— Где он? — подскочил к девушке Загфуран.

— Добрый день, маг, — лишь по чуть скривившимся губам можно было заметить, что отхи недовольна. — Я сделала то, что ты просил.

— Да, благодарю. Добрый день, — недовольно пробурчал он. — Что-то не так?

— Ты должен решить его участь скорее. Я не могу долго задерживаться здесь. Если ишви узнает, что я действовала без его ведома… Если он отречется от меня — я умру. Отхи не живут без ишви.

— Как же не живут? — удивился Загфуран. — Вы же не так долго с ним. Отхи рядом только пока молоды…

— Ишви должен отпустить, а не отречься. Одна приходит — одна уходит. Так всегда. Если отречется — я умру.

— Кто тебе сказал? — усмехнулся маг. — Заморочили вас, запугали. Не волнуйся. Я обещал помочь и я помогу.

— Есть еще одно… Полотно меняется каждый день. Трудно уследить за утком. Хозяйка выходит замуж. Князь приезжает к ишви. Принц закрыт, защищен. Решай его участь быстрей, потом будет поздно.

— Началось, — нахмурился минарс. — Снова будешь загадывать загадки? Я и сам догадался, что принц защищен. Эту защиту мне и надо вычислить. Дня три подождем. За три дня ничего не случится?

Отхи наморщила лоб, будто рассматривала то, что недоступно простому взору.

— Князь будет у ишви через восемь дней. Три дня у тебя есть, маг.

— Вот и прекрасно. Так где он?

Отхи показала на клетку, и только теперь Загфуран заметил, что там лежит окровавленное тело.

— Что это? — неприязненно скривился он. — Что ты с ним сделала?

— Он сражался. Убил двух щивеатов. Но он не умрет, если ты не скажешь убить его. Он оборотень. Живучий.

— Хотелось бы верить, — посомневался Загфуран. — Почему у него нет охраны? Если живучий — придет в себя и сбежит.

— Щивеаты не могут сторожить его, — пояснила отхи. — Двоих убили. Если не вернутся пятеро — забеспокоятся. Я наложила заклинание. Заклинание будет охранять его. И клетка. Ее привезли специально. Я приказала.

— Заклинание может помешать мне найти Эрвина, — недовольно проговорил маг. — Что за заклинание?

— Оно не помешает, — успокоила отхи. — Оно не снаружи — внутри. Если сбежит — его убьют.

— Что же это за заклинание такое необычное? — Загфуран провел рукой рядом с клеткой. Ничего не почувствовал. Кажется, отхи права: заметить заклинание снаружи было невозможно. — Хорошо, будем надеяться, что оно не помешает. Тебе лучше уйти. Я попробую найти его защиту. Моя магия может поранить тебя.

Как только отхи скрылась из вида, маг закрыл глаза и стал плести заклинание. Добираясь до этого места, он вдоволь поохотился и сила била в нем через край, жаль, что от чесотки это не избавляло. Он заранее размышлял, как лучше вычислить Эрвина. Прошлая попытка не удалась, но он полез слишком уж напролом. И, конечно, если бы он знал, что столкнется с Управителем Гошты, действовал бы иначе. На этот раз он раскинул над клеткой невидимую сеть. Если кто-то попытается спасти или освободить принца с помощью магии — сеть не затянет его, но тихонько "зазвенит" давая знать об этом Загфурану. А главное, оставит на Эрвине или любом другом не снимаемый след, по которому можно будет вычислить мага, даже если он захочет скрыться в других мирах.

Плетение сети — занятие не из легких. С мелкими ячейками он не управится и за неделю. Если же они будут велики — умелый маг сумеет скользнуть сквозь них. А еще надо сделать ее невидимой для прощупывания, иначе клетку с принцем обойдут десятой дорогой. Хотя, если этот оборотень для чего-то нужен Эрвину, он рискнет…

Когда работа была закончена, с Загфурана лил пот. Тело страшно чесалось и снова хотелось крови. Он немного полюбовался на созданное им творение — сеть он смог сделать так, что замечал ее лишь тот, кто создал. Либо тот, кто обладал похожей кровью. То есть, если здесь окажется маг-вампир, — он ее различит. Остальные не заметят, пока не коснутся. Люди могут преодолеть ее беспрепятственно. Если Ялмари задумает уйти — сеть его не удержит. Тут оставалось надеяться на заклинание отхи. Но люди принца не найдут. Кому придет в голову искать его среди древних могильников? Надежда у несчастного — Загфуран скривился — только на Эрвина.

