— Я только что просматривал эту компанию, — говорит аналитик — Чистая прибыль у нее растет, уровень продаж поднялся на двадцать процентов…

Альберт жестом останавливает его.

— Не надо мне об этом рассказывать, — говорит он. — Я этих вещей знать не желаю.

Альберт напряженно смотрит на диаграмму, а аналитик, затаив дыхание, ждет, какое же варево сварганит волшебник из глаза тритона и лягушачьего пальца.

— Это «голова и плечи»? — спрашивает аналитик, нервно указывая на диаграмму. Альберт с презрением смотрит на него. Альберт очень вежлив и очень сдержан, но его страшно раздражает, когда невежа пытается вдохнуть жизнь в его диаграммы. «Дело не в диаграмме, дело в человеке, который ее читает», — любит повторять Альберт, и я этому верю, потому что если двум чартистам дать один и тот же график, в половине случаев они выдадут диаметрально противоположные выводы.

— Тут должна будет появиться еще одна «нога», — говорит наконец Альберт, — может, пунктов на семнадцать, на восемнадцать.

— Но когда всплывут прибыли… — протестует аналитик

— Уже учтены, — говорит Альберт, и теперь к нему приближается второй аналитик. Он обнаружил по-настоящему современную компанию «Альфанумерик» с новым печатающим устройством. Прибыли пока скромноваты, но цена акций взлетела с 7 до 200. В результате кривая «Альфанумерика» на диаграмме идет один дюйм в самом низу, а потом взмывает на метр по вертикали. Им даже пришлось склеить два листа миллиметровки, чтобы получился целый метр. Аналитик настроен очень оптимистично, но он хочет знать степень риска. Он показывает на точку в районе отметки 170 и хочет знать, стоит ли покупать на этом уровне, если цена пойдет вниз.

— Нет, — говорит Альберт. Он не тратит слов.

— А где же будет уровень прочной поддержки? — спрашивает аналитик

Альберт указывает на дюймовый отрезок внизу диаграммы.

— Я предположил бы отметку «семь», но с гарантией сказать трудно, — говорит он, потому что не собирается принимать всерьез этот «Альфанумерик». И взялся он практически ниоткуда, и взлетел как будто сам по себе, и приличной диаграммы по нему пока еще не выстроить. Прием окончен, пациенты расходятся, и я заполучаю гроссмейстера в свое безраздельное владение.

— Смотри, — говорит Альберт.

На столе посреди Генштаба стоит нечто вроде телевизора. Это компьютерный монитор. Перед ним клавиатура, наподобие клавиатуры пишущей машинки.

Пока я не могу понять, вокруг чего сыр-бор. Альберт работал с компьютерами и прежде, и я помню, как сидел рядом с ним, а он обводил кружками маленькие красные цифры на бело-зеленой полосе компьютерной бумаги.

— Он-лайн, в реальном времени, — говорит Альберт. Онлайн в данном случае означает, что вся информация располагается тут же, внутри системы. А реальное время означает «практически мгновенно». В общем, работает как компьютер какой-нибудь авиалинии, проверяющий наличие мест на всех самолетах и затем сообщающий вам, есть ли место на рейсе номер 1 в канун Рождества. Может быть, аналогия и не вполне верна, может быть, даже сам Альберт не вполне прав, и, может быть, для того, чтобы компьютер знал, что происходит, сначала должна состояться сделка, а потом сделка должна быть зарегистрирована и внесена в систему учета. Но так ли, сяк ли — давайте примем на веру, что это был сообразительный юный компьютер, тем более что над программой Альберт работал сам. Альберт усаживается за клавиатуру как Ван Клайберн или Глен Гульд — скорее как Глен Гульд, кисти занесены, манжеты завернуты.

— Импульс движения по группам! — кричит Альберт и делает «клик-клик-клик» по клавиатуре. Монитор начинает светиться и компьютер говорит:

1 АВИАЛИНИИ

2 ЭЛЕКТРОНИКА

3 АЭРОКОСМИЧЕСКАЯ ИНДУСТРИЯ

Это то, что сейчас находится в движении. А движение — это то, чего не признают сторонники случайного блуждания.

