Иная форма разложения…..

Он обернулся и посмотрел на Сашу.

— Что? — спросил тот.

— Смотри.

— Что?

— Бутылка водки!

Костя показал рукой. На второй полке болталась одинокая, нераспакованная, бутылка водки.

— О.

Костя заметил, что в словах Саши появилась безысходность.

— Водка, — произнес Петькин.

Он открутил крышку и выпил с горла.

— Будешь?

— Да. Давай. — Костя сделал глоток.

— Ань?

— Да. Давай.

— Ынжац, ты будешь?

Демон повернулся, но ничего не сказал.

Костя снова закрыл глаза.

Существо-Листик.

Как это прекрасно.

Он ощутил светлый голод. Потом, открыв глаза, осмотрел их обоих — Сашу и Аню. Он представил один Листик на двоих. И вот, они на одном Листе, точно на одном кресте. Вживлены в единую плоть.

Они хотели быть вместе? Вот, это близость. Нет никакой лучшей близости!

— Держи, Кость.

Костя сделал еще глоток. Водка была теплая, ужасная.

— Посидим здесь? — спросил Саша.

— Да, отдохнем, — Аня вздохнула.

— Ты устала?

— Да.

— Ничего. Скоро все закончится.

— Да, — ответил Костя, — скоро все закончится.

— Что закончится? — спросила Аня.

— Всё.

— Сашь, мне страшно.

— Костя, что ты несёшь? — нервно сказал Саша.

— Ничего. Скоро будет обед. Обед обедов. И там будут все. Там будут и жаркое, и салаты. Напитки. Паштет. Гуляш. Отбивные. Свежие мозги. Это была лишь подготовка. Едят не однажды. Едят много раз. Одна и та же пища может быть съедена, переварена и…..

Тут он понял, что происходит следующее: он думает одно, и то, что он говорит, он говорит про себя. Но вслух говорит другое. Он состоял из двух существ.

— Совсем мало осталось, — говорил он в реальности, — дойдем до локомотива. Там наверняка будет нужное управление. Если там есть машинист, дадим ему по голове. Я думаю, что там должно быть специальное управление, рассчитанное на перемещения в пространстве.

— Человек, которого съели — рано радуется, — говорил он про себя, — думаете, если вас съели, то и все? Отмучились? Как бы не так. Один раз съеден — считай, что ты — навсегда обед. Есть тебя могут много-много раз. Все начинается с самого процесса. Как вы знаете, существует очень много видов поедания. Это как кухня народов мира.

Могут есть и на живую.

То есть, едят-то оно в любом случае на живую. Даже если зажарили, то это ни о чем не говорит. И в жаренном состоянии вы способны все чувствовать. Отпадает кожа. Их трещинок сочится сок.

Они голодны.

Они ждут.

Ложки, вилки и ножи.

— Е-р-н-е, — сказал Ынжац.

— Что это значит? — спросил Саша.

— Он комментирует мои слова.

— Но ты же говорил о том, что хочешь поскорее приехать в Сочи и пообедать.

— Да.

— Существует еще и Черный Сочи! — воскликнул он в другом пространстве. — У каждого города есть своя обратная сторона. Именно оттуда выходят демоны.

А вот, что сказал Ынжац:

— Я слышал это уже не один раз. Когда-то, очень давно, я тоже говорил, как ты. Я был человеком. И мне тоже предложили сделку. Я стал демоном. Я не испытал горечь поедания. А те, кого съели, их обед уже завершился. Но муки продолжаются. Это ад. Но, думаешь, продавшись и став черным, я продал душу? Нет. Когда-нибудь это случится, и они будут побеждены. Я летел на самолете. Это был пассажирский рейс. В салоне «Боинга» было более трехсот человек. Взрослые, старики, женщины и дети. Мы летели в Нью-Йорк. Это был обыкновенный рейс. Я был журналистом. Я спокойно читал материалы с экрана своего ноутбука, когда это началось. В воздухе появилось крошечное облачко. Пассажиры сразу обратили на него внимание. Оно было слишком густое, слишком объемное. И вот, из это облако образовалось существо, которое набросилось на пассажиров. Все произошло очень быстро. Спустя минуту в салоне было на несколько человек меньше. Существо прошло сквозь оконное стекло. Вместе с жертвами в своем чреве. Нам же стало ясно, что самолет летит где-то не там. За окном было красноватое небо. Люди стали смотреть в окна. И тогда им удалось увидеть землю. Это была страшная земля. После этого все происходило по классическому для подобных ситуаций сценарию. Мы летели очень долго. И по мере полета число пассажиров продолжало сокращаться. Особенная драма случилась возле туалета. Туда пошло несколько человек, и их засосало щупальце. Вся кабинка уборной была залита кровью. Я пошел в кабину пилотов, и оказалось, что пилотов нет. Нет, один был. Но он был мумией. Маленькое существо, напоминавшее мышь, высосало из него все соки. Так он стал мумией. Я сел в кресло пилота, и тогда понял, что разговариваю с НИМ.

