не может он стонать,
быть слабым непристойно.
Приходится играть,
Что он — мужчина-воин.
Он сильный и большой,
А хочется отдаться
Под ласковой рукой
Рычать, стонать, метаться.
М-да, героя этого стихотворения впору пожалеть. Или великий и ужасный Кардагол писал о себе? Вот уж вряд ли. Отдаться ему хочется… Юморист.
Я уже отчаялся определить в этих строках хоть какой-то смысл. Одна надежда на Аргвара — возможно, он понимает, о чем идет речь. Впрочем, не исключаю и проявления особого извращенного чувства юмора у сочинителя опуса.
Забыть о всех делах,
Долгах и прочей мути.
Вот это здорово. Это я по себе понимаю. Забыть обо всем — редкая роскошь. Хорошо мне, хорошо. Почему Кот считает, что это место — неправильное?
Пожалуй, на сегодня хватит. Пора спать.
Кот устраивается в ногах, и я в сон проваливаюсь моментально. И снится мне блистательная айлиде. Только не такая, какой я увидел ее в серале. Она сейчас кажется совсем юной и беззащитной. Улыбается, что-то напевает. А потом подходит ко мне вплотную, кладет руки мне на плечи, а я отчего-то пошевелиться не могу. И тут она шепчет: "берегись, Ларрен, судьбу сломаешь, берегись, кровь у твоих ног". А дальше я уже не помню, что было.
Просыпаюсь в дурном настроении. Какая кровь? Почему у ног? По колено в крови, что ли? Так это не обо мне. Сроду особой кровожадностью не отличался. Людей убивать приходилось, конечно. А также прочих разумных. Но только по необходимости. И, конечно же, удовольствия это не доставило. Ни разу. Судьбу сломаешь… Наверное, у нас с Элиникой разные представления о судьбе. На мой-то взгляд, моя и так переломана, да все никак зажить не может.
Чушь. И вообще, почему я так серьезно отнесся к этому сну? Пифий в роду у меня не было, да и каннабис на меня не действует. Вот серьезно, никакого эффекта. Ни веселья, ни пророчеств.
Завтракаю вчерашней рыбой. Меня от нее уже тошнит. Сажусь за стол, открываю книгу.
Пускай в чужих руках,
Что не меняет сути.
Когда бы пред женой
Мог быть самим собою
Смирился бы с судьбой
Других не беспокоил
Желанием своим
Расслабиться, открыться.
Он был женой любим,
И так, как многим снится.
Но все же про покой
Пока он лишь мечтает.
А потому он с той,
Кого и сам не знает.
И это все? Смотрю на текст и ничего не понимаю. А в чем фокус? Что я должен сделать? Прочитать это стихотворение над артефактом?
Тщательно изучаю листок с шифром. Нет, других знаков на нем не наблюдается. Так что, я закончил свою работу?
Аргвар не заставляет себя долго ждать.
Сижу на берегу, камушки в воду бросаю. Кот рядом мурлычет.
— Ну что, закончил?
— Закончил, — отвечаю, не поворачивая голову в сторону морского божества.
— Что нужно делать?
— Не знаю.
— Ларик, — неожиданно взрывается он, — ты что-то обнаглел! Встань, когда с тобой разговаривают!
— Зачем?
Смотрю на него снизу вверх, и мне не страшно. Ну, бог, ну могущественный. Ну, убьет он меня. Так в третий раз уже. Я привык. А то, что он меня домогается, так это игры все, не имеющие под собой ничего, кроме желания вывести меня из равновесия. Ему не стоило давать мне эти дни покоя — я изменился.
Аргвар, уловив, видимо, мое настроение, вздыхает и присаживается рядом.
— Что там написано?
— Стишок. Про какого-то господина, который хочет, но не может.
— И все?
— И все. Ты выходы с острова закрыл?
— Я. Кто еще мог?
Пожимаю плечами. Действительно, кто? Сидим, на море любуемся. Оно сегодня спокойное и безжизненное какое-то.
— Ну что же, — вздыхает Аргвар, — пойдем, покажешь, что получилось.
Минут через десять он уже изучает плоды моих трудов.
— М-да… — произносит задумчиво. — Кардагол — затейник…
— Вы с ним знакомы?
