— Я здесь.

— Почему ты раньше не ответил?

— Раньше ничего… — Витькин голос оборвался.

Гидрофоны барахлят, подумал Морозов и вспомнил, как однажды вот так же потерял связь с Витькой под водой. Масса намагниченного железа, что ли, поглощает сигналы? Не теряя Витьку из виду, он медленно поплыл под лодкой, потом поднялся метра на два и увидел еще одного ныряльщика. Это был не Свен и не Витька — те плавали ниже.

— Володя, ты? — спросил он, но не получил ответа.

Ныряльщик, раскинув в стороны руки и ноги, неподвижно висел над рубкой субмарины. Морозов поплыл к нему. Приблизившись, он увидел сквозь прозрачный шаровой шлем лицо Заостровцева — странно искаженное, с полузакрытыми глазами.

Пальцы Заостровцева слабо шевелились — будто ощупывали воду…

Монотонный голос:

— Шум винтов катера по пеленгу тридцать пять… Шум по пеленгу сто двадцать…

Глухой взрыв. Тишина.

— Четвертые сутки пошли, как лежим на грунте.

— Ну, как ты, Сергей?

— Дышу…

— Держись, моряк… Выберемся… Кровь у тебя из ушей. Дай вытру…

Взрыв. Взрыв. Еще. Сильный взрыв. Скрежет, звон разбитого стекла.

— Вцепились, проклятые…

— Шум винтов по пеленгу сто шестьдесят.

Тишина.

— Не жалеют на нас глубинных бомб.

— Ну, мы им крепко влепили. Три транспорта за один поход…

— Прекратить разговоры. Берегите силы.

Тишина. Слабый плеск воды. Еще взрывы.

— Товарищ командир, из первого отсека докладывают: пробоины заделаны, течи нет.

— Добро.

— Ну, как, Сергей?

— Дышу пока…

Долгая пауза. Глухие взрывы. Чье-то хриплое, свистящее дыхание.

— Скоро рассвет… что будем делать, комиссар? Цэ-о-два сверх всяких норм.

— Надо решать, Алексей Иваныч. Иначе — задохнемся.

— Всплывать и драться. Дать ход дизелями. Другого выхода не вижу.

— Что ж, будем всплывать и драться.

— Артрасчеты в центральный пост. По местам стоять, к всплытию!

— В носу-у! По местам стоять, к всплытию! Артрасчеты в центральный! В кор-рме! По местам стоять, к всплытию!

— Товарищи! Братья! Вы сражались храбро, как положено балтийским подводникам. Сейчас предстоит последний бой. Победим или умрем!

После короткой паузы:

— Продуть среднюю!

Резкое шипение воздуха. Звонок.

— Приготовить правый дизель на продувание главного балласта!

Плеск волн. Неясные голоса. Отдаленный гул моторов.

— Продуть главный балласт! Комендоры, к бою!

…Морозов подплыл к Заостровцеву, тронул его за плечо. Сорок минут истекли, пора было подниматься. Но Заостровцев даже головы не повернул.

Свен и Витька уходили вверх. Морозов помахал им рукой, сказал:

— Мы немного задержимся.

Он знал: лучше Заостровцеву не мешать, если… если с ним сейчас творится то же, что и в том памятном рейсе к Юпитеру…

— Огонь! Огонь, комендоры!

Орудийные выстрелы, выстрелы. Гул моторов. Разрывы снарядов. Пулеметные очереди.

— Еще один катер горит! Молодцы!

Яростный грохот боя.

— Товарищ командир, пятый заливает водой!

— Носовая! Почему замолчали? Огонь по самолету!

Нарастающий рев моторов.

— Серега, Серега, ты что? Куда тебя?..

Тяжкий взрыв. Лязг, оборвавшийся стон.

— Заряжай!

— Первый и второй заливает…

Еще выстрел, последний…

— Прощай, Алексей Иваныч, дорогой… Друзья, прощайте! Умрем, как положено! «Вставай, проклятьем заклейменный…»

«Интернационал» заглушает грохот боя. И вдруг — тишина. Плеск волн…

Свен на катере доставил их к маленькому островному пирсу. Они пошли наверх по крутой тропинке, петляющей меж скал. Заостровцев держался неплохо — куда лучше, чем полтора часа назад, когда Морозов еле выволок его из-под воды. Хорошо еще, подоспел Свен, обеспокоенный их долгим отсутствием, и они вдвоем втащили Заостровцева на верхнюю палубу судна. Заостровцев повалился в шезлонг и долго лежал в полном оцепенении. Пульс у него был нормальный, дыхание — ровное, но он не отвечал на вопросы, хотя и слышал их прекрасно. «Первый раз вижу такое полное отключение», — сказал Свен.

