Кроме того, Германия разделяет со своими соседями как общие демократические принципы, так и более широкое христианское наследие Европы. Она также стремится идентифицировать и даже возвысить себя в рамках административной единицы и общего дела, значительно большего, чем она сама, а именно Европы. В противоположность этому не существует сопоставимой «Азии». Действительно, островное прошлое Японии и даже ее нынешняя демократическая система имеют тенденцию отделять ее от остального региона, несмотря на возникновение демократий в некоторых азиатских странах в последние годы. Многие азиаты рассматривают Японию не только как национально эгоистичную, но и как чрезмерно подражающую Западу и не склонную присоединяться к ним в оспаривании мнения Запада относительно прав человека и важности индивидуализма. Таким образом, Япония воспринимается многими азиатами не как подлинно азиатская страна, даже несмотря на то, что Запад иногда интересуется, до какой степени Япония действительно стала западной.

В действительности, хотя Япония и находится в Азии, она не в достаточной степени азиатская страна. Такое положение значительно ограничивает ее геостратегическую свободу действий. Подлинно региональный выбор, выбор доминирующей в регионе Японии, которая затмевает Китай, — даже если базируется больше не на японском господстве, а скорее на возглавляемом Японией плодотворном региональном сотрудничестве — не кажется жизнеспособным по веским историческим, политическим и культурным причинам. Более того, Япония остается зависимой от американского военного покровительства и международных спонсоров. Отмена или даже постепенное выхолащивание американо-японского Договора о безопасности сделали бы Японию постоянно уязвимой перед крахом, который могли бы вызвать любые серьезные проявления региональных или глобальных беспорядков. Единственная альтернатива тогда: либо согласиться с региональным господством Китая, либо осуществить широкую — и не только дорогостоящую, но и очень опасную — программу военного перевооружения.

Понятно, что многие японцы находят нынешнее положение их страны — одновременно квазиглобальной державы и протектората в части безопасности — аномальным. Но важные и жизнеспособные альтернативы существующему устройству не являются очевидными. Если можно сказать, что национальная цель Китая, невзирая на неизбежное разнообразие мнений среди китайских стратегов по конкретным вопросам, достаточно ясна и региональное направление геостратегических амбиций Китая относительно предсказуемо, то геостратегическая концепция Японии кажется относительно туманной, а настроение японской общественности — гораздо более неопределенным.

Большинство японцев понимают, что стратегически важное и внезапное изменение курса может быть опасным. Может ли Япония стать региональной державой там, где она все еще является объектом неприязни и где Китай возникает как регионально доминирующая держава? Должна ли Япония просто молча согласиться с такой ролью Китая? Может ли Япония стать подлинно обширной глобальной державой (во всех проявлениях), не рискуя американской поддержкой и не вызывая еще большую враждебность в регионе? И останется ли Америка в Азии в любом случае, и если да, то как ее реакция на растущее влияние Китая скажется на приоритете, который до сих пор отдавался американо-японским связям? В течение большого периода холодной войны эти вопросы никогда не поднимались. Сегодня они стали стратегически важными и вызывают все более оживленные споры в Японии.

С 50-х годов японскую внешнюю политику направляли четыре основных принципа, провозглашенные послевоенным премьер-министром Сигеру Ёсидой. Доктрина Ёсиды провозглашает: 1) основной целью Японии должно быть экономическое развитие; 2) Япония должна быть легко вооружена и избегать участия в международных конфликтах; 3) Япония должна следовать за политическим руководством Соединенных Штатов и принимать военную защиту от Соединенных Штатов; 4) японская дипломатия должна быть неидеологизированной и уделять первоочередное внимание международному сотрудничеству. Однако, поскольку многие японцы чувствовали беспокойство из-за степени участия Японии в холодной войне, одновременно культивировался вымысел о полунейтралитете. Действительно, в 1981 году министр иностранных дел Масаеси Ито был вынужден уйти в отставку из-за того, что использовал термин «союз» («домей») для характеристики американо-японских отношений.

