на большой улице верхний этаж в четыре комнаты и кухня, к ним галлерея со стеклами» за 600 рублей в год.

В то время Зимулин владел главным домом на углу Волхонки и Ленивки (№ 9) и небольшим каменным двухэтажным жилым строением (№ 11) по «большой улице», то есть по Волхонке, который и был нанят Тропининым. Он прожил в нем до 1831 г., и, следовательно, именно там и находилась его мастерская, и там был написан пушкинский портрет.

В конце 1831 или начале 1832 г. Тропинин переехал в дом № 3 по Ленивке. В его мастерской побывали чуть ли не все российские живописцы. Рассказывали, что дверь в мастерскую была изукрашена автографами его гостей, среди которых был и знаменитый Карл Брюллов, который в блеске славы первого художника России после картины «Последний день Помпеи» по приезде из Италии часто приходил сюда.

Самые подробные воспоминания о Тропинине оставил нам скульптор Н.А. Рамазанов, много раз бывавший здесь. По его словам, только «собственные произведения Василия Андреевича, повешенные без рам на стенах, составляли всю роскошь квартиры и вместе с мастерской, в которой постоянно господствовали простота, тишина и уважение к труду». У окна квартиры художника в 1844 г. был написан известный автопортрет с видом на кремлевские башни.

Василий Андреевич Тропинин. Автопортрет

Здесь он жил до кончины в 1855 г. своей горячо любимой жены (которая когда-то свободной вышла замуж за крепостного юношу и, таким образом, сама стала крепостной). Затем сын перевез его в маленький деревянный дом с большим садом на углу Большой Полянки и 2-го Спасоналивковского переулка и постарался создать ему уют – наполнил комнату любимыми цветами и канарейками. Но прожил Тропинин здесь совсем недолго: он не мог жить без друга и жены. Умер Тропинин 3 мая (15 мая по новому стилю) 1857 г. Похоронили его на Ваганьковском кладбище.

В 1830-х гг. весь участок – и по Волхонке (№ 9 и 11), и по Ленивке (№ 3) – перешел к жене важного чиновника, попечителя Московского учебного округа тайного советника А.А. Писарева. Его супруга задолжала некоему Х.Д. Спиридонову (он вымогал у нее подарки в обмен за отсрочки векселей) и была вынуждена продать и этот дом, и подмосковное имение Люблино. Следующая владелица, вдова подпоручика Ю.А. Воейкова, выстроила в 1879 г. по проекту архитектора М.И. Никифорова существующее ныне здание на углу Волхонки и Ленивки. Именно на этом здании, где Тропинин не мог жить, и находится мемориальная доска со словами «в этом доме жил Тропинин», да еще и с неправильными датами.

Герб Воейковых можно увидеть на углу дома и в середине стороны, обращенной к Волхонке. По описанию «Общего Гербовника дворянских родов Всероссийской Империи», щит разделен на четыре части, в двух помещены змеи, один против другого поставленные, и над главами их видна дворянская корона, а в двух других два оленя; на щите дворянские шлем и корона с тремя страусовыми перьями. Считается, что основатель рода Воейковых выехал «из Прусския земли» к князю Дмитрию Донскому в XIV в.

Одно окно третьего этажа дома № 3 по Ленивке выделяется своими размерами, и было бы заманчиво думать, что именно там и находилась мастерская Тропинина, но в его времена дом был двухэтажным (там мог быть обычный в те времена мезонин, но поместить там мастерскую было невозможно, ибо комнаты в мезонинах были маленькими и с низкими потолками). Третий этаж надстроили только в 1878 г. Однако сохранились воспоминания о том, что на Ленивке была мастерская художника Маковского и ее снимали в 1887 г. молодые художники Илья Остроухов, Николай Третьяков и Михаил Мамонтов и пригласили к себе Серова. Как писал он, «там мы пишем с натуры, там завтракаем, там же с учителем фехтования гимнастируем – одним словом, почти целый день проводим там».

Напротив, на другом углу Волхонки (№ 7), вместо магазина пробит проход для пешеходов на первом этаже дома, выстроенного в 1905 г. архитектором Н.Г. Лазаревым по заказу купца Кузьмы Лобачева. Этот участок, согласно плану 1782 г., был занят каменными палатами прокурора Т.И. Черкасова. Далее на Ленивке выходит за красную линию улицы, делая здесь узким тротуар, двухэтажное здание (№ 4) со скромным пилястровым портиком и междуэтажной тягой. Это старинные палаты, они находились в усадьбе, план которой сняли в 1764 г. Однако очень вероятно, что они значительно старше. Нынешний фасад палаты получили в 1845 г., когда с левой стороны сделали пристройку. В 1880-х гг. весь участок принадлежал текстильному фабриканту Герасиму Хлудову, владельцу дома в Театральном проезде, где были построены роскошные бани. Здесь же, в центре двора бывшей дворянской усадьбы, установили водокачку, доставлявшую воду из Москвы-реки по специальному водоводу к «Китайским баням», как тогда назывались нынешние Центральные бани.

На этом же участке, но уже по Лебяжьему переулку в 1903 г. построили доходный жилой дом (№ 8) по проекту А.М. Калмыкова.

как писал о нем поэт А. Межиров. После постройки нового Большого Каменного моста переулок стал еще короче, чем был когда-то, и превратился в тихий – там мало пешеходов и автомобилей – внутриквартальный проезд, упирающийся в перила моста и довольно-таки неопрятную автомобильную стоянку, окруженную слепыми брандмауэрами соседних домов.