— Скоро будет обед, — сказал он.

Мы долго говорили. Он говорил мне о том, что избран. И я понял, я проникся этим. Я ощутил голод. Тебя ждет то же самое.

Это был смысл слова Ынжаца.

— Держи, — Саша протянул Косте бутылку.

Костя сделал два глотка. Он не знал, что ему думать.

— И что с того? — спросил он.

Они вновь стояли возле окна. Поезд поднимался по дуге — вверх, и было не видно, что это за дуга. Если бы ему сказали, что они поднимаются по радуге, он бы охотно в это поверил. Вагон находился под наклоном, и ему пришлось держаться за край форточки.

В вагоне находились дамы и господа. И они также были вынуждены держаться, кто за что.

— Ты готов? — спросил Он.

— Да.

— А столовый прибор?

— Да.

— Любимое блюдо?

— Люблю что-нибудь под соусом.

— Хорошо.

— Специи.

— Очень хорошо.

— А вы?

— Я всегда с тобой. Возможно, что ты смотришь на мир моими глазами.

….Они вошли в зал. Да, именно зал. Конечно, это был вагон. Вот только что за вагон. За столом сидели все те же дамы и господа. Их было много, и все они были готовы к обеду.

— Видишь, — сказал он.

На доли секунд что-то мелькнуло. Точно в изображение вставили кадр. Костя увидел этот зал совсем в другом ракурсе. За столом находились вовсе не люди. А еда была вовсе не еда. И тотчас реальность вернулась.

— Присаживайся, — произнес он ласково.

Сев за стол, Костя посмотрел на вилку и нож.

ОН потер руки в предвкушении.

— Знаешь, я — большой гурман.

Он открыл крышку. На Костю смотрела голова Ани. Глаза широко открыты, и губы чего-то ждут. Поцелуя.

— Начнем.

Откуда-то в его руках взялся специальный нож для вскрытия черепа.

….Костя вздрогнул. Поезд продолжал движение. За окном летел веселый лес со своими радостными цветами, полосатыми насекомыми, росянками и прочими, замечательными на вид, опасностями.

Костя посмотрел на Ынжаца. Тот снял очки, показав свои глаза. Это были очень странные глаза — вокруг зрачков располагались светло-голубые концентрические окружности.

Он как будто спрашивал.

Костя кивнул.

— Да, мало ли, что он сказал, — произнес Костя, — мало ли, чего он желал. В глубине души и самый злой человек иногда вдруг просыпается, из него что-то вываливается. Это как разбить кувшин, а из него высыпаются сороконожки. Хорошо, пусть он прав. Ну и какие предложения? Положить свою голову на поднос? Очень хорошо. Просто хорошо. Прекрасно. Нет, в этом мире сильны — сильные. И нечего играть в ботаников, в растения, в жертвы, в пищу. Какая разница, как это достается? Таков закон. Что из себя строил Петькин? А кто теперь Аня? Я даже о ней и не думаю.

Он отошел от окна.

— Ну что? — спросил Саша.

Ынжац подошел к нему и встал, покачиваясь.

— Он готов, — произнес Костя.

— Т-у-у, — сказал Ынжац.

— Что? — спросил Саша.

— Он говорит, что в следующем вагоне никого нет. А это — последний вагон.

— Откуда он знает?

— Он говорит, что знает.

— Так. Отлично. Ладно. Давайте.

— Что давать? — спросила Аня.