Для обряда тетушка выделила самую большую спальню с желтыми обоями в мелкий цветочек. Обычно в ней спала Юмаана с мужем, поэтому кровать стояла такая огромная, что Илкер казалось, будто она попала на небольшой остров. Когда часы пробили восемь утра, девушка уже не спала. Она вообще провела беспокойную ночь: сильно волновалась. Судорожно вцепившись в простынь, ждала, когда войдет служанка с завтраком. Жрица вчера несколько раз расписала ей день по минутам, поэтому она знала все, что сейчас произойдет, но сердце буквально пустилось вскачь. Служанка вошла с последним ударом. Возможно, последнюю четверть часа она караулила под дверью.
— Доброе утро, госпожа.
— Доброе утро, Фирца, — еле слышно откликнулась девушка.
Пожилая служанка принялась зажигать свечи, расставленные по комнате: на подоконнике, на камине, на комоде, даже на полу. Стало светло как днем, хотя Илкер предпочла бы полумрак, но так распорядилась жрица храма Невест. Фирца вышла и тут же вернулась с подносом — завтрак. И опять же, если бы от Илкер что-то зависело, она бы ничего не ела, но служанка стояла рядом, ожидая, когда можно будет унести остатки пищи. Она ни за что не уйдет, пока девушка не положит в рот хоть что-нибудь. Илкер, торопливо прожевала малюсенький бутерброд с тонкой пластинкой мяса, убедившись, что этого недостаточно, — служанка по-прежнему строго взирала на нее — съела еще пару тортинок и взяла кубок. Ей подали вино, приготовленное по рецепту той же жрицы. Напиток имел странный привкус. Еще вчера Илкер строго предупредили, что вино она должна выпить все.
С завтраком было покончено. Фирца отнесла поднос, двое слуг внесли в комнату огромную деревянную бадью с водой. Внутри ее выстелили белой тканью. От воды поднимался парок. Мужчины покинули спальню, но теперь вместе со Фирцей зашла Юмаана и жрица. Первая встала в сторонке, на случай, если хозяйке понадобится помощь, последняя должна проследить, чтобы все прошло правильно.
Юмаана подошла к постели.
— Вставай, моя деточка, — ласково позвала она. По настоящему, к ней должна была обратиться мама.
Илкер послушно встала, подошла к бадье, тетя сняла с нее рубашку и помогла залезть в воду. Затем ласково вымыла девушку. Почти как мама. Вчера Илкер предполагала, что будет ужасно стесняться. Но, кажется, вино, которое ей подали, было необычным во всех отношениях. Она чувствовала какую-то легкость и даже азарт, хотелось, чтобы уже скорее закончилась та часть обряда, которая дома, и она пошла в храм. После того как королева обмолвилась о том, что невеста принца непременно должна пройти храм Невест, девушка прочитала все, что смогла найти об обряде, поэтому знала даже то, о чем жрица вчера не упомянула. Например, что раньше на купании присутствовал еще и жених.
Едва Илкер вспомнила об этом, как померещилось, что Ялмари здесь и так же, как всегда, смотрит серьезно из дальнего угла. Девушка невольно обернулась и поймала одобрительный взгляд жрицы. Молодая женщина с распущенными гладкими волосами, покрытыми льняным платком, в льняном платье старомодного покроя стояла недвижимо у стены, держа белую одежду Илкер.
Купание закончилось. Тетушка помогла вытереться Илкер, потом тщательно просушила волосы. Снова надели нижнюю рубашку. Только после этого подошла жрица и облачила невесту в льняное платье, похожее на то, что носила она: облегающее грудь и мягкими складками падающее ниже. Платье закрывало и руки, и горло. Жрица тщательно застегнула его. Раньше ее бы отправили по улице в одной рубашке. Другие нравы тогда были. Волосы Илкер уложили в большую тонкую сетку: теперь ветер не растреплет пряди, но всем будет казаться, что волосы распущены. Жрица взяла ее ладонь и повела из дома. Предстояло самое трудное.
Двери дома распахнулись, и жрица вывела ее на улицу. Там девушку окружили другие женщины из храма, так что народ, выглядывающий из-за спин "волков", из окон, и даже с крыши наблюдавших за процессией, почти не видел невесту. Илкер окинула взглядом людей: уж тут-то Ялмари точно должен быть, но выискивать его в толпе было некогда. Она босыми ногами шагнула на мостовую, усыпанную по случаю праздника лепестками цветов и под заунывную песню, которую затянули жрицы, направилась к храму.