Они шли вчетвером по тропинке. Заостровцев переставлял ноги, как автомат, и держался неестественно прямо, а когда навстречу выскочили близняшки, он улыбнулся и слабо помахал им рукой.

Но Тоню ему провести не удалось, у Тони глаз был наметанный.

Морозов ожидал, что она накинется на Заостровцева с упреками, — ничуть не бывало. Она сразу уложила Володю на койку и промассировала ему виски, а потом напоила каким-то экстрактом. И все это спокойно, без суеты, без лишних слов.

— Теперь постарайся уснуть, — сказала она и вышла из палатки.

Она велела детям не шуметь. Молча выслушала рассказ Морозова о случившемся.

— Сама виновата, — сказала она. — С него нельзя глаз спускать.

— Почему? — удивился Свен.

— Потому что нельзя.

И тут же Тоня стала расспрашивать его о рачках, улучшающих обмен веществ, и Свен обещал подарить ей аквариум с этими рачками.

Наступил вечер — тихий, прохладный, пахнущий дождем. Опускался туман, на ближних островках и на фарватере зажглись огни.

В палатке Морозовых Витька приставил к экрану портативного телевизора увеличитель, и юное население острова, рассевшись по койкам, с азартом включилось в викторину «Знаешь ли ты Солнечную систему?».

Морозов сидел в палатке Заостровцева. А Марта с Тоней устроились в шезлонгах под скалой. Скала еще хранила тепло ушедшего дня. Над головой слабо шелестели, перешептывались сосны. Где-то невдалеке каркнула ворона, запоздавшая с ночлегом.

— Тебе не холодно босиком? — спросила Тоня и, не ожидая ответа, заявила: — Завтра мы улетим домой.

— Почему так скоро? Вы же собирались пробыть здесь две недели.

— Володя лучше всего чувствует себя дома. В привычной обстановке.

— Ну, знаешь ли! — Марту возмутила такая безапелляционность. — Не понимаю, почему ты вечно выставляешь его больным и беспомощным.

Тоня не ответила.

Потянуло холодом. Марта пошла к себе в палатку, надела туфли, накинула на плечи жакет. Вернувшись к скале, она услышала сдавленный всхлип.

— Тоня, что с тобой?

В темноте не видно было Тониного лица. Марта присела на подлокотник ее шезлонга, обняла Тоню за вздрагивающие теплые плечи.

— Я тебя чем-нибудь обидела?

— Никто… никто не хочет понять, как мне тяжело, — проговорила Тоня сквозь слезы. — Все думают, я вздорная наседка… — Ее затрясло от подступившего рыдания.

— Милая, ну, не надо, — растерянно утешала ее Марта. — Никто так не думает. Успокойся… — Она гладила Тоню по голове, как ребенка. — Принести тебе витаколу?

— Нет. — Тоня вскинула голову, выпрямилась, прерывисто вздохнула. — Ничего… сейчас пройдет. — Она повернула к Марте лицо, и в ее глазах Марте почудилась враждебность. — Вот ты говоришь, я выставляю Володю больным. Ничего я не выставляю. Но он не такой, как все. Как же можно его не оберегать?

— Если ты говоришь о той старой истории у Юпитера, то ведь у Володи это прошло…

— Ничего не прошло! Просто он скрывает от всех. Даже от меня… Только напрасно, все равно я вижу… И сегодня опять случилось…

— По-моему, сегодня Володя просто перекупался.

— По-твоему! — Тоня отодвинулась от Марты, поправила волосы. — С ним это случается редко, но каждый… не знаю, как назвать… каждый приступ обходится ему дорого. Поэтому я стараюсь всегда быть с ним.

Марта мягко сказала:

— Тоня, милая, прости, что я…

— Ничего, — прервала Тоня. — Ты благополучная, тебе, конечно, не понять. Да я и не требую понимания. Не обращай внимания на мою вспышку.

«Да, да, как же, — подумала Марта. — Я благополучная. Я такая благополучная женщина, каких еще на свете не бывало. А какое благополучие мне еще предстоит…»