Все это теперь в прошлом. Япония была в стадии восстановления, Китай самоизолировался, и Евразия разделилась на противоположные лагеря. Сейчас наоборот: японская политическая элита чувствует, что богатая Япония, экономически связанная с миром, больше не может ставить самообогащение центральной национальной задачей, не вызвав международного недовольства. Далее, экономически могущественная Япония, особенно та, которая конкурирует с Америкой, не может быть просто продолжением американской внешней политики, одновременно избегая любой международной политической ответственности. Более влиятельная в политическом отношении Япония, особенно та, которая добивается мирового признания (например, постоянного места в Совете Безопасности ООН), не может не занимать определенной позиции по наиболее важным вопросам безопасности или геополитическим вопросам, затрагивающим мир во всем мире.

В результате последние годы были отмечены многочисленными специальными исследованиями и докладами, подготовленными различными японскими общественными и частными организациями, а также избытком часто противоречивых книг известных политиков и профессоров, намечающих в общих чертах новые задачи для Японии в эпоху после холодной войны.[40] Во многих из них строились догадки относительно продолжительности и желательности американо-японского союза в области безопасности и отстаивалась более активная японская дипломатия, особенно в отношении Китая, или более энергичная роль японских военных в регионе. Если бы пришлось оценивать состояние американо-японских связей на основании общественного диалога, то был бы справедливым вывод о том, что к середине 1990-х годов отношения между двумя странами вступили в критическую стадию.

Однако на уровне народной политики серьезно обсуждаемые рекомендации были в целом относительно сдержанными, взвешенными и умеренными. Радикальные альтернативы — альтернатива открытого пацифизма (имеющая антиамериканский оттенок) или одностороннего и крупного перевооружения (требующая пересмотра конституции и которой добиваются, вероятно не считаясь с неблагоприятной американской и региональной реакцией) — нашли мало сторонников. Притягательность пацифизма для общественности, во всяком случае, пошла на убыль в последние годы, и одностороннее ядерное разоружение и милитаризм также не смогли получить значительной поддержки общественности, несмотря на наличие некоторого числа пламенных защитников. Общественность в целом и, конечно, влиятельные деловые круги нутром чувствуют, что ни одна из альтернатив не дает реального политического выбора и фактически может только подвергнуть риску благосостояние Японии.

Политические дебаты общественности первоначально повлекли за собой разногласия в отношении акцента, касающегося международного положения Японии, а также некоторых второстепенных моментов в изменении геополитических приоритетов. В широком смысле можно выделить три основных направления и, возможно, менее значимое четвертое: беззастенчивые приверженцы тезиса «Америка прежде всего», сторонники глобальной системы меркантилизма, проактивные реалисты и международные утописты. Однако при окончательном анализе все четыре направления разделяют одну, скорее общую, цель и испытывают одно и то же основное беспокойство: использовать особые отношения с Соединенными Штатами, чтобы добиться мирового признания для Японии, избегая в то же время враждебности Азии и не рискуя преждевременно американским «зонтиком» безопасности.

Первое направление берет своим исходным пунктом предположение, что сохранение существующих (и, по общему признанию, асимметричных) американо-японских отношений должно остаться стержнем японской геостратегии. Его сторонники желают, как и большинство японцев, более широкого международного признания для Японии и большего равенства в союзе, но их основной догмат, как его представил премьер-министр Киити Миядэава в январе 1993 года, состоит в том, что «перспектива мира, вступающего в XXI век, в значительной степени будет зависеть от того, смогут или нет Япония и Соединенные Штаты... обеспечить скоординированное руководство на основе единой концепции». Эта точка зрения господствует среди международной политической элиты и внешнеполитических ведомств, удерживавших власть в течение последних двух десятилетий или около того. В ключевых геостратегических вопросах о региональной роли Китая и американском присутствии в Корее это руководство поддерживается Соединенными Штатами; оно также видит свою роль в том, чтобы сдерживать американскую склонность к позиции противоборства с Китаем. В действительности даже эта группа все больше склоняется к тому, чтобы уделять особое внимание необходимости более тесных японо-китайских отношений, ставя их по важности лишь немного ниже связей с Америкой.