Он имел возможность поохотиться. Сеть подаст знак, как бы далеко он ни находился. В крайнем случае он переместится прямо к клетке, чтобы "поймать" Эрвина. Местность он теперь знает, так что проблем это не составит.

Горячее солнце, казалось, выжигало сознание. Даже сквозь прикрытые веки оно светило слишком ярко. Он бы закрыл лицо, перевернулся на спину. Если бы мог.

Его облили водой, и раны чуть затянулись. Но поить его никто не собирался. Потому что на самом деле они не собирались его спасать, они чуть отсрочили его смерть. Он как наживка, маленький червячок, для того чтобы поймать огромную рыбину — Золотого Эрвина. Он слышал беседу — Загфуран стоял близко к клетке, да он и не старался говорить тихо. Зачем? Все равно оборотень скоро умрет. Интересно, получится у мага поймать Эрвина?

Не надо бы, чтобы получилось. Он умрет, но еще есть Илкер, родители, сестра… Будь у него чуть больше сил, он бы волновался по этому поводу. Но сейчас охватило вязкое безразличие, когда хочется одного: чтобы скорее угас этот сумасшедший свет, чтобы было не так жарко, чтобы… умереть.

Это малодушно. Неправильно. Он должен бороться и еще чего-то должен. Но он ничего не мог с собой поделать. Ялмари впервые пожалел, что не родился человеком. Человек давно бы умер, а не поджаривался медленно на солнце несколько дней к ряду.

Да еще странное заклинание — если он сбежит, то умрет. Принц не помнил, когда Есита наложила его. Наверное, был без сознания. Но он считал это явно излишней мерой предосторожности. Зачем тратить волшебную силу, когда есть раны, солнце, мухи…?

Неизвестно, интересен ли он Эрвину, нужен ли для чего-то, но совершенно точно он понравился мухам. К ослепительному свету, режущему глаза, добавилось назойливое жужжание. Хорошо, что он не чувствовал их, но теперь он начал мечтать хотя бы о том, чтобы потерять сознание и получиться покой.

Но это желание, исполнившись, обмануло, как и остальные. Он терял сознание, но при этом не получал ни покоя, ни отдыха. Казалось, на мгновение гасло солнце, а затем все начиналось сначала: жара, жажда, свет, мухи…

Затем в сознании все спуталось. Ялмари четко осознавал, что все, что он видит вокруг — нереально. Но при этом умудрялся разговаривать со своими видениями.

Мухи выросли, стали похожими на упитанных лесных кабанчиков, они садились на грудь, так что становилось трудно дышать, и объясняли ему, что сопротивляться бесполезно, дня через два его убьют. Ялмари заявлял, что таких огромных мух не бывает, а если и бывают, то они не умеют говорить. И вообще если уж он бредит, то желает видеть что-то более приличное, чем гигантские мухи.

Его требование немедля исполнялось. Он висел на крючке посреди жидкого огня. Из вздымающихся к небу языков пламени выплывал гигантский карась, и заявлял, что он не кто иной, как Золотой Эрвин и приплыл сюда, чтобы сожрать принца. Ялмари сначала объяснял, что, конечно, готов быть съеденным, лишь бы не было так жарко, но лучше бы Золотой Эрвин этого не делал, потому что где-то там, на берегу, притаился Загфуран с гарпуном и непременно убьет карася-Эрвина еще до того, как принц переварится у него в желудке. Но тут же убеждал рыбу, что Эрвин вовсе не карась, просто у него, Ялмари, бред, что Эрвин совсем другой, поэтому карась может убираться к шерешу: все, чего он хочет, это немного покоя, пусть и на крючке посреди пламени…

Видения сменялись одно другим, каждое все причудливей, но при этом непременно переплетающееся с реальностью.

А потом пришла Илкер. Серьезная и печальная, она склонилась над ним и поцеловала в запекшиеся губы. Ялмари будто дотронулся до льда, а не до девичьих губ, но сейчас это было приятно. Он хотел попросить лечь с ним рядом: он горит, она мерзнет, вместе им будет хорошо — но передумал.