По легенде храм Невест существовал уже около трех тысяч лет. Его изредка подновляли, но никогда не перестраивали. Когда Истинная церковь стала главенствовать в Энгарне, она попыталась закрыть храм, но безуспешно. Священники смогли лишь сделать более благопристойными обряды, проходившие у всех на виду: например, одеть невесту. Но то, что происходило в храме, не менялось. Служили там потомственные жрицы. Говорят, раньше они не выходили замуж, и никто не знал отца их дочерей, даже жрицы. Но сейчас все изменилось. Жрицы в храме менялись каждый месяц: одиннадцать месяцев в году они жили с мужьями в собственном доме, а один — в храме. Верховная жрица храм не покидала, но на этот пост избиралась вдова. Дочерей жрицы приводили для служения после их свадьбы. Часто они узнавали о том, что происходит в храме, после того как над ними тоже проводили обряд.
Невеста проводила в храме сутки, поэтому жрицы принимали триста шестьдесят невест в год, и, если не считать дочерей жриц, это были знатные или богатые невесты. Такие торжественные процессии, как сегодня, устаивались редко. Только если дворяне подавали особое прошение королеве. Обычно невесту привозили в карете, и она шла босиком лишь последний лавг до храма. Но свадьба принца — совсем другое дело. Илкер пройдет путь от собственного дома до храма — почти десять лавгов.
Вино еще туманило сознание, и девушка плохо слышала и пение, и крики толпы. И вдруг почудилось, что она идет не в храм Невест, а в храм Судьбы: простоволосая и босая, в нижней рубашке. И под ногами холодный камень незнакомого города, а ноги хлещет ледяная поземка.
Илкер задрожала. Но вот нога коснулась первой ступени, и она успокоилась: храм Судьбы намного больше, а расположен ниже — к нему не ведет такая длинная лестница. А главное, на крыше храма Невест нет дракона.
В окружении жриц девушка поднялась вверх, миновала колонны. Двери были гостеприимно распахнуты. Внутри, на красивой бордовой дорожке, вышитой по краям золотом, ждала ее верховная жрица. В холе горело множество факелов, и Илкер, быстро оглянувшись, заметила, что каменные колонны были и внутри здания, но, в отличие от внешних, в свете факелов искрились. Пол покрыли древними изразцами: на каждой плитке изображение феи с крыльями в легкой тунике на фоне зеленой листвы. Когда процессия вошла под своды храма, жрицы перестали петь, двери закрыли, отрезая Илкер от шумного города.
— Добро пожаловать, Илкер, — голос у седой женщины мягкий. Может быть, это от вина ей все нравится? Женщина улыбнулась. — До следующего утра ты наша гостья. И я хочу, чтобы ты усвоила несколько правил. Здесь можно задавать вопросы. Можно говорить, что ты чувствуешь: когда ты захочешь есть, пить или спать — скажи, и будет так, как ты хочешь. Если что-то тебе не нравится — ты можешь не делать этого. Можно заходить в любую комнату храма, но только в сопровождении жрицы. Запрета у нас два: нельзя отказываться от напитков, которые тебе предлагают. Нельзя покидать храм до следующего утра. Хорошо, Илкер?
— Да, госпожа, — кротко ответила девушка. Этому ее научили вчера: верховную жрицу называть госпожой.
— Ты хочешь сначала провести обряд?
— Да, госпожа, — об обряде тоже рассказала жрица: что будут делать, как и для чего. Рассказала, почему лучше сначала провести обряд: чтобы к завтрашнему утру все немного зажило, и она могла красиво спуститься по ступеням храма.
— Иди за мной, Илкер.
Девушка последовала за жрицей по лестнице, затем светлыми коридорами — повсюду горели факелы — в небольшую комнату, с высоким жестким ложем: туда она тоже поднялась по ступеням. Но прежде чем Илкер легла, жрица подала ей кубок — то от чего нельзя отказываться. Девушка добросовестно выпила его, и теперь вкус уже не показался странным. Но под действием напитка дальнейшего она почти не помнила, как будто происходящее ей приснилось. Комнаты и жрицы расплывались и таяли, а слова врезались в память, словно их высекали резцом на камне.