— Какие авиалинии? — говорю я.

Альберт снова делает «клик-клик-клик» на клавиатуре.

МЕЖДУГОРОДНЫЕ

говорит смышленый компьютер.

— Большое спасибо, — говорю я. — До этого я бы и сам додумался.

— Авиалинии, междугородные, средневзвешенные данные, — говорит Альберт и опять: «клик-клик-клик».

1 EAL

2 TWA

3 NWA

Компьютер говорит, что «ЕАL> движется хорошо.

— Теперь смотри, — говорит Альберт, — «EAL» по отношению к группе в целом. «EAL» по отношению к рынку.

EAL

1:4 17:5 4х1х3

— Уже непонятно, — говорю я. — Что это за цифры?

— Это моя собственная система, — говорит Альберт. — Это параметры. Не бери в голову.

Мне с этим везет. Я в компьютерах ни черта не понимаю, а когда оказываюсь рядом с ними, они обязательно выдают какую-нибудь чушь вроде 01001100100101101.

— Теперь: «EAL» по отношению к прошлым дням и неделям, средневзвешенно по существующему базису, — говорит Альберт, делает «клик-клик-клик» по клавиатуре, и на экране загорается:

EAL

99:97

3х4х1

— Покупателей в данный момент больше, чем продавцов, — говорит Альберт.

Я наклоняюсь над клавиатурой и набираю кодовое сокращение другой авиалинии, а потом жму те же клавиши, что до этого нажимал Альберт.

ОШИБКА

— Твоя машина, как обученная собака, — говорю я. — Ничего не выжать, если не сядешь ты сам. Признает только руку хозяина.

Альберт сияет. Мы сидим еще минут пятнадцать, кликая по клавишам. Я вижу сейчас воплощение детской мечты, все средние показатели всех игроков, рассортированные по росту спортсменов, по их весу, по годам, проведенным в профессиональной лиге, подает ли игрок левой рукой или правой, играет ли, он лучше на правом фланге или на левом, в пасмурные или в солнечные дни.

— Эта штуковина, похоже, выдает кучу информации, — говорю я. — Но в любой день вся махина может развернуться в обратном направлении.

— Вся махина может, — говорит Альберт, — но вероятность такого разворота обнаружит себя.

— Прекрасно, — говорю я. — А теперь объясни мне: почему чартисты со всем своим изощренным инструментарием были «быками» в июле и «медведями»^[7] в сентябре, на самом низком уровне рынка?

— Кто-то должен делать первый ход, — говорит Альберт. — Обычно это не мы.

— Твоя новая игрушка превосходна, но она не делает ничего такого, чего ты не делал бы и раньше, — говорю я. — Согласен, она может проглядывать разные акции гораздо быстрее. Ты можешь склассифицировать все, что случилось час назад. Но смысл игры по-прежнему заключается в том, чтобы выяснить: «А что же делают все остальные?»

Альберт снова расплывается в улыбке.

Это и есть смысл игры, — говорит он. Альберт тычет большим пальцем вверх. — На них впечатление производит.

«Они» — это люди на верхнем этаже, где полы выстелены коврами и где разрабатывается стратегия Компании.

И внезапно я начинаю понимать, о чем речь. Для любого, выросшего среди «строгих кальвинистских принципов предусмотрительности», ценные бумаги всегда либо Качественны, либо Нет, а Качество означает, что данный бизнес существует уже много лет и отличается внушительными размерами. Для таких людей чартист — это странный человечек с пальцами, перепачканными копиркой, сидящий на трехногом стуле у кульмана. Но теперь он теханалитик с Компьютером, и здесь уже возникает тайна, потому что перед Компьютером пасует любой и каждый. В конце концов разве Он не рассчитывает платежные ведомости с бешеной скоростью? Теперь я понимаю, почему счастлив Альберт. Тут не просто сверкающая новая игрушка, хотя и здесь радости хоть отбавляй, особенно если ты можешь смоделировать биржу и поиграть с этой моделью. Но счастлив Альберт оттого, что приобрел новый статус. Компьютер должен освятить работу чартиста. Нынче их время на дворе.