— Заочно. А тебе-то, какое дело?
— Никакого. Что теперь?
— А теперь я тебя с твоей живностью перекину в Зулкибар. Артефакт, насколько я помню, в комнатах Лина?
— Должен быть там.
— Вот там и поэкспериментируешь со своим шифром. Учти, Ларрен, наш договор до сих пор в силе. Ты получишь обещанное, только если артефакт заработает. Понял меня?
— Да.
Только вот хочу ли я это обещанное? Нет, хочу, конечно. Я же пятнадцать лет к этому шел. Обидно было бы все бросить тогда, когда цель почти достигнута. Да и Аргвар не позволит.
— Не нравится мне твое настроение, мальчик! — вдруг раздраженно восклицает он. — Ты не забыл, надеюсь, с кем ты работаешь?
— Нет.
— Вот и отлично. Я к дворцовым воротам тебя перекину.
И моргнуть не успеваю, как оказываюсь в Зулкибаре. Ну что же, я на финишной прямой.
Лин
— Ну что, зайчики, заждались?
Кардагол объявился на второй день под вечер, поприветствовал нас все тем же веселым безумным рыком и швырнул на кровать нечто завернутое в ковер, пояснив:
— Классика жанра. Шактистанских потаскух частенько в ковер заворачивают, прежде чем умыкнуть.
Ковер яростно замычал и дернулся. Шеоннель неодобрительно повел ухом, уловив от него (точнее от того, что в него завернуто) какие-то эмоции. А Кардагол эффектным жестом распаковал сверток и галантно осведомился:
— Эрраде, не желаешь лично провести допрос этой красавицы?
— Ты бы еще в реверансе передо мной присел, и я бы умер от счастья, — пробурчал я, разглядывая содержимое коврового свертка. Красивая, слегка потрепанная дама, без определенных возрастных признаков. Она невозмутимо села и принялась поправлять одежды и сбившуюся прическу, не обращая на нас никакого внимания. Этакая демонстрация королевского спокойствия.
— Это и есть мать султана? — на всякий случай уточнил я. Глупо, конечно. Понятно, что это она. Не девочку же облегченного поведения Кардагол приволок? Все-таки не тот момент, чтобы предаться радостям группового секса, да еще в таком составе.
— Айлидэ Элиника, к нашим услугам, — представил ее Кардагол и с ухмылкой добавил, — надеюсь.
— Не надейся, — холодно отозвалась айлидэ, закончив приводить в порядок прическу. — Я не к вашим услугам.
— А я наивный кирвалионский мальчик и полон надежд, — парировал Кардагол.
Если бы он при этом еще придурковатую мордаху состряпал, в стиле моей матери, то я бы вообще не сходя с места, помер от смеха. Но вот только вряд ли подобное поведение Повелителя времени будет способствовать желанию айлидэ вести конструктивный диалог.
Я решил вмешаться. Ну, там пару комплиментов отвесить, фруктами даму угостить, поговорить по душам. Тем более что поухаживать за такой красавицей одно удовольствие. Да на нее даже просто смотреть — уже радость… хм… с чего бы вдруг? Приманка на ней что ли стоит? Я пару раз моргнул и даже головой потряс.
— Что гривой трясешь? — насмешливо осведомился Кардагол, — никогда пифий не видел, зайчик?
— Кого? — офигел я.
— Да пифия она, — профырчал Повелитель времени и обратился к айлидэ, — и как же тебя в гарем занесло? Вы же на Крионе все поголовно девы непорочные и все такое.
— А дочерей своих мы, по-твоему, в капусте находим? — сварливо огрызнулась Элиника, утратив царственный вид и тот неуловимый налет очарования, из-за которого мы с Шеоном так ею залюбовались.
— Нет, вам их аист приносит, — ехидно откликнулся Кардагол и уточнил, — в виде всяких иноземных алкашей. Что в лице изменилась, девочка? Или не в курсе, что твои сестры (или как вы там друг друга называете в своем бабьем царстве?) вот уже несколько лет нарадоваться не могут на своего иномирского гостя Семена, которого им Мерлин, этот алкаш старый, приволок?
— Что… что ты такое говоришь! — возмущенно воскликнула Элиника. — Как ты смеешь такую ересь